Сила Воли

— Совершенно верно, — пришлось ответить. При этом Киллайд продолжал всем своим видом излучать вопрос, как бы звучащий «чего надо?»

— Ну тогда к вам у меня небольшая просьба: заберите картину, которую академик меня просил освежить, так сказать. Вот! — и он снял прямо со стены прихожей полотно в простенькой рамке размером метр на полтора. — Только аккуратно, пожалуйста, краски ещё не до конца высохли. Понятно, что отдавать не к спеху, но сами видите, что в этом мире творится. Не знаешь, где через неделю окажешься: то ли в купе вагона, пересекающего границу, то ли в тюремном карцере.

Сюжет картины страдал откровенным примитивизмом, и слабо верилось, что он кисти великого художника. Ну так он и не утверждал, что это его творчество. А мало ли какое изобразительное искусство нравится академикам от геологии?

Правда, парню пришлось наморщить лоб, демонстративно вспоминая:

— И где именно эту картину повесить? Не припомню свободного места для неё.

— Когда хозяин вернётся из Москвы, сам повесит. Главное проследите, чтобы лицевой стороной ни к чему полотно не касалось. Ну и вообще… Заходите, если что. Ещё раз прошу извинить за грубость и за испорченный вечер. Всего хорошего, молодой человек!

Вот, не старый грубиян — а сама любезность. Уже и руки не дрожат и дыхание у художника выровнялось. Да и сосед больше задерживаться не стал.

Уже аккуратно внося картину в арендованную квартиру, Шульга наткнулся на переживающую Анастасию:

— Что там случилось, на ночь глядя? — потребовала она отчёта.

Пересказал ей суть происшествия, попутно выискивая место, куда бы приткнуть отреставрированное изделие неизвестного примитивиста. А так как жилище не обладало большими пустыми пространствами, несколько раз ткнулся габаритной ношей в разные препятствия. Итоги такой неловкости тут же сказались на целостности произведения, о чём не преминула воскликнуть наблюдательная девушка:

— Ой! Здесь кусок краски отвалился!

Уже предвидя неприятности, связанные с художником и с этой картиной, Киллайд поставил её на кухонный стол, прислони к стене, и стал внимательно осматривать при полном освещении. Вначале не удержался от критики вслух:

— Мазня! Я и то, в сто раз лучше нарисую!

Подруга глянула на него с изумлением, но вслух своего сомнения не высказала. Только смиренно продолжила выслушивать ворчание в виде рассуждений:

— Вроде ерунда… Можно закрасить этот оголившийся кусок, только цвет подобрать… Но что мы видим?.. Первым слоем на полотне совсем иной рисунок. Потом слой определённого лака, защитного качества… А потом эта мазня… Ещё свежая?.. Зачем?.. Не иначе, как этот Квятковский спешно закрасил нечто… Хм! А уж не искомую ли картину некоего Румалина?.. Вот же ловкач!.. Ещё и мне всучил этот явный компромат! И что теперь?.. Я же не усну спокойно, если не гляну на картину, из-за которой столько шума, обысков и треволнений.

Комсомолка Бельских обладала более правильным и не в пример рациональным мышлением:

— Оно нам надо? Закрасишь завтра и не смей никуда смотреть. Лучше вот глянь сюда, что это у меня там болит? Прямо огнём печёт…

И ткнула пальчиком себе в шейку, в место одного из недавних, особо активных поцелуев. Понятно, что руководствуйся мемохарб только своим сознанием, просто плюнул бы на покраснение, растёр, и оправил бы девушку в спальню. Но молодое, полное любовных гормонов тело, ему доставшееся, среагировало совсем иначе. Оно глянуло на пятнышко, поцеловало его, потом поцеловало румяную щёчку… Потом — алые губки. Потом оно подхватило желанное девичье тело, и унесло его в спальню. И уже там между молодыми супругами свершилось то, что обычно и происходит между ними в брачный период.

Естественно, что продолжительного акта, а уж тем более его повторения, не получилось. Хотя Александр, как мужчина, хотел ещё и ещё. Для его дорвавшейся, молодой, здоровой и истомившейся натуры одного раза было явно недостаточно. Но тут помогла (или помешала?) сверхчувствительность при непосредственном контакте с партнёршей. Киллайд чётко проследил в её сознании болезненные ощущения, предвидел дальнейшие неприятные чувства после дефлорации, да и отложил повторный акт на потом. А своё чрезмерное ощущение жалости и заботы оправдывал банальными, прагматичными рассуждениями:

«Ну не зверь же я дикий? Настя сейчас возражать не станет, по неопытности, зато возникнет у неё отчуждение и боязнь самого процесса. А вот если сейчас немножко сдержусь, то впоследствии получу всё в полной мере и с максимальной отдачей. Пусть у неё чуток заживут повреждения, и мы тогда наверстаем…»

А чтобы партнёрша не переживала или не подумала о своей несостоятельности, успокоил её поцелуями и ввёл в глубокий сон. Пусть отсыпается. Сам тоже три часа отвёл себе на отдых, после чего продолжил изучение нового для себя мира. Ведь ещё не все газеты с журналами пролистал, да и в библиотеке академика отыскалось кое-что весьма полезное в общеобразовательном плане.

За час до побудки супруги, вновь устроил ей передачу знаний по геологии и по всем сопутствующим дисциплинам. Такая информация всегда пригодится в будущем.

Потом плотный завтрак и проводы Анастасии до порога её места обучения. А сам — по своим делам, кои с каждым последующим днём преобразовывались в привычную, упорядоченную рутину. Ну и располагались эти дела в строгом соответствии со своей важностью и первоочерёдностью.

Главное дело — изучение всех доступных материалов, связанных со строением тел землян и всего, что сопутствует слову «медицина». Здесь отлично помогала сокровищница литературы мединститута, посещение открытых лекций, и небольшие консультации у нескольких профессоров. Нельзя сказать, что преподаватели так уж рвались помочь в наборе знаний простого лаборанта, но некие усилия при личном контакте, и всё возрастающие умения гипноза, помогли преодолевать почти все трудности.

Второе по важности дело, обещающее безбедное существование в будущем — это углубление знакомства с товарищем Шикаловым из вербовочного центра. А также тщательное изучение связей его покровителя Тамирского, из горисполкома и сопутствующей им компании. Перспективы там просматривались великолепные, конспирация не нарушалась, пути отхода и проработка легенды — усовершенствовались. А при опытности, цинизме и неразборчивости в средствах ничего не боящегося мемохарба, советским чиновникам города Иркутска завидовать не приходилось. Грядёт для них Армагеддон местного масштаба и «…да воздастся им за грехи тяжкие!»

Сексуальные игрища, которые Киллайд устраивал с Анастасией ежедневно, а порой и ежечасно, назвать «делом» язык не поворачивался. Там всего столько много и чувственного, и нереального переплелось, что анализировать не хотелось. Только и утешал себя пьетри коротким утверждением:

«Мне хорошо — а больше ничего и не надо!» — то есть он старался не копаться глубоко в своих новых ощущениях, а всю свою логику и прагматизм направлял на решение основных проблем.

На этом фоне совсем отдельным, но весьма опасным выглядел один момент. Молодая пара всё-таки сильно заинтересовалась всученной им картиной. Буквально через день, Шульга с помощью пинцета и тампонов с растворителем освободил полотно от слоя новой краски, уничтожая сделанный на скорую руку примитив. А когда рассмотрели суть основной, спрятанной от чекистов картины, получили кучу впечатлений. Причём не только положительных или негативных.

Неизвестный им художник Румалин, в самом деле оказался талантливым творцом. Причём настолько, что его картина могла нанести серьёзный вред как самой Советской власти в целом, так и её репутации. Даже само название, в нынешние страшные времена, звучало аполитично: «Арест коммуниста». На большом полотне, с гениальными подробностями изображалась сцена кошмарного насилия, сопровождающего задержание по месту жительства чуть ли не целой семьи: старика, молодого рабочего и его супруги. Или сестры? Причём всё с гениальной достоверностью зафиксировано в момент наивысшего апогея происходящего события.