Silence
Шрифт:
Прошло десять секунд, пятнадцать, тридцать… Я переставала слышать журчания и начала слышать шуршание. Оказывается, снег ложится на землю не беззвучно. Но больше ничего я так и не узнала. Мы не могли определить, в какую из сторон отправилась лодка – вниз по течению или вверх – мотор не звучал. Отплыв на достаточное расстояние, Фарлоу выключил его, чтобы мы не услышали. Может быть просто пристал к другому берегу, только: вниз по течению или всё-таки вверх?
Какой же густой снег. Какая непробиваемая тишина.
Мы только что упустили убийцу.
Глава 50.
Мы оттащили снегоход на десять метров от реки, чтобы со временем
На больничной парковке стояло только три машины: карета скорой помощи, судя по грузящейся в нее команде медперсонала собирающейся на срочный вызов, уже знакомый мне рэндж ровер и полностью запорошенный снегом неизвестный мне агрегат, который вполне мог оказаться подержанным кадилаком.
Мы припарковались рядом с рэндж ровером Оуэн-Гринов. Уже проходя мимо кареты скорой помощи, в которую пулей влетала, словно заблудившаяся снежинка, молоденькая белокурая медсестра, я расслышала, что медики спешат на помощь роженице. “Надо же”, – невольно пронеслось у меня в голове. – “Кто-то сейчас умирает, а кто-то стремится начать свою жизнь. Бок о бок ходят…”.
Мои мысли перебил Гордон:
– Куда подевались все врачи? – остановившись напротив пустого вахтенного поста, сдвинул брови он. Перегнувшись через стойку, он подтянул к себе журнал посещений. – Сабрину Оуэн-Грин полчаса назад направили в операционную. Третий этаж.
– Нас не пустят в операционную.
– А нам и не нужна миссис Оуэн-Грин, ведь так?
Сабрина не была в операционной, как и её родственников не оказалось в зале ожидания. Они все нашлись этажом ниже, в палате, рассчитанной на одного пациента – такого, который сможет позволить себе доплатить за дополнительный комфорт. Какой заботливый у пострадавшей муж…
Пуля сильно поцарапала миссис Оуэн-Грин, пройдя по косой линии от левых ребер до правых: кровь потеряна, шрам будет, может быть даже глубокий, но всё это не смертельно.
– Сбежал? – обеспокоенным взглядом врезалась в меня Сабрина, сидящая под покрывалом на своей наверняка некомфортной, по сравнению с её личной кроватью, больничной койке.
– Вместе с вашей моторной лодкой, – жёстко прогремел Гордон, переведя свой взгляд на Максвелла Оуэн-Грина. – Неужели Вы не видели его приготовлений к побегу?
– Да не было никаких приготовлений!..
– Думаю, всё же были, – Сабрина вновь заставила нас перевести свои взгляды на неё. – Двигатель снегохода я услышала спустя два часа после вашего ухода. Я еще удивилась, ведь снега выпало не так много, чтобы делать первый в этом сезоне обкат снегохода. Думаю тогда
же Джастин и отбуксировал лодку к намеченному им месту, потому что вернулся домой он только спустя три часа. Я хотела с ним поговорить, но он отмахнулся от меня и ушел куда-то в город… Повторно вернулся домой приблизительно за полчаса до вашего прихода, – эта безусловно красивая женщина, выглядящая сейчас не менее безусловно раздавленной, перевела свой сосредоточенный взгляд с меня на Гордона. – Он был очень встревожен.– Ещё бы, – я заметила, как Гордон сжал кулаки скрещённых на груди рук. – Судя по всему, Ваш пасынок пару часов назад устроил перестрелку в этой самой больнице.
– Что?.. – Зак поднялся с табурета, стоящего у изголовья койки его матери.
– Пытался убрать Камелию Фрост – единственного выжившего свидетеля хэллоуинского происшествия.
– Я ведь говорил, что с ним что-то не так! – сын с неприкрытым упрёком уставился на своего отца. – Но ты не хотел меня слушать, думал, что я ревную, что боюсь того, что твоя грёбаная компания отойдёт ему, а не мне! Что б ты знал: меня вообще не интересуют твои деньги! Да и компания, по сути, не твоя, а моего деда!
– Зак, тише… – Сабрина попыталась взять сына за руку, но тот резко отстранил её.
– Нет! Я не собираюсь этого понимать, ясно?! Он принимает незнакомца, назвавшегося его сыном, с распростёртыми объятиями и заставляет нас последовать его примеру, и никто не интересуется – а это вообще нормально, что восемнадцать лет глава нашего “счастливого и богатого” или “счастливого, потому что богатого” семейства игнорировал существование собственного ребёнка?!
– Зак… – Сабрина вновь попыталась утихомирить сына, но тот не собирался затихать, да и мы с Гордоном были не прочь его послушать – вдруг что толковое ляпнет?
– Даже когда ты нашла его заначку с этими таблетками, что отец сказал на это?! Он сказал, что это всего лишь “ничего не значащая детская шалость”! Да меня за меньшие шалости в детстве драли, а здесь мы вдруг решили, будто посторонний взрослый амбал, сделавший в нашем доме самый настоящий тайник с наркотическими средствами, всего лишь “по-детски шалит”! – парень вновь перевел свой взгляд с матери на отца. – А то, что он устроил перестрелку в больнице, то, что он целился в меня, но попал в мать – это тоже “ничего не значащие детские шалости”?!
Выпалив этот свой вопрос, не требующий ответа, в следующее мгновение парень буквально вылетел из палаты, громко захлопнув за собой дверь.
Дождавшись, когда эхо захлопнутой двери перестанет звенеть, я достала из внутреннего кармана своей распахнутой куртки подписку о невыезде, которую взяла в полицейском участке вместе с бронежилетом, и проверила, чтобы на ней стояло правильное имя: не младшего Оуэн-Грина (ему мы так и не успели ничего предъявить), а старшего.
– Максвелл Оуэн-Грин, Вы обвиняетесь в давлении и угрозе жизни по отношению к Беатрис Санчес, пострадавшей от рук Вашего сына: полгода назад Джастин намеренно вытолкнул в окно эту девушку, после того, как его попытка изнасиловать её не увенчалась успехом. Вы умышленно давили на пострадавшую и её семью, прибегая к угрозам расправы.
– Вы не имеете права меня задерживать на основании каких-то бредней! – дрожащим голосом захрипел Оуэн-Грин.
– На основании этих бредней у тебя будут серьёзные проблемы, умник, – Гордон положил на стол перед побледневшим до белоснежного оттенка мужчиной предъявленную мной ему бумагу. – Это подписка о невыезде. Подписываешь: и свободен до суда, волен даже успеть найти себе лучшего адвоката. Не подписываешь: агент ФБР здесь и сейчас надевает на тебя наручники, и мы общаемся с тобой в более непринуждённой обстановке.