Сильмариллион (др. перевод) (илл. Несмита)
Шрифт:
На это отвечал гном: «Я – Мим; еще до того, как обуянные гордыней явились из-за Моря, гномы прорыли чертоги Нулуккиздина. Я всего лишь возвратился забрать то, что принадлежит мне, ибо я – последний оставшийся в живых из моего народа».
«Тогда недолго тебе осталось радоваться своему наследству, – молвил Хурин. – Ибо я, Хурин сын Галдора, возвратился из Ангбанда, а мой сын звался Турин Турамбар – ты, верно, не забыл его? Это он сразил дракона Глаурунга, который разорил эти чертоги, ныне ставшие тебе домом; и ведомо мне, кто предал Драконий Шлем Дор-ломина».
Тогда Мим, охваченный неодолимым страхом, принялся умолять Хурина забрать все, что тот пожелает, но пощадить его жизнь; Хурин же не внял его мольбе и зарубил гнома пред вратами Нарготронда. И вошел он внутрь, и оставался некоторое время в том жутком месте, где сокровища Валинора тускло мерцали во мгле, рассыпанные по каменным плитам, среди всеобщего запустения. Говорится, что когда Хурин вновь вышел на свет из
Теперь Хурин отправился на восток, и вышел к Озерам Сумерек выше Водопадов Сириона; там схватили его эльфы, что охраняли западные пределы Дориата, и доставили чужака к королю Тинголу в Тысячу Пещер. При виде него Тингол преисполнился изумления и скорби: он узнал в этом мрачном старике Хурина Талиона, пленника Моргота, но радушно приветствовал его и оказал ему великие почести. Ничего не ответил Хурин королю, но извлек из-под плаща ту единственную вещь, что унес с собою из Нарготронда: то было сокровище из сокровищ, Наугламир, Ожерелье Гномов, сделанное для Финрода Фелагунда в незапамятные времена мастерами Ногрода и Белегоста, самое прославленное из творений гномов, созданных в Древние Дни: пока был жив Фелагунд, он ценил Ожерелье превыше всех сокровищ Нарготронда. Хурин же бросил его к ногам Тингола со словами, исполненными горечи и гнева.
«Получи свою плату, – воскликнул он, – за добрый прием, что оказал ты детям моим и жене моей! Ибо пред тобою – Наугламир, хорошо известный эльфам и людям; я принес его тебе из тьмы Нарготронда, где оставил его твой родич Фелагунд, уходя вместе с Береном, сыном Барахира, исполнять прихоть Тингола из Дориата!»
Тогда Тингол взглянул на бесценное сокровище и признал в нем Наугламир, и хорошо понял умысел Хурина; но, охваченный состраданием, смирил свой гнев и смолчал, выслушав презрительную отповедь. Тогда заговорила Мелиан и молвила: «Хурин Талион, Моргот околдовал тебя, ибо тот, кто смотрит на мир глазами Моргота, вольно или невольно, видит все в искаженном свете. Турин, твой сын, долго воспитывался в чертогах Менегрота, окруженный любовью и почестями, словно королевский сын; отнюдь не по воле короля и не по моей воле не возвратился он в Дориат. После же жена твоя и дочь обрели здесь приют и зажили в довольстве и почете; мы, как могли, пытались отговорить Морвен от поездки в Нарготронд. Слова Моргота звучат в твоих устах, когда осыпаешь ты упреками друзей».
Выслушав слова Мелиан, Хурин застыл неподвижно и долго глядел, не отрываясь, в глаза королевы; там, в Менегроте, еще огражденном Поясом Мелиан от вражьей тьмы, он постиг наконец истину обо всем, что произошло, и испил до дна чашу скорби, отмеренную для него Морготом Бауглиром. И не говорил он более о том, что осталось в прошлом, но, нагнувшись, поднял Наугламир, лежащий у подножия трона Тингола, и вручил его королю, говоря: «Прими же, владыка, Ожерелье Гномов – как дар от утратившего все и в память о Хурине из Дор-ломина. Ибо ныне судьба моя свершилась и замысел Моргота исполнился – но я больше не раб его».
