Синдикат киллеров

Естественно, как представлял себе Никольский, в душе начальника поднялся ураган, смерч противоречивых чувств. Он, конечно, мог выгнать Барона, отматерить, даже в морду дать, но что бы это изменило? А с другой стороны, если риск минимален, то почему бы и не пойти на него? Что он, первый и последний? Никогда про миллионы зятька брежневского не слыхал? Или не знал, отчего Щелоков застрелился? Или генерал Цвигун?

А тут отличный дом замаячил перед глазами, иномарка красивая какая-нибудь. Можно и в отставку подать, а что, здоровье-то в пермской таежной стороне ни за какие деньги не купишь. Да и о семье думать надо теперь, пока силы еще есть. Могут спросить: откуда деньги такие взял? И на этот счет четкий ответ нашелся: о документах не беспокойся, комар носа не подточит. Найдется фирма, в которой он, для сведения отдельных дураков из местных властей или налоговой инспекции, уже не первый год президентом состоит. Короче, не теряй дорогого времени, полковник внутренней службы.

Слаб человек, очень хочет добра для себя и своих близких, особенно сейчас, когда ничего святого уже не осталось в человеческой жизни, кроме желания выжить и чтоб семья горя не знала, а хлеб желательно с маслом кушала. И еще чтоб перед Богом особой за собой вины не числить...

Принял условия Барона начальник после долгого, правда, размышления. Но гарантии хотел иметь твердые: и по части собственной безопасности, и по поводу гонорара.

Барон с Колей продумали план побега и частично посвятили в него начальника колонии. Частично — потому что ему для собственной же безопасности лучше было и не знать всего остального. А что касается расплаты, то именно с этой миссией и прибыл Коля Омелько. К Никольскому пришел, как просил Барон, чтобы они вместе подумали над тем, что тот предлагал.

До того как Валентин Брагин связался с торговцами оружием, основной его деятельностью в коммерческом плане была довольно прибыльная торговля земельными участками в Подмосковье. У него были старые связи, старые верные адреса, уже готовые дома, не говоря об автомобилях последних западных моделей, способных блеском своего никеля затмить в любых глазах солнечный свет. Брагин предлагал пройти по его адресам, договориться, найти нужный вариант, все оформить и представить в качестве выкупа. А дальше дело техники.

Возможно, не желая обременять Никольского, Брагин предложил в качестве своего агента по этой части Николая Омелько, и тот, увидев, что дело действительно поставлено на широкую ногу, согласился, рассчитывая, как было уговорено прежде, и на собственную выгоду.

Никольский не только не возражал, но даже почувствовал некоторое облегчение, тем более что не хотел втягивать в эту историю Арсеньича, который, конечно, выполнил бы указание Никольского, но удовольствия при этом никакого не испытал. А зачем хорошему, верному товарищу доставлять неприятности? Довольно и того, что ежедневно достается на его долю.

Словом, Никольский со своей стороны также постарался уверить Омелько в полной своей поддержке и предложил не затягивать решение этого вопроса.

Получив, так сказать, карт-бланш, Николай сладил дело в течение недели. И в самом конце декабря, когда настроение у людей традиционно повышалось ввиду приближения единственного поистине доброго праздника, а осторожность и подозрительность в соответственном процентном отношении ослабевали, Омелько очень быстро и сравнительно недорого сумел соблюсти все необходимые юридические формальности.

Он объявил Никольскому, что дело слажено, и тогда Евгений Николаевич позвал Сережу Селихова.

— Сережа, — сказал он, — это моя личная к тебе просьба. Мне необходимо вытащить из колонии родного брата моего школьного друга. Этот парень спас меня в тюрьме, и я дал ему слово. Понимаешь? В детали операции посвятит тебя Николай. Ты не гляди, — усмехнулся Никольский, — что он выглядит смирным и мягким. Он умеет быть и очень жестким, если надо конечно. Поэтому прошу вас действовать в полном согласии. Транспорт, документы и соответствующая экипировка обеспечены. От вас, друзья, требуются только инициатива и скорость.

2

Барон совершил побег в самом начале рабочего дня. Бригаду зеков-лесорубов вывезли на дальнюю делянку.

Всю неделю перед Крещением стояли сильные морозы, а как раз тогда, когда они должны были начаться по всем природным законам, вдруг случилась оттепель.

Бригадир распределил рабочую силу по всем участкам, причем самая отдаленная досталась Барону с его напарником. После этого охрана запалила большой костер и расположилась вокруг, как это обычно и делалось. Потому что никому и в голову не могло прийти, что в такую неверную погоду, когда снег налипает на сапоги пудами, а наст перестает держать на себе человека и когда до ближайшего вольного жилья в радиусе до сотни верст, найдется сумасшедший, который рискнет уйти в побег.

Сумасшедший нашелся. И даже, как оказалось, не один. Двое ушли. И их отсутствие было обнаружено лишь во второй половине дня, когда из зоны привезли обед. Охрана кинулась проверять делянку и прочесывать лес. Но Брагина с Колосенковым нигде не обнаружили. Поднялась паника. Объявили тревогу. Всех зеков немедленно согнали в кучу, как стадо баранов, посадили на землю, окружили конвоирами. А трое охранников во главе со старшим сержантом и с собакой на длинном поводке стали на лыжи и быстро отправились по следу беглецов, правильно полагая, что по такому рыхлому и глубокому снегу далеко уйти они не могли. Бодро скользя за собакой, сноровисто бегущей по относительно твердому лесному насту, конвой проскочил пару таежных распадков, где снег был очень тяжелым. Это и по следам беглецов было заметно: очень торопились, но шли медленно.

Дважды впереди прошел на север и обратно военный вертолет, зеленая стрекоза с крупными красными звездами на борту. Военные тут частенько летают, вроде у них здесь какие-то космические дела имеются. Раньше все было засекречено, а теперь никого особо и не интересует. Летают, и пусть себе летают.

О другом думал в этот момент старший сержант: жалел, что нет у них никакой связи. Кричать или руками размахивать — бесполезно, а рация имеется только в зоне. Потому и беги-догоняй на своих двоих.

Нет, не могли уйти они далеко. И точно, часа не прошло, как собака заскулила и прибавила ходу, видать, почуяла где-то впереди человеческий запах. А вскоре, перевалив через очередной удал, услышали они отдаленный, протяжный крик, зов о помощи.

Хоть и шли они на лыжах, а все-таки приустали. Крик взбодрил, заставил двигаться скорее. И вот, наконец, увидел старший сержант человека. В километре примерно, в распадке между высокими обрывистыми берегами, вилась покрытая льдом речка, один из многочисленных притоков Сылвы, и от нее по глубокому снегу, проваливаясь почте по пояс, брел человек, опираясь на длинную палку, но все равно падая через каждый шаг. Один из охранников выстрелил в небо, и громкий сухой треск прокатился над распадком, ударяясь в крутые берега.

Человек выпрямился после очередного падения, остановился и с готовностью поднял обе руки над головой.

Собака резко натянула поводок и залаяла.

Наконец погоня окружила беглеца. Велико было желание выместить злобу и усталость на этом скрюченном от страха человеке. А он только поворачивал заросшее, потное свое лицо то к одному, то к другому и умоляюще продолжал тянуть руки к небу, словно единственному своему заступнику.

— Не виноват я, не виноват... — повторял он будто заведенный, потом вытащил одной рукой из-за пазухи меховую шапку-ушанку, мокрую всю, и бросил перед собой. Собака тут же вцепилась в нее зубами и стала мотать ею из стороны в сторону.