Сила двух начал
Шрифт:
После Мэри прочитала письмо Люциуса – тот сообщал, что женился и живет со своей женой в собственном поместье. Разумеется, она в ответном письме поздравила Люциуса с таким знаменательным событием.
А вот тот, от кого волшебница еще с осени ждала новостей, Тэдди, все никак не заявлял о себе – видимо, командировка его затянулась надолго. Так что Мэри оставалось лишь ждать и верить, что письмо от своего старого однокурсника она получит скоро.
В середине марта она узнала, что Хагрид поймал-таки огненных крабов в том лесу с клаббертами, и начал разводить их в Запретном лесу. Весть эта была принята как ею, так и Кэт, с ужасом, но ничего поделать они не могли – Хагрида никто не мог переубедить, если дело касалось его любимчиков, одними из которых и стали
А двадцатого марта Мэри убедилась в том, что ее теория насчет периодичности приступов была отнюдь не ошибочной – приступ действительно пришел к ней, своевременно остановленный противоядием. Случилось это за завтраком, и никто из профессоров даже не заметил, что с волшебницей что-то не так.
Но не Кэт, что спросила негромко:
— Надеюсь, на этот раз ты помнишь все, что происходило с тобой до завтрака и свои планы на сегодня тоже?
В голосе ее при этом была изрядная доля иронии, но Мэри спокойно ответила, что все в норме. Впервые она не испытала ничего необычного ни во время приступа, ни после него – ни потери памяти, ни простого головокружения – ничего. Даже наоборот – весь день она была полна сил и энергии, да и следующие два дня тоже. И лишь на третий день после приступа Мэри смогла узнать причину этого.
— Так значит, ты добавил ингредиенты, не предусмотренные рецептом, посчитав, что с ними противоядие будет действеннее?— поинтересовалась волшебница у Снегга тихим, но грозным, голосом, услышав от него истину. Северус несколько ошеломленно кивнул, ожидая гневных слов от Мэри. Но получил нечто иное – она, улыбнувшись ослепительной улыбкой, заключила Северуса в горячие объятия.
— Ты так талантлив!— воскликнула волшебница восторженно,— ну просто уникум в зельеварении! То зелье – само совершенство! Надеюсь, ты не откажешь мне в просьбе варить его постоянно?
— Конечно, профессор Моран,— ответил Снегг, что явно смутился от похвал Мэри,— это будет честью для меня.
Волшебница с благодарностью улыбнулась ему:
— Спасибо, Северус, я тебе очень признательна. Пожалуй, теперь, когда ты почти спас мне жизнь, ты заслужил право узнать все о той болезни, что мучает меня с детства.
И Мэри рассказала Северусу все о «Болезни Милосердных». Он слушал ее очень внимательно, не перебивая, и, только когда волшебница закончила свой рассказ, спросил с задумчивым видом:
— Вам удалось лишь раз избежать смерти, не принимая противоядия вообще? Как?
— Силой воли. Целительница, что помола мне после этого на ноги встать, рассказывала, что у одной ее пациентки была похожая ситуация – она тоже выжила только благодаря силе воли, что победила очередной приступ.
— Ясно. Да, хотел бы я помочь вам, профессор, полностью вылечиться,— воодушевленно произнес Снегг,— но на это понадобятся годы...
Лицо Северуса приобрело мечтательный вид. Мэри не смогла сдержать улыбку, понимая, что ей крупно повезло – этот юноша уже сейчас для нее незаменим, а когда он станет Пожирателем смерти, его помощь ей будет просто огромной.
Проходили дни, время все бежало и теперь, как казалось Мэри, втрое быстрее, чем раньше. Наступил апрель, затем – май, и в первых числах мая волшебница получила письмо от Кристиана, в котором сообщалось, что он был полностью оправдан и восстановлен на прежней работе в Министерстве. А чуть позже она, к удивлению и радости, получила весть от Тэдди – он сообщал, что готов встретиться с ней, и что теперь он надолго в Лондоне. Мэри в ответном письме сообщила, что сможет встретиться с ним лишь в начале июня, а то и позже.
