Сила Воли

Уже собрался идти, как присмотревшись к союзнице, фыркнул с возмущением:

— Ты ещё и плакала?! Просил же не размазывать средство на щеках! Когда только успела?.. Дорожки остались… Горе ты моё, луковое!

С этими словами достал баночку из-под гуталина, и деловито замазал размытые дорожки на девичьих щеках. В неверном освещении зала, выглядело вполне. Но при лучшем освещении любому наблюдательному человеку покажется странным неуместная, старящая маскировка на лице девушки. Решили основательно подправить «цвет лица» уже непосредственно в вагоне. Если будет, конечно, возможность.

У билетных касс — ни единого человека. То ли никого не было желающих на ночной поезд, то ли билетов вообще не имелось в продаже. Последнее, выглядело наихудшим вариантом. Оказалось, что имеются всё-таки солидные основания для переживаний:

— Билетов нет! — не раскрывая рта, выдала сонная билетёрша. — Даже в общий вагон запретили продавать, они забиты сверх всякой меры.

— Может хоть какие-то завалялись? — заискивающе улыбнулся парень, чуть ли не втискивая лицо в малюсенькое оконце. — Если поможете, с меня шоколадка.

Сонные глаза дамы значительно приоткрылись, но она продолжила многозначительно молчать. Мол, вначале деньги, а потом — стулья. Да и когда получила желаемое (хорошо, что в притоне Митяя и такие деликатесы имелись) уже с иным сомнением разглядывала парня. Потом решилась:

— Есть два билета, но в купейный вагон. А там знаешь, какая цена?

Киллайд знал, успел прочитать прейскуранты на таблице, висящей возле кассы. Разница, по сравнению с билетом в общий вагон, была двадцатикратной. Простой, пусть и высокооплачиваемый рабочий, от такой цены удавится. Или вообще никуда не поедет. Вот и не ехали. А если ехали, то лишь большие начальники, уважаемые партийцы или прослойка из работников снабжения, кои во все время вкусно ели и сладко спали.

Не с руки было так шикарно путешествовать и молодым комсомольцам, в большинстве своём нищим и малоимущим. При покупке такого билета кассирша обязательно и насмерть запомнит такого богатенького пассажира, вряд ли косметические изменения помогут. Или помогут-таки? Да и комсомольская лихость на что?

— Эх! — решился парень, — Поедем хоть раз в жизни с комфортом. Тем более что нас с матерью отец заждался на Востоке. Она на любые цены согласна. Да и я… Давайте купейные!

Про мать он заявил на всякий случай. Авось кассирша не станет бродить по вокзалу, выискивая покупателя билетов и присматриваясь к его спутнице. Только и скажет, если спросят: студент какой-то, со своей мамашей. А если и заметит девчонку, то мало ли кто из провожающих по перрону и в вагон шастает?

За десять минут до прибытия поезда, парочка уже стояла с вещами на перроне. А до того пришлось спросить у дежурного, в каком именно месте останавливается четвёртый вагон. Тот показал на нужную точку своим флажком, с презрением косясь на парня, который запоминался невероятно жирными губами и торчащими несколько странно усиками. Наверное, сравнил с привокзальными котами. И, наверное, только для порядку, глянув на многочисленные вещи, добавил-напомнил:

— Стоянка десять минут. Не мешкайте при посадке.

Так что на последних минутах молодожёны сдвинулись на самую выгодную позицию и только отворачивались от приближающейся струи пара. Когда поезд встал, первые шесть вагонов сразу просматривались не в пример лучше остальных. Пусть и закопченные угольной пыльно, но явно новые, улучшенной модели. В пятом — вагон ресторан, с закрытыми плотно шторками, но с освещением в салоне. А вот проводники всех пяти привилегированных вагонов не спешили отпирать площадки, просто выглядывая наружу. Тоже признак того, что свободных мест нет.

Тогда как Александр не стал долго мешкать или пускаться в неуместные споры, сразу запрыгнул в тамбур и стал ругаться с проводником:

— Ты чего задерживаешь посадку?! Совсем стыд и совесть потерял?!

Пожилой, полный мужчина растерялся вначале:

— Так билеты…

— Вот билеты! Шестое купе. Смотри! И поднимай площадку!

Работник вагонного сервиса посветил фонариком на билеты, и с тяжёлым вздохом открыл площадку. После чего даже помог принять Насте тяжеленные чемоданы. Шульга уже стал протискиваться в вагон мимо мужчины, но тот вдруг перешёл на просительный тон:

— Постойте, ребятки… Я вам вот что скажу, — помялся, кривя лицо, и продолжил, горько улыбаясь: — Поймите правильно, мест нет…

— Так вот же! Билеты!

— Ну-у-у… как бы вам сказать… Там на свои два места очень опасные люди сели. А с ними — ещё парочка таких же нагло примазалась. Их подельники, друзья и собутыльники. Поверьте, очень, очень они опасные.

— И что, нельзя высадить этих безбилетников?

— Увы… ибо знаю я этих уркаганов. И они меня знают.

— Ну и что? — пожал парень плечами. Прежде чем ответить, проводник с фатализмом вздохнул:

— Грохнут они меня! И путейная милиция не спасёт… Только за то, что попытаюсь вас там усадить — грохнут. Хотите, сами скандал поднимайте на следующей станции, но очень не советую. У них тут весь маршрут схвачен, все их покрывают. А вас тоже ссадят для разбирательства и…

Он замолк, многозначительно покрутив у себя перед лицом кистью руки. Мол, понимайте, как хотите. И делайте всё, на что духу хватит.

Но потом ещё совет дал:

— Вы ребятки лучше тут посидите, в тамбуре. Целее будете. А там, глядишь, я для вас по местечку где-нить в разных купе выкрою. Да и эти вурдалаки, авось, где и сойдут на ближайшей станции. Мне-то они ничего говорить не стали, так что пути их неисповедимы.

С минуту подумав, Александр жёстко заявил:

— Хорошо, тут посижу. Но жену мою беременную, в своё купе впустите! Не хватало ей ещё простудиться. Иначе сейчас тут такое устрою…

— Ладно, ладно! Не кричи! — шикнул на него проводник, угодливо распахивая дверь из третьего вагона, откуда три солидных мужчины прошло в сторону вагона ресторана. Видимо тот всю ночь работал для посетителей. — Давай деточка, ко мне проходим. Только сидеть там как мышка и без меня ни шагу в коридор!

Стало понятно, что дверь на перрон вскрывалась не та, что возле купе проводника, а с другой стороны вагона. Однозначное нарушение правил. Или это по причине смычки с вагоном-рестораном?

Настя с проводником ушли. Только и получилось несколько раз поощрительно махнуть рукой вслед оглядывающейся Бельских. А потом Александр присел на чемодан и стал составлять планы. Ехать четверо суток, страдая как в общем вагоне, да ещё и за такие деньги, он не собирался. А уж при восстановлении справедливости, совесть и гуманность никаких препон ему не чинили. И человеколюбия, как такового понятия, у последнего в цивилизации пьетри не существовало. Тем более что способов решения разных задач у набирающего силы мемохарба, имелось бесчисленное множество.