Сильнее только страсть
Шрифт:
Крепость Эшинтон взяли в последовавшие два дня с малыми потерями. Английских воинов оставалось там не очень много, и сражались они вяло.
Вообще той весной английских войск в Шотландии присутствовало значительно меньше, чем в предыдущие годы: король Эдуард мало интересовался ими, куда больше думая и заботясь о своих фаворитах, обретение которых стало весьма Затруднительным после печальной участи казненного Гавестона.
Мечта Джиллианы сбылась: она принимала участие в военных действиях, поскольку Брюс, переговорив с Джоном, одобрил ее присутствие в войске, в одном отряде с воинами
Конечно, мужчины старались ее беречь, но даже Карлейль почти перестал бояться за нее, видя, как смело она ведет себя в самых трудных ситуациях и в то же время обладает достаточной осторожностью, чтобы не рисковать понапрасну.
Однако столкновения с противником бывали не слишком часты, и Джиллиана немало времени проводила в военном лагере, среди шатров и палаток, там, где подковывают коней, готовят пищу, стирают и сушат одежду. Везде уже привыкли к удивительной женщине в мужском наряде с мечом на боку.
Как-то раз, когда она шла из тылового лагеря в расположение своего отряда, ее окликнул кто-то, и, повернувшись, она увидела нагонявшего ее графа Мантита.
– Могу я пройтись с вами, леди Карлейль? – спросил он, проявляя и здесь, чуть ли не на ратном поле, изысканность манер.
Ей хотелось побыть одной, но как отказать такому любезному кавалеру, к тому же графу, и она с улыбкой произнесла:
– Почту за честь, милорд. Как прошло вчерашнее столкновение с англичанами?
– Превосходно. Хотя оно едва ли войдет в историю.
– Очень мало битв входят в историю, милорд.
– Почему же? А мост Стерлинг? – возразил он.
– Да, конечно.
Голос ее смягчился, она вспомнила об отце, кому обязана тем, что находится сейчас в рядах шотландских воинов, и в конце концов тем, что стала женой Джона Карлейля, который сейчас недалеко отсюда, в своем шатре, беседует с Брюсом, а к вечеру она и он снова останутся там одни... друг с другом...
Мантит, глядя сбоку на ее точеный профиль и расцветшую фигуру, достоинства которой еще больше подчеркивались мужской одеждой, думал о том, что совсем неплохо, если бы такая женщина оказалась сегодня ночью у него в шатре: он бы нашел в себе силы не только для разговора о прошедших и будущих битвах.
Неосуществимость своей мечты раздосадовала его. Он представил себе, как Джон Карлейль исполнит сегодня его собственные намерения, и ему захотелось хоть как-то уязвить ее, поддеть, уколоть... Например, мечом. Немножко, слегка. Показать, что она здесь неровня прочим воинам. Мужчинам... И совершенно напрасно находится среди них, смущая своим обличьем...
– Вы слышали, миледи, – спросил он далеко не таким любезным тоном, как несколькими минутами раньше, – что вас многие считают слабым звеном в нашей цепи и даже, извините, однако передаю то, что слышал собственными ушами, – обузой?
– И вы тоже придерживаетесь подобного мнения, милорд? – внешне спокойно поинтересовалась Джиллиана, в душе начиная закипать от его коварства. Непонятно, зачем он решил обидеть ее в такой тихий и солнечный,
свободный от боев весенний день.– Согласитесь, в такого рода утверждении есть что-то от истины, – ответил он с оскорбительной снисходительностью.
Она готова была вцепиться ногтями в его привлекательное наглое лицо, но ограничилась вопросом:
– Возможно, милорд, вы желаете сами убедиться в правдивости своих слов?
– Леди! – воскликнул он. – Уж не предлагаете ли вы сразиться с вами прямо здесь, на поляне? Нет, я, наверное, вас не так понял.
Она не имела намерения вступать с ним в схватку. Джон не одобрил бы такого глупого и вздорного поступка. Но с другой стороны, разве ему понравилось бы, что его жену оскорбляют без всякой на то причины – лишь потому, что человека какая-то муха укусила или у него с утра дурное настроение, – оскорбляют, а она терпит и никак не отвечает. Нет, такого бы Джон никогда не потерпел!
– Если вам угодно, милорд, – сказала она ледяным тоном, – показать мне, как умеют биться настоящие воины, я готова взять у вас урок.
Они находились на ровном месте, на виду у двух частей их лагеря – той, где расположены тыловые службы, и той, где стоят шатры и палатки воинов. Джиллиана полагала, что он выберет другое место и другое время, однако, к ее удивлению, он обнажил меч, изобразив на лице любезную улыбку.
На такое действие не могло не последовать ответное, и меч Джиллианы тотчас оказался у нее в руке.
Мантит, кажется, даже растерялся от быстроты ее реакции, но тут же пришел в себя и бросился в атаку. Она с легкостью парировала его удары, что он, как опытный боец, не мог не оценить, однако не стала предпринимать ответного наступления, а решила сначала прибегнуть к тактике оборонной, чтобы как следует распознать его силы и сноровку.
Он сражался весьма умело, не допуская явных промахов, а она ожидала именно их. И дождалась наконец. Он сделал выпад влево, предоставив тем самым ей возможность для удара, и она нанесла его крестовиной своего меча по открывшейся кисти руки, почти одновременно приставив кончик клинка к его горлу.
– Лучше, если вы бросите оружие, – сказала она, лишь совсем немного задохнувшись после своего рывка.
Он не послушал ее, тогда она прижала клинок чуть сильнее, но Мантит ловко увернулся и резко взмахнул мечом.
Джиллиана, тоже проворно, отпрыгнула, и в следующий момент ее клинок вновь коснулся его тела возле сердца.
– Вы умерли сейчас уже во второй раз, милорд, – негромко произнесла она. – Желаете умереть в третий? По-настоящему?
Мантит нашел в себе силы вежливо улыбнуться и опустил меч, коснувшись им земли, знаменуя тем самым окончание боя и признание ее победы.
Джиллиана ответила улыбкой, вложила меч в ножны и продолжала путь, бросив через плечо бывшему сопернику:
– Надеюсь, вы скажете теперь тем, кто выражал сомнение в том, что я умею держать в руках оружие, что они не совсем правы?
– Да, миледи, – ответил тот, – вы далеко не слабое звено в цепи...
Она бы прошла дальше, к своему шатру, но ее остановил голос Карлейля, вышедшего из большого шатра вместе с Брюсом:
– Кто не совсем прав, и кто слабое звено? Что тут происходит?