И Хурин повернулся к выходу и ушел из Тысячи Пещер. Те, кто видел в тот миг его лицо, в страхе отпрянули назад; никто не попытался остановить его; никто не ведал, куда направил он свой путь. Но говорится, что, ища смерти, Хурин бросился в пучину западного моря, ибо жизнь утратила для него цель и смысл – так окончились дни славнейшего воина из числа смертных людей.
Когда же Хурин покинул Менегрот, Тингол долго размышлял в тишине, созерцая бесценное сокровище, что покоилось у него на коленях, и задумал король переделать ожерелье и вправить в него Сильмариль. Ибо с течением лет мысль Тингола все чаще и чаще обращалась к драгоценному камню Феанора, и, прикипев к нему душой, король с великой неохотой оставлял Сильмариль даже за дверями самой надежной из своих сокровищниц, и теперь вознамерился не расставаться с ним ни днем, ни ночью, но постоянно носить на груди.
В те дни гномы еще приходили в Белерианд из чертогов своих в Эред Линдон: переправившись через Гелион у Сарн Атрад, Каменного Брода, по древней дороге они добирались до Дориата; ибо велико было их искусство в работе с металлом и камнем, и для умелых мастеров в чертогах Менегрота всегда находилось дело. Но теперь гномы путешествовали не по двое-трое, как прежде, но огромными, хорошо вооруженными отрядами, чтобы защитить себя при необходимости на полном опасностей пути в междуречье Ароса и Гелиона; в Менегроте же им отводили отдельные покои и кузни, приспособленные для их нужд. В ту пору в Дориат только что прибыли искусные мастера Ногрода, и вот король призвал их к себе и объявил о своем желании: если достанет у них искусства, гномам надлежало переделать Наугламир и вправить Сильмариль в Ожерелье. И вот гномы увидели творение своих отцов, и в изумлении взглянули на сверкающий камень Феанора, и обуяло их неуемное желание завладеть сокровищами и унести их в свои далекие подгорные обители. Но гномы не выдали своих замыслов и согласились взяться за дело. Долго трудились они; часто спускался Тингол один в их глубинные кузницы
и подолгу оставался там, наблюдая за работой гномов. Со временем исполнилось желание короля, и величайшие из творений эльфов и гномов соединились в единое целое, и воплотилась в нем великая красота, ибо теперь бессчетные драгоценные камни Наугламира отражали, переливаясь многоцветными искрами, свет Сильмариля, помещенного в самой середине. Тогда Тингол, явившийся к гномам один, без свиты, вознамерился взять ожерелье и надеть на себя, но гномы не уступили сокровища, требуя его себе и говоря: «По какому праву эльфийский король называет своим Наугламир, сделанный отцами нашими для Финрода Фелагунда, ныне мертвого? К Тинголу ожерелье попало лишь из рук Хурина, человека Дор-ломина, а тот похитил его, словно вор, из темных пещер Нарготронда». Но Тингол проник в их думы и ясно понял, что в стремлении своем завладеть Сильмарилем гномы ищут только повода и благовидного предлога, тщась скрыть истинные свои намерения; и, обуянный гневом и гордыней, король презрел опасность и презрительно заговорил с наугрим, молвив: «Как это вы, неуклюжий народ, смеете требовать чего бы то ни было от меня, Элу Тингола, владыки Белерианда, чья жизнь началась у вод озера Куивиэнен за тысячи лет до того, как пробудились отцы низкорослого племени». И, надменно возвышаясь над ними, Тингол осыпал гномов насмешками и повелел им убираться из Дориата, не мешкая, ибо не будет им вознаграждения.При словах короля алчные сердца наугрим вспыхнули яростью, и они подступили к Тинголу, и подняли на него руку, и предали его смерти. Так в глубинах Менегрота погиб Эльвэ Синголло, король Дориата, единственный из Детей Илуватара, сочетавшийся браком с одною из Айнур; и перед потухающим взором того, кто, единственным из Покинутых эльфов, видел свет Дерев Валинора, в предсмертный миг сиял Сильмариль. Гномы же, захватив Наугламир, покинули Менегрот и бежали на восток через Регион. Но быстро разнеслись вести по лесу, и немногим наугрим удалось переправиться через Арос: пока пробирались те к восточному тракту, за ними выслали погоню; наугрим были перебиты, Наугламир отнят, и эльфийские воины в глубокой скорби доставили сокровище королеве Мелиан. Но двое из числа убийц Тингола ускользнули от преследователей у восточных границ и возвратились в свой город в далеких Синих горах, и там, в Ногроде, поведали немногое из того, что произошло, утверждая, будто гномов в Дориате перебили по повелению эльфийского короля, пожалевшего справедливой платы.
