Сильнодействующее средство
Шрифт:
Когда они выехали в стареньком «жуке» Макса на улицу, начали сгущаться сумерки.
После того как старик второй раз подряд не остановился на красный свет, Адам проворчал:
— Будь внимательнее. Ты витаешь где-то далеко отсюда. Лучше бы тебе вообще не садиться за руль.
— Ну, я-то по крайней мере сегодня спал, — ответил Макс с притворным возмущением. — А ты не ворчи, а откинься на спинку кресла и послушай музыку. — Он прибавил звук и принялся подпевать.
Адам действительно несколько расслабился и смягчился. Он на мгновение отвлекся от дороги. Потом он всю жизнь будет жалеть об этом.
Макс резко повернул руль, стараясь избежать столкновения. Правое колесо попало на обледенелую обочину, машину занесло, она потеряла управление и на полной скорости врезалась в дерево.
Скрежет сминаемого металла, удар и… мертвая тишина.
Мгновение Адам сидел неподвижно, в глубоком шоке. Затем вдруг осознал, что не слышит дыхания Макса. Он попытался нащупать пульс, в ужасе понимая, что это уже бесполезно, что случилось непоправимое.
«Он умер. Мой друг и учитель — мой отец — умер. И все из-за меня».
Адам издал крик, похожий на вой раненого зверя.
Когда подъехали патрульные машины, Адам все еще бился в рыданиях.
Мальчишки, хоть и потрясенные случившимся, сумели объяснить, как все случилось.
Старший из полицейского наряда торопился покончить с писаниной.
— Вы не знаете его ближайших родственников? — спросил он.
— У него есть жена. Лиз. Они живут в нескольких кварталах отсюда. Я могу дойти пешком.
— Может, вас подвезти?
— Нет, сержант, спасибо. Мне надо собраться с мыслями.
Лиз мужественно встретила трагическое известие. Сказала лишь, что не должна была разрешать мужу садиться за руль.
— Но ведь он такой упрямый! Ты же знаешь!
— Она взяла Адама за руку и горячо сжала ее.
— Приходится привыкать к тому, что такое иногда случается.
«Да, — отрешенно подумал Адам. — Но почему именно с Максом? С этим святым человеком? Это несправедливо!»
Лиз позвонила своей ближайшей подруге, и та с готовностью вызвалась побыть с ней, пока Адам займется организацией похорон. Поскольку речь шла о дорожной аварии, то сначала надо было дождаться результатов вскрытия.
В шесть часов позвонил Эли Касс из пресс-службы университета и спросил о некоторых деталях, необходимых ему для того, чтобы отправить сообщения в «Бостон глоб» и некоторые информационные агентства. Эли был рад, что есть человек, который мог уточнить список ученых наград Макса Рудольфа.
— Декан Холмс говорит, что Нобелевская для него была лишь вопросом времени, — заметил он.
— Да, — машинально ответил Адам. — Его можно назвать ведущим иммунологом мира.
В гостиной сидели Лиз и семейный адвокат Морис Отс.
— Я бы не стал так скоро говорить о завещании Макса, — словно извиняясь, сказал тот, — но дело в том, что он категорически не хотел, чтобы на похоронах звучали какие-нибудь речи. По сути дела, он вообще не хотел никакой панихиды. Во всем остальном завещание очень простое. — Он помолчал, потом, глядя на стоящего в углу высокого доктора с бледным лицом, добавил: — Вам он оставил свои золотые часы на цепочке.
— Сейчас принесу, — предложила Лиз.
— Нет,
нет, — остановил Адам, — еще успеется.— Ну пожалуйста, — попросила Лиз. — Что ж ты, придешь домой с пустыми руками? Не взяв ничего на память о Максе?
И забыв о посторонних, она вдруг упала Адаму на грудь и разрыдалась. Он тоже не смог сдержать слез. Так они и оплакивали вместе свою страшную утрату. Утрату человека, благороднее и чище которого они не знали.
Адам ушел около полуночи, оставив Лиз на попечение подруг и соседей. Дом еще хранил множество следов присутствия Макса: его книги, одежду. Очки, аккуратно лежащие на рабочем столе.
У Адама же был единственный памятный предмет — золотые часы. Тем более трогательный подарок, что в свое время они были подарены Максу его отцом по случаю получения докторской степени по медицине. Теперь они превратились в символическую эстафетную палочку. Адам прижал холодный металлический корпус к щеке.
Зазвонил телефон. Это была Тони.
— Передали в одиннадцати часовых новостях, — сказала она. — С тобой все в порядке?
— Не совсем, — с горечью ответил Адам. — За рулем должен был быть я.
На том конце трубки замолчали. Тони не знала, что сказать. Наконец она спросила:
— Когда похороны?
— Во вторник утром. Никакой панихиды не будет. Он так хотел.
— Мне кажется, что это неправильно, — возразила Тонн. — Какие-то слова должны быть сказаны — хотя бы слова любви. Лиз просто не понимает, но это нужно и ей самой. Нельзя уйти, не сказав ни слова в память о Максе. Можно, я приеду?
— Да ведь ты с ним и знакома-то не была!
— Похороны устраивают для живых, не для мертвых.
— Это я понимаю. Но мне надо будет позаботиться о Лиз.
— Знаю, — мягко ответила она. — Только о тебе тоже кто-то должен позаботиться.
Возникла короткая пауза.
— Спасибо, Тони, — тихо сказал Адам. — Буду тебе очень благодарен, если придешь.
Вокруг свежевырытой могилы собрались человек двадцать. Декан, коллеги с женами, сотрудники лаборатории, студенты. И среди них чуть в стороне стояла только что прилетевшая из Вашингтона Антония Нильсон.
Работники похоронного бюро, привычные к любым, в том числе и к самым необычным проводам умерших, приготовили для участников церемонии цветы, чтобы положить в гроб как последний знак уважения.
Когда у могилы остались только Адам и Лиз, сами собой сорвались с его губ строчки из «Гамлета». Почему-то именно они показались ему сейчас как никогда уместными.
Он человек был в полном смысле слова. Уж мне такого больше не видать!Адам медленно опустил цветы на гроб.
7
Сэнди
Как ни странно, Сэнди Рейвен без горечи вспоминал свои юношеские годы. Он почти не отдавал себе отчета во взаимной неприязни родителей, и в его памяти детство осталось как время самой чистой любви. Не чьей-нибудь любви к нему, а его тайной страсти к своей однокласснице Рошель Таубман. Он пылал к ней таким чувством, каким, наверное, можно было расплавить алмаз.