Сигареты и пиво

Я передумал и решил, что не такое это и хорошее место. И если честно, мне очень хотелось задержаться и взглянуть на тюрьму Манджела. Особенно, когда я услышал, что кто-то идет.

Я подумал, что это, наверное, тот чувак, который швырялся камнями. Или, может, не чувак, а монстр или что-то типа. Что бы это ни было, мне не нравились звуки, которые оно издавало — крики и рев. Я пополз в другую сторону и стал надеяться на лучшее. Я слышал, что их уже несколько, и все рычат и пыхтят. Я полез за своим разводным ключом. Но на мне была одежда какого-то другого чувака, и ключа я не нашел. Большая рука схватила меня за лодыжку.

А потом за другую.

Я закричал. Я знаю, что кричат только бабы, но я ж был не в Манджеле. Я был в стране покойников или как там ее, а там обычные правила не котируются.

— Ааааа, — сказал я, думая, когда они отрежут мне ноги. Я точно знал, что их отрежут. Эти монстры собирались отомстить мне за все плохое, что я сделал в жизни. И сопротивляться было без мазы. Я ведь не могу уделать монстров. И бежать некуда.

Я замер и попытался отключиться.

Я этому трюку научился еще когда был мелким. Уходишь целиком в себя и говоришь себе, что твои руки и ноги — это не ты, и живот не твой, и жопа — просто подушка или что-то типа. Срабатывает, если сделать все правильно, и уже неважно, насколько сильно твой старик тебя пиздит. Так можно часами существовать и даже забить на все, что тебе говорят, если уйти очень глубоко в себя. Именно это я и сделал, забил на весь этот рев и на то, как эти монстры со мной обходились. И только когда один из них вставил мне в рот сигарету, я решился взглянуть.

Это был Большой Боб.

И еще двое.

— Вы че тут делаете? — спросил я. А потом сам все понял.

Я больше не был в покойничьей стране. Так вот.

Большой Боб посмотрел на меня так, будто я только что нассал в кухонную раковину его мамаши. Плим и Джона уставились в потолок. Я тоже посмотрел. В потолке была большая дыра, а за ней — большое темное пространство.

— Еб твою мать, — сказал я себе, когда понял, что произошло. Это ж было ебаное чудо. — Ну, пацаны, — сказал я, выдыхая дым и растирая ноющую шею, за которую я себя подвесил. — Спасибо, типа.

Джона поставил передо мной чашку чая и взял у двери швабру. Плим уже собирал большие куски штукатурки.

— Ладно, — сказал Большой Боб, огромной рукой стряхивая со стола пыль и мусор и водружая туда еще одну папку. Эта была черной. На обложке большими и ни хера не выцветшими буквами было написано КАЙФ. — Помнишь ту кошку, о которой мы говорили?

— Нет, — сказал я.

Ему это не понравилось. Рот сморщился как куриная гузка. Но я ведь не хотел его оскорблять, типа. Я просто не мог вспомнить, о какой кошке мы говорили.

— Специально для тебя повторяю по буквам. Ты выжил. Тебя спасли. Воскресили из мертвых.

Я посмотрел на дыру в потолке, кивнул головой и сказал:

— Знаю.

— Ничего ты не знаешь, — сказал он, потирая лицо. — Ты и половины всего не знаешь. Кажется, у тебя есть там друзья…

— Нет знаю, — повторил я кашлянув, потому что Джона поднял шваброй вокруг меня пыль. — Я знаю, что меня вернули из мертвых. Я был в покойничьей стране, так, а вы, ребята типа дотянулись дотуда и вытащили меня через эту дырку, спасли меня от монстров и…

— Заткнись и хотя бы раз послушай, — сказал он, грохнув по столу своими оромными кулачищами.

— Еще ниче не кончилось, знаешь ли. Я похлопал его по плечу и сказал:

— Сигарету.

Он дернулся, тачку занесло.

— Эй, смотри, куда рулишь, — сказал ему Плим.

— Я сказал “сигарету”, — сказал я, еще раз хлопнув его по плечу.

Джона повернул голову.

— Отъебись от меня.

— Эй, — повторил Плим. — Слышь, прекрати в меня плеваться.

— Я в тебя не плевался, — Джона свернул на Уолл-роуд и вдавил педаль в пол.

Плим вытер с лица слюну.

— Плевался, блин.

— Да ни хуя, — Джона посмотрел на меня в зеркало заднего вида. — Он меня толкнул.

— Ни хуя подобного, — сказал я.

— Толкнул, бля.

— Дай, блядь, сигарету, — я положил руку ему на плечо. Все немного помолчали, потом Плим сказал:

— Дай ему, блин, сигарету, блин.

— Сам дай, — сказал он, стряхивая мою руку.

— Ты ж, блин, знаешь, что я не курю, — сказал Плим. — Дай, блин…

— Ладно. Блядь, — он повернулся и протянул мне сигарету. Я посмотрел на нее в свете уличных фонарей. На улице было тихо. На моих часах — половина первого. Сигарета оказалась беником. Сейчас каждый уебок курит беники.

— Ебаные беники, — сказал я.

— Чем-то недоволен? Можешь вернуть обратно. Ну?

— Я не жалуюсь, просто говорю. Дай прикурить, бля.

— Че ты сказал? — он швырнул зажигалку назад, промахнувшись мимо меня. Зажигалка ударилась в заднее стекло.

Я нашел ее сзади, на старом шерстяном свитере.

— Я просто сказал “Ебаные беники”. Это че, преступление говорить “Ты наглый, ебаный…”

— Да заткнитесь вы оба, блин, — Плим явно начал выходить из себя, он сжимал кулаки и тер свои толстые ляжки. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь срался. — Блэйк, — он вытянул шею, чтобы посмотреть на меня, отгоняя дым от своей толстой башки. — Ты ведь помнишь, что делать, так? Мы высаживаем тебя на углу, ты обходишь здание сзади. Уверен, что не хочешь, чтобы мы пошли с тобой?

— Я ж вам говорил уже — я работаю один.

— Я работаю один, — Джона явно глумился надо мной.

— Ну да, бля, я работаю один. И мне не нужны дружки-пидоры, как тебе.

Джона резко затормозил, Плима выкинуло из сиденья и шваркнуло головой о стекло.

— Придурок чертов, — сказал Плим. Он все еще бесился, но уже не так сильно. Видимо, удар башкой пошел ему на пользу. Он перестал тереть рожу и повернулся ко мне. — Ладно, что ты делаешь, попав внутрь?

Я пожал плечами:

— Иду ссать.

— Завязывай, Блэйк.

— Ладно, ладно. — Я ниче не мог с собой поделать. Плим и Джона были парочкой засранцев, еще в школе. И мы с ребятами вечно над ними глумились. Это ж как надо было опуститься, чтобы работать вместе с ними?

Да еще выполнять легавую работу, блядь.

— Вхожу внутрь и прячусь, — сказал я. — Свет не включаю, чтобы застать их, типа, врасплох. Когда он заходит, я его мочу. Потом мочу Нобби и Дубину.

— Тебе не обязательно мочить Нобби и Дубину.

— Ну да. Но Большой Боб сказал, что по хрен, так ведь? Он сказал, что город без этих двоих станет чище.

— Но сначала ты все равно убираешь Нополи, понятно? — Джона смотрел на меня в зеркало заднего вида. — Сначала обязательно убери Нополи.

— Почему? Какая разница, кого я замочу первым, если я его все равно замочу.

Плим не знал, че сказать.

— Да, констебль Джонс. Почему?

— Потому что… Потому что, бля… Знаешь, неважно, что будет после того, как ты сделаешь этот выстрел, главное, что свою работу ты уже выполнил. Понятно? А если ты выстрелишь в кого-нибудь другого, они смогут уделать тебя.