Великая ярость обуяла гномов Ногрода, долго оплакивали они смерть своих родичей и искусных мастеров и рвали на себе бороды, оглашая город стенаниями; долго держали совет, обдумывая грядущую месть. Говорится, что наугрим обратились за помощью в Белегост, но получили отказ, и гномы Белегоста попытались отговорить их от задуманного; однако советы их ни к чему не привели, и очень скоро из Ногрода выступило огромное войско и, переправившись через Тейглин, двинулось походным маршем на запад через земли Белерианда.
А в Дориате произошли печальные перемены. Долго пребывала Мелиан в безмолвии подле короля Тингола, и мысль ее возвращалась в прошлое, к осиянным звездами годам, к первой их встрече много веков назад под сенью Нан Эльмота, где звенели песни соловьев; и знала она, что расставание ее с Тинголом – предвестие разлуки еще более горестной и что Дориат обречен. Ибо Мелиан принадлежала к бессмертному роду Валар; то была Майа, наделенная великим могуществом и мудростью, но во имя любви к Эльвэ Синголло она приняла обличие, присущее Старшим Детям Илуватара и в союзе этом сковали ее оковы и цепи живой плоти Арды. В этом обличии она родила Тинголу Лутиэн Тинувиэль; в этом обличии она обрела власть над материей Арды, и на протяжении долгих веков Пояс Мелиан хранил Дориат от внешнего зла. Но теперь Тингол был мертв, дух его отлетел в чертоги Мандоса, а со смертью его и в Мелиан произошла перемена. Вот так случилось, что в ту пору власть ее утратила силу в лесах Нельдорета и Региона, и зачарованная река Эсгалдуин заговорила иным голосом, и Дориат был открыт для врагов.
Впоследствии Мелиан не говорила ни с кем, кроме одного только Маблунга: ему она повелела позаботиться о Сильмариле и тотчас же известить обо всем Берена и Лутиэн, живущих в Оссирианде. И Мелиан покинула Средиземье и возвратилась в землю Валар за пределы западных морей, предаваться скорбным раздумьям в садах Лориэна, откуда некогда пришла; и в предании этом не говорится о ней более ни слова.
Засим воинство наугрим, переправившись через Арос, беспрепятственно вступило в леса Дориата, и никто не дал им отпора, ибо гномы были свирепы и многочисленны, а эльфийские полководцы пребывали в смятении и отчаянии и бесцельно бродили от места к месту. Гномы же двигались все вперед и вперед, не сворачивая; и перешли через огромный мост, и вступили в Менегрот; там произошло прискорбнейшее из горестных событий Древних Дней. В Тысяче Пещер закипела битва; многие эльфы и гномы нашли свою смерть, и память о том не изгладилась с течением лет. Гномы одержали победу и разорили и разграбили чертоги Тингола. У дверей сокровищницы, где хранился Наугламир, пал Маблунг Тяжелая Длань, и Сильмариль был похищен.