Синдром Адели

Не дав пробиться воспоминаниям о трудном ребенке, и чего мне стоило, чтобы такой, как он, доверился мне, быстрым шагом направился к нему, чтобы остановить. В том, что он хочет сделать, я не сомневался.

— Артём! — Воскликнул, перекрикивая раскаты грома и, хватая его за распахнутую куртку. — Это я! Я! Узнаёшь? — Решил сразу уточнить, видя его пустой, отрешенный взгляд. — Виктор Степанович, помнишь? Ты весь продрог. — Его трясло, зубы отбивали дробь. — Пойдем, пойдем со мной. — Скинул с себя пальто и попытался накинуть парню на плечи, но он отмахнулся.

— Не надо. Оставьте меня.

— Как же я оставлю тебя в таком состоянии?! Не правильно это, мой мальчик. — Да, зная его, его доброе сердце, и он бы не прошел мимо. — Ты бы тоже не оставил человека в беде, попытался бы помочь…

— Замолчите! — Заорал он неожиданно громко. Также неожиданно и закончился дождь. Его крик раздался в вечерней тишине оглушающе. Я на мгновение подумал, что передо мной все тот же ранимый мальчик, но, лишь на мгновение: сейчас его взгляд был жёстким, злым, колючим — далеко не детским. — Вы ничего не знаете! Я совсем не тот добрый мальчишка, которого вы помните! Я монстр! Зло!

— Ну что ты такое говоришь, Артем! Ты просто сейчас не в себе! Пойдём. Ты мне всё расскажешь. — Я не знал, что делать! Как поступить! Привести его к себе домой или… Или лучше все таки вызвать машину прямиком в больницу. То, что он болен — это очевидно.

— Я совершил ужасное! Ужасное, бесчеловечное… — Он сбросил мою руку и начал колотить себя по щекам. — Я не должен жить!… Она не простит!… Никогда!… - Разбежался и с размаху врезался лбом об заграждение. По инерции его тело отскочило назад и ударилось о землю с глухим стуком.

Да, вот это вечерок! Думал, набирая бригаду санитаров своего отделения…

Глава 25. Без него

Эви

Под урчание собственного живота спать на сыром, холодном бетоне не так уж легко. На третий день голодовки вспоминалось, как соскребала бутерброды с земли, и жадно глотала, как лучшее лакомство в мире. Тогда, не смотря ни на что, не смотря на ад, в который я попала, мне хотелось жить. И ради жизни я была готова на любые унижения, на любые условия. Теперь мне не хотелось даже поворачивать голову в сторону двери. Скрутившись эмбрионом, прикрывала глаза, и проматывала по кругу те дни, когда не имела памяти. Столько счастья… Столько чувств, искренности, столько настоящего… Даже после, когда он с израненными ногами сжимал в объятиях мои ноги, моля о прощении… как принять, что любимый, родной, необходимый, и тот урод, что превратил меня в бездушное нечто — один и тот же человек?

Живот снова разболелся… Запасы морфия, как бы там ни было, не неиссякаемы. Нужно что-то делать… Терпеть эту боль я не смогу все время. Для начала, стоит поесть. Но, я боюсь. Боюсь выйти и увидеть его. Боюсь дать понять, что я в чем то нуждаюсь. В его помощи… В нем. Привстала. Ноги ватные. Дрожь в коленях. Подошла к двери и тихонечко приоткрыла… Яркая вспышка света после мрака ослепила, и лишь проморгавшись, сознание начало улавливать силуэты вокруг. Тихо… Чересчур тихо. Только беспокойный лай чертовой собаки тревожил образовавшийся покой. Огляделась — вокруг никого. На цыпочках побрела в сторону кухни. Очень хочется есть. А после — смыть с себя подвальную сырость. И все, что с ней связано. Да только, уже не отмыться. Обхватила рукой живот. Очень больно. Достала с заначки таблетку. Глотнула. Рвотный рефлекс… Нельзя. Нужно экономить таблетки! Проглотила… Сейчас станет легче.

В холодильнике ничего не оказалось, кроме натпитой пачки молока и половины яблока. В хлебнице лежала полу-черствая булочка. Я благодарно сжевала небогатый завтрак; после паузы этого количества было достаточно, чтобы без лишней нагрузки желудка утолить голод. Набрала горячую ванную… Скинула сорочку, и отвернулась от зеркала, отрицая синюшный цвет кожи и болезненную худобу. Боль прошла… И это несказанно радовало. Пролежала в воде не меньше часа… А после, обнаружила, что хозяин сего жилища так и не вернулся. Возможно… Нет. Где он денется? Вернётся скоро. А сейчас у меня есть возможность выдохнуть… Улыбаюсь. Как хорошо быть одной…

Прошло несколько дней. Я перебралась с подвала в гостиную, так как в пребывании там больше не было необходимости. Предположения у меня были разные… Одно из них — я, возможно, осталась здесь одна. Совершенно одна… Пугает то, что так и не могу понять — сбылась мечта, или осуществился самый страшный кошмар. Ещё одна немаловажная проблема — я осознала, насколько стала беспомощной.

Я не знаю, где нахожусь. У меня нет денег. Нет теплой одежды, медикаментов, связи с миром и еды. Прошлые пару дней я использовала для приготовления пищи остатки круп и муки, и вот, сегодня, обнаружила, что больше ничего не осталось. Перерыла все полки, папки и тумбочки. Дом обчистили, так что, если денежные сбережения и были на сохранении — ничего не осталось. К вечеру стало совсем невмоготу, и я отправилась на улицу, плотнее запахнув Его пальто на груди. Вдыхала запах, и, словно от назойливой мухи, пыталась отделаться от мысли, что этот запах не претит. Он будоражит душу. Напоминает, что я жива… Что чувствовала себя любимой и желанной. Но, это далеко не единственные чувства