Синдикат-2. ГПУ против Савинкова

«Раньше, чем отвечать на предложенные мне вопросы, я должен сказать следующее:

Я, Борис Савинков, бывший член боевой организации ПСР, друг и товарищ Егора Сазонова и Ивана Каляева, участник убийства Плеве и вел. кн. Сергея Александровича, участник многих других террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа и во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шел против русских рабочих и крестьян с оружием в руках. Как могло это случиться?

Я уже сказал, что всю жизнь работал только для народа и во имя его. Я имею право прибавить, что никогда и ни при каких обстоятельствах не защищал интересов буржуазии и не преследовал личных целей. Я любил Россию, был глубоко предан русскому трудовому народу и, конечно, мог ошибаться, но действовал всегда по совести и крайнему разумению. Был революционером и демократом, таким и остался.

Пошел я против коммунистов по многим причинам. Во-первых, по своим убеждениям я был пусть плохой, но эсер, а следовательно, был обязан защищать учредительное собрание; во-вторых, я думал, что преждевременно заключенный мир гибелен для России; в-третьих, мне казалось, что если не бороться с коммунистами нам, демократам, то власть захватят монархисты; в-четвертых, кто мог бы в 1917 году сказать, что русские рабочие и крестьяне в массе пойдут за РКП?.. Я разделял распространенное заблуждение, что Октябрьский переворот не более как захват власти горстью смелых людей, захват, возможный только благодаря слабости и неразумению Керенского. Будущее мне показало, что я был неправ во всем. Учредительное собрание выявило свою ничтожность, мир с Германией заключила бы любая дальновидная власть; коммунисты совершенно разбили монархистов и сделали невозможной реставрацию в каком бы то ни было виде; наконец, — это самое главное, — РКП была поддержана рабочими и крестьянами России, т. е. русским народом. Все причины, побудившие меня поднять оружие, отпали. Остались только идейные разногласия: Интернационал или родина, диктатура пролетариата или свобода? Но из-за разногласий не подымают меч и не становятся врагами… К сожалению, истину я увидел только в процессе борьбы, но не раньше. Моя борьба с коммунистами научила меня многому — каждый день приносил разочарования, каждый день разрушал во мне веру в правильность моего пути и каждый день укреплял меня в мысли, что если за коммунистами большинство русских рабочих и крестьян, то я, русский, должен подчиниться их воле, какая бы она ни была. Ноя — революционер. А это значит, что я не только признаю все средства борьбы вплоть до террористических актов, но и борюсь до конца, до той последней минуты, когда-либо погибаю, либо совершенно убеждаюсь в своей ошибке. Мог ли я убедиться в ней шесть, пять, четыре, даже три года назад, когда чаша весов еще колебалась, когда еще позволительно было думать, что русский народ в своем большинстве против коммунистической партии и Интернационала?

Я не преступник, я — военнопленный. Я вел войну, и я побежден. Я имею мужество открыто это сказать, я имею мужество открыто сказать, что моя упорная, длительная, не на живот, а на смерть, всеми доступными мне средствами борьба не дала результатов. Раз это так, значит, русский народ был не с нами, а с РКП. И говорю еще раз: плох или хорош русский народ, заблуждается он или нет, я, русский, подчиняюсь ему. Судите меня, как хотите.

Что было? На Дону — интриги, мелкое тщеславие, «алексе-евцы» и «корниловцы», надежда на буржуазию, тупое непонимание положения, подозрительность к каждому демократу и тайное «Боже, царя храни». Я говорю о «верхах», конечно… Я уехал с Дона уже отравленный мыслью, что «рыба гниет с головы». Потом Ярославль. Геройское, но бесполезное дело. И… французы. Тогда я впервые почувствовал, как относятся иностранцы к нам… Потом Казань, эсеры, громкие слова, безволие, легкомыслие, бездарность и малодушие. Опять «рыба гниет с головы». Потом Париж, представительство Колчака. Конечно, та же картина. Те же интриги, то же легкомыслие, та же тупость, те же звонкие фразы и… ложные сведения из Сибири. Я был в отчаянии. Мне все еще казалось, что коммунисты — захватчики власти и что русский народ не с ними, и неудачи наши я приписывал только неспособности «белых», точнее белых «верхов». Меня ждало еще более горькое разочарование. Я говорю о Варшаве. С одной стороны, Балахович, с другой — Глазенап и Перемыкин — их «превосходительства» и золотые погоны. А тут же и польский штаб. Сразу оговорюсь насчет этого штаба. Заподозрить меня в шпионстве смешно. Могу ли я быть шпионом? Но я стоял во главе большого дела и должен был иметь базу. А база неразрывно связана со штабом. Никаких деталей я не знал и в них физически входить не мог, занятый с утра до вечера всевозможнейшими делами. Я поступал так, как поступали все белые, опиравшиеся на иностранцев. А без опоры на иностранцев мы воевать не могли.

Итак, Балахович, Перемыкин и штаб, генеральские ссоры, интриги Врангеля, воровство, «моя хата с краю», чиновничество и прочее и проч., и уже не на «верхах» только. В этой каше тонуло несколько честных и искренно убежденных людей. Все это было мне глубоко противно. Чтобы по крайней мере не обмануть всех, кто верил мне, я записался к Балаховичу солдатом и ушел в поход. Моя совесть нашла успокоение: я делил участь простых людей.

Потом переход границы. Когда перешли границу обратно в Польшу, я подвел итоги белому движению. Тяжелые это были итоги. Но и снова я не усомнился в том, что коммунисты только захватчики власти. Я только сказал себе, что надо было идти другой дорогой. Отсюда «зеленые» и «союз», попытка чисто-крестьянского движения. Говорю, «попытка», ибо настоящим движением это было назвать нельзя. Руководить из Варшавы «зелеными» я не мог. Я мог только писать приказы. Я и писал их. Исполнялись ли они? Нет. В большинстве случаев вместо дисциплины была разнузданность, вместо идейной борьбы — бандитизм, вместо планомерных действий — разрозненные и потому ненужные выступления. Выходило так, что пытается синица море зажечь. Но и тут я не понял, что народ не с нами, а с РКП; но и тут я, революционер, не бросил борьбы. Почему не бросил? Да потому, что все еще верил, что коммунисты чужие русским крестьянам и рабочим людям и что русский народ, если не может, то, наверное, хочет освободиться от них. Я не знал, что в 1924 году будет один миллион комсомольцев…

Трагедия «белая», трагедия «зеленая». Разочарование «белое», разочарование «зеленое». Что оставалось делать? Использовать третью, последнюю, возможность борьбы — вернуться к подпольной работе, я и вернулся. Кое-как дело шло, пока я находился в Варшаве. Именно «кое-как» и все время на убыль. На убыль настолько, что к 1923 году передо мной во весь рост встал страшный вопрос. Вот пять лет я борюсь. Я всегда и неизменно побит. Почему? Потому ли только, что эмиграция разлагается, эсеры бездейственны, а генералы не научились и не могут научиться ничему? Потому ли только, что среди нас мало убежденных и стойких людей, зато много болтунов, бандитов и полубандитов? Потому ли только, что у нас нет денег и базы? Потому ли только, что мы не объединены? Потому ли только, что наша программа не совершенна? Или еще и прежде всего потому, что с коммунистами русские рабочие и крестьяне, т. е. русский народ?

Я впервые ответил себе: «да, я ошибся; коммунисты не захватчики власти, они — власть, признанная русским народом. Русский народ поддержал их в гражданской войне, поддержал их в борьбе против нас. Что делать? Надо подчиниться народу». Тогда я сел писать «Коня вороного», тогда я отошел от всех дел и забился в щель, и тогда я был на волос от того, чтобы заявить публично, что я прекращаю всякую борьбу. Я знаю, что этому трудно поверить, но это было именно так» [221] .

221

Дело Бориса Савинкова. Рабочая Москва. 1924. Л. 36–40.

Затем было очень быстрое следствие, которое провели сотрудники 6-го отделения КРО ОГПУ. Обвинительное заключение по делу Савинкова писал начальник этого отделения И.И. Сосновский.

Копию обвинительного заключения Б.В. Савинков получил 23 августа в 23 часа 30 минут. Он обвинялся в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58 1 ч., 59, 64, 66 1 ч., 70 и 76 1 ч. УК РСФСР.

«С первых шагов своего появления в России после свержения царизма Борис Викторович Савинков проявил себя как решительный и последовательный враг рабочего класса, беднейшего крестьянства и солдатских масс во всех проявлениях их борьбы за углубление и расширение революционных завоеваний. Многочисленные факты, относящиеся ко времени после февральского и дооктябрьского периода, указывают на деятельность Савинкова, которая в общем и целом вела к тому, чтобы помочь российской буржуазии осуществить ее империалистические стремления. Деятельность эта выразилась в руководстве агитацией за верность союзникам и за войну до победного конца, в непосредственном проведении в правительстве и армии мер борьбы с пролетарскими организациями, в сношениях с представителями союзного командования, в организации белогвардейских офицерских сил с целью активной борьбы против завоеваний революции и за укрепление власти в руках империалистической буржуазии. В бытность военным министром и военным комиссаром Б.В. Савинков использовал в борьбе с нарастающей пролетарской революцией свое имя старого революционера-террориста для провокационного вхождения в органы пролетарских классовых организаций, в целый ряд солдатских комитетов и крестьянских союзов, с целью задержки развития революционного настроения среди их участников, что приводило к их разложению и усиливало позицию буржуазии в борьбе против трудящихся.

В июльские дни 1917 года Б.В. Савинков был сторонником самых решительных мер подавления классовых выступлений питерских рабочих и самой беспощадной расправы с ними. По его собственному признанию Б.В. Савинков был за программу Корнилова, и в качестве военного губернатора Петрограда оказывал ему моральную поддержку, выступив посредником между Керенским к Корниловым и затем между Алексеевым и Корниловым, чем препятствовал разгрому корниловского наговора.

После перехода власти в руки рабочих и крестьян Б.В. Савинков продолжает свою контрреволюционную деятельность, являясь вдохновителем п организатором контрреволюционеров, борющихся на стороне буржуазии с пролетарской революцией. Тесно связанный с контрреволюционными генералами Корниловым, Красновым и Алексеевым, Б.В. Савинков принимал активное участие в организации наступления генерала Краснова на Петроград, для чего лично пробрался в его штаб в Гатчине, где призывал к наиболее решительным мерам борьбы с питерскими рабочими, войсковыми частями и революционными матросами, побуждая к борьбе Керенского. Для привлечения других войсковых частей на помощь Краснову Б.В. Савинков отправился в распоряжение армии генерала Череми-сова и принял меры к использованию польского добровольческого корпуса генерала Довбор-Мусницкого.

После поражения Краснова, в декабре 1917 года Б.В. Савинков уезжает на Юго-Восток, где в личном сотрудничестве с генералами Калединым, Корниловым и Алексеевым принимает участие в Донском гражданском совете, деятельность которого он усиливает и расширяет, пользуясь своим влиянием среди казаков, как член союза казачьих войск в Петрограде и как бывший революционер. В качестве члена Донского гражданского совета, Б.В. Савинков лично отвез в Петроград и передал Чайковскому приглашение вступить в члены этого совета. К этому же времени отмечается участие Савинкова в работе по созданию генералами Алексеевым и Корниловым добровольческой армии. В феврале-марте 1918 года Б.В. Савинков прибыл нелегально в Москву, где немедленно вошел в связь с наиболее активно настроенными контрреволюционными элементами. Все это видно из показаний Савинкова, данных 21 августа 24 г. А из брошюры его «Борьба с большевиками», изданной в Варшаве в 1923 г., видно, что он разыскал в Москве тайную монархическую организацию гвардейских и гренадерских офицеров в количестве около 800 человек. Ознакомившись с положением и наметив план дальнейшей контрреволюционной заговорщической работы, Б.В. Савинков создал новую контрреволюционную организацию — тайное о-во для борьбы против большевиков под названием «Союз защиты родины и свободы». Говоря широковещательные слова о демократизме и называя себя защитником крестьянских интересов, Б.В. Савинков в руководящий состав включил заведомо ему известных монархистов: генерал-лейтенанта Рычкунова и полковника Перхурова. Исполняя директивы Донского гражданского совета и действуя согласно его реакционно-монархической программе, Б.В. Савинков поставил ближайшей целью свержение советской власти путем военного переворота и полное уничтожение всех завоеваний Октябрьской революции, воссоздание армии «на основах настоящей воинской дисциплины», т. е. с помощью контрреволюционных генералов без какого бы то ни было участия комиссаров, и, наконец, продолжение войны с Германией, опираясь на помощь союзников. Эти задачи союза формулированы в программной прокламации СЗРиС, распространяемой его членами и Москве. В ряды членов СЗРиС были включены преимущественно офицеры и юнкера, как находившиеся в Москве, так и прибывающие с Дона. И в этот период Б.В. Савинков, действуя как эмиссар Донского гражданского совета и Добровольческой армии, установил связь со штабом Добрармии, послав, как кто видно из его брошюры «Борьба с большевиками», офицера к генералу Алексееву с донесением о том, что в Москве образовался СЗРиС, и с просьбой указаний. Одновременно Банников находился в непосредственном контакте с представителями союзного дипломатического корпуса в лице Нуланса и Массарика, которые вели чайную контрреволюционную работу на территории РСФСР, и получал от них денежные субсидии через Массарика, на которые фактически велась и расшиблась вся организационная работа СЗРиС. Это видно из брошюры Савинкова «Борьба с большевиками», из статьи Дикгоф-Деренталя, помещенной в «Отечественных Ведомостях» от 24 ноября 1918 г., а также из показаний Савинкова от 21 августа 1924 года и показаний Кошелева.

По признанию Савинкова, тогда были сформированы подпольные части по принципу кадра всех родов оружия с подразделением на активные боевые единицы ополчения. Когда союз вырос настолько, что представлял собой значительную организованную силу, то, по признанию Савинкова, он решил его подчинить политическому центру, каковой и нашел в лице «Национального центра». До этого Б.В. Савинков отказался от контакта с «левым центром», состоявшим из социалистических и левокадетских элементов. Считая себя «демократом и защитником крестьянских интересов», Б.В. Савинков выбрал в качестве политического руководителя организацию, в которой преобладающую роль играли монархические элементы.

Организованный Савинковым «Союз защиты родины и свободы» имел свою контрразведку в Москве и разъездных агентов, главным образом на Украине. Союз намечал широкую террористическую деятельность и в первую очередь покушение на Ленина и Троцкого, а также готовился к вооруженному выступлению, которое и состоялось по распоряжению «Национального центра» в Рыбинске, Ярославле и Муроме. План этого вооруженного выступления был разработан Перхуровым под руководством Б.В. Савинкова. До вооруженного выступления с ведома и по заданиям Савинкова члены союза участвовали во всякого рода бандитизме, грабежах, захватах зданий, налетах на склады, причем Б.В. Савинков лично принимал участие в организации банд из офицеров, которые производили налеты и грабежи под именем и лозунгом анархистов.