Симода (др. изд.)

– Что же будет с американским договором? – спрашивал Путятин.

– У японцев подобраны разные титулы: кубо, микадо, дайри – великий господин... Также и для сиогуна. Чтобы не ясно было, что означает, и чтобы император, узнав о подписи сиогуна, не был бы в претензии, что тот претендует... Так, чтобы казалось, что подписано императором, а для императора не казалось. Таков они и подберут титул!

– За века японской истории были у них и об этом споры, – заговорил Гошкевич, – и все неожиданные требования американцев решались уже когда-то. Прецеденты были. Недаром Адамс напомнил, что уже при приеме письма президента Фильмора в пятьдесят третьем году печать сиогуна была поставлена на удостоверении, данном от высшей власти князю Тода в том, что он является уполномоченным императора. Американцы рассуждают: тогда можно, а сейчас нельзя? Дать! И все! Иначе война! Все!

«Но в прошлом году, до заключения Перри договора с Японией, я не мог этого сделать, так как меня известили, что эскадра Рингольда шла на Сахалин и Перри требовал от Японии уступить юг Сахалина для американской базы торгового и военного флота. Японцы ответили: «Сахалин не наш, там русские».

Путятин шел на величайший риск из величайшей осторожности, он оставлял в договоре пункт о совместном владении. Выхода иного не было. Будь он настойчивей, японцы уступили бы весь остров. Они рады, что мы признали за ними Матсмай, который они сами еще до сих пор неуверенно считали своим. Они понимают, что главный их враг и причина всех причин неуспехов – собственная самоизоляция. Но мы могли бы потерять Сахалин, полагает Путятин. Невельской не согласен с доводами адмирала. Путятин всегда считал англичан главным противником и самой большой силой в миро, больше всего опасался их, а не японцев и американцев, и полагал, что нельзя прежде всего англичанам утвердиться на Сахалине. А с японцев англичане теперь и потребовать ничего не могут, тут уж вмешалась бы Америка, которая сама хотела занять юг Сахалина.

Алексей знал, чего хотят сторонники так называемого прогрессивного развития. Некоторые личности в Петербурге рассуждали так: нам не нужны ледяные пустыни. Никакое умное правительство и разумный государь не будут убивать деньги на пробуждение диких пустынь Севера. Надо идти в населенные страны. Ставить там гарнизоны, строить порты и эксплуатировать людей там, где они живут массами, занимать деньги у западных банкиров и вкладывать их в предприятия, железные дороги, строить...

Петербург жаждет дивидендов, капиталистического развития.

На «Палладе» в свое время поговаривали, что надо бы запять порт Нагасаки и острова в проливе между Японией и Кореей, контролировать воду китайских морей и угрожать торговым путям... Но дианские офицеры не сочувствовали таким взглядам. Что же думает Евфимий Васильевич! Неужели все наши добрые дела в Японии послужат лишь банкирам?

На днях матрос вырвал у японца кувшин с сакэ и унес. Японцы пожаловались, и матроса призвали к ответу.

– А что же, раз мы их завоевали! – ответил матрос.

– Вы слышали, господа? – обратился Сибирцев после разбора дела к офицерам. – Чье это воспитание?

– Да ничье. Никто дурака этому не учил, – сказал Можайский.

Но про самую главную причину, из-за которой Путятин уступил, он написал в письме только великому князю Константину.

Тсутсуй и Кавадзи хотя и обещали подписать договор в Нагасаки и были любезны и приветливы с Путятиным в Симода, сочувствовали ему и помогали его людям, претерпевшим бедствие, но они дали понять, что они ни за что не подпишут трактата, если он не уступит. Кавадзи держался па переговорах очень жестко и твердо требовал своего, хотя на уме у него, может быть, и были какие-то иные намерения. Если же мы не заключили бы трактата, то в эту тяжкую пору войны мы отдали бы Японию под безраздельное влияние наших сильных врагов, с которыми американцы нашли бы общий язык, а мы не смогли бы уравновесить враждебного влияния. Саму Японию стали бы превращать в нашего врага, ее жизнь осталась бы для нас закрытой, а ее порты были бы нам недоступны. Так что все это сделано не только ради престижа и бюрократии!

Но он не мог объяснить это своим молодым офицерам. Пусть поймут, сами не маленькие!

Глава 32 БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ

Мне нравилось, как Кавадзи, опершись на богатый веер, смотрел и слушал, когда речь обращена была к нему. На лбу, в меняющихся узорах легких морщин, заметно отражалось, как собирались в голову у него, одни за другими, понятия...

И. Гончаров, «Фрегат „Паллада“

Адамс объяснил губернатору Исава, что не признает ратификацию, если не будет подписи главы Японии.

– Поняли меня?

Разговор происходил в старом храме, который разгорожен на узкие комнаты, где временно, после цунами, разместились чиновники Управления Западных Приемов.

С Исава скатилось семь потов. Не зря он видел во сне, что его покусали собаки. Сон в руку. Исава кусали его же друзья – американцы. Это их он видел во сне под видом собак. Нос губернатора совсем повис над толстыми губами.

Комната так узка, что лица Исава и Адамса близки, как у сидящих за одним столом. Адамс сидит на длинной, узкой скамье западного, высокого образца, и на такой же скамье напротив, у другой стены, сидит Исава.

– Подписи сиогуна невозможно поставить, – отвечал Исава вежливо. Разговор опростился до крайности. Сиогун так и называется сиогун, как будто рядовая чиновничья должность. Вот до чего мы доходим с западными людьми!

– Я согласен. Но вы поняли меня?

– Да.

– Что вы поняли?

– Да. Спасибо.

– Но я категорически объявляю: подобная ратификация недействительна. Я вам этого так не оставлю. От Америки подписал президент. Кто от вас?

– Члены Высшего совета выразили волю высшего...

– Подписей членов совета за высшего недостаточно.

– Что же хочет коммодор?

– Кто у вас глава государства? Дайри, живущий в Киото? Так я требую подписи самого высшего – дайри!

– О-о! – По щекам губернатора покатились новые капли пота. – Это невозможно...

Какие бы мы друзья ни были, но тут никакие подарки делу не помогут. Хотя без подарков во всем мире при деспотиях, при чиновничьих режимах и при демократиях никто ничего не сделает. Во всех странах одинаково! В Азии и на Западе делу сильно помогают подарки, двигая вперед прогресс.

– Почему?

– Дайри – это как бог... и на документах не подписывается. Он так хорош и мы так в него верим, что он людей не касается и ни за что ответственность не несет.

– Что значит как бог? Давайте разберемся.

– Да, пожалуйста.

– Он на земле живет или на небе?

– На земле... – отвечал японец обиженно. При всей вежливости и расположении к американцам Исава едва терпел. Следовало выходить и распороть себе живот.

– Я требую подписи дайри! – сказал Адамс с грубой властностью, превращавшей его отечное, расплывшееся лицо в злое и грозное. – Грамотен ли дайри? Учат ли дайри в детстве?

– Да.

– Тогда пусть подписывает.

– Нет, это нельзя сделать. Не позволяется. Нельзя обратиться с такой просьбой. И, знаете, я не имею права даже говорить... Тогда вам будет прислан другой чиновник... – Исава всхлипнул, не сдержавшись.