Между тем, три ее ученика, изучающие Темные искусства, все быстрее продвигались вперед, радуя волшебницу своими успехами. И в начале мая Мэри решила научить их заклинанию, стирающему память – не особо сложному, зато — весьма необходимому. Все трое изрядно попотели, чтобы добиться здесь хоть каких-то успехов и лишь в середине мая у них что-то начало
выходить. И, когда каждый в совершенстве овладел этим умением, она объявила, что тренировки прекращаются из-за приближающихся экзаменов.25 мая у Мэри уже не было уроков – все курсы готовились к экзаменам. Поэтому она решила скоротать день походом в Хогсмид. На этот раз в одиночку – у Кэт еще продолжались уроки, а Хагрид пропадал где-то в Запретном лесу. Так что волшебница, немного прогулявшись по деревеньке, зашла в паб «Три метлы», и, устроившись за свободным столиком с кружкой сливочного пива, потягивала его минут десять. До тех пор, пока одиночество ее не было нарушено – к ней за столик сел волшебник, чье лицо было закрыто капюшоном плотного дорожного плаща.
— Рад видеть вас здесь, госпожа,— произнес тот еле слышно, и Мэри узнала в волшебнике Джона, своего последнего ученика, что почти год был Пожирателем смерти.
— Взаимно,— ответила она, вглядываясь в темные глаза Джона, блестевшие из-под капюшона,— какие вести?
— Темный Лорд желает узнать, насколько талантливы те претенденты в Пожиратели смерти, что вы выбрали, и как быстро продвигается их обучение. Если плохо, то единственное, что они увидят в особняке – ваше любимое зеркало.
— Оно подождет,— бросила волшебница небрежно,— эти трое довольно талантливы, и убивать их нужды не будет. А один из них сможет оправдать самые смелые надежды Моргана.
Джон удовлетворенно кивнул, и, чуть помедлив, поинтересовался:
— Вы, насколько я знаю, слышали о свадьбе Люциуса Малфоя и Нарциссы Блэк?
— Да. Люциус мне писал об этом не так давно. И о том, что теперь они в своем поместье живут, весьма довольные жизнью и друг другом. Для полной идиллии не хватает лишь детей.
Как Мэри не старалась, зависть в голосе ей скрыть не удалось. Джон, понимающе хмыкнув, собрался было что-то сказать, но внезапно засобирался. Волшебница поняла, что Волан-де-Морт вызвал его к себе, и, едва Джон ушел, сама покинула паб – пора было возвращаться в Хогвартс.
Идя по безлюдной дороге, Мэри думала о том, что было для нее больной темой уже около двух лет – о детях. Невольно вспомнила о не родившемся ребенке, и та боль, что появилась в ее сердце от этих мыслей, не дала ей загодя понять, что пришел очередной приступ. То, что это должно случиться именно сегодня, волшебница совершенно выкинула из головы, но зелье, тем не менее, было с ней. Она быстрым движением достала пузырек, откупорила его, поднесла к губам... Сделала два глотка и тут же сильнейшая боль поразила ее сердце, швырнув ее, неподготовленную к этому, на землю. И уже лежа на земле, Мэри ощутила панический страх, увидев, что все зелье вытекло из пузырька, который выпал из ее ослабевших рук. Чувство всепоглощающего ужаса завладело ее сердцем вмиг, секунда — и она, едва осознав трагичность сложившейся ситуации, уже корчится в муках на пустынной дороге, понимая, что на этот раз ей не выжить – слишком мало зелья было выпито. Попыталась взмолиться медальону, но он не ответил на призыв – боролся с частью души Волан-де-Морта, что попробовала бунтовать именно сейчас, словно почувствовав, насколько слабой стала волшебница. Паника и темнота окружили сознание Мэри – она уже не чувствовала боли и ясно понимала, что это может означать лишь смерть...
Но темнота вдруг рассеялась, боль притупилась и Мэри, поднявшись на ноги с большим трудом, заставила себя идти вперед, к Хогвартсу. Волшебница понимала, что это — безумие, ведь боль, было, отпустившая ее, вновь завладела ее телом из-за малого количества выпитого зелья. Вот она уже ног не чувствует, а через секунду понимает, что и тела – тоже... все ее ощущения куда-то ушли, сознание угасало с каждой секундой все больше и больше, и лишь борьбу в медальоне Мэри ощущала ясно – такой сильный жар сейчас шел от него. Вот нет даже этого ощущения – на замену ему приходят муки душевные, что являются для нее худшей долей, чем муки телесные. Ее душу словно рассекают невидимым огненным мечом на мелкие частички, уничтожая ее, стирая из бытия... И смертельный огонь лишь будет помнить о ее душе, сжигая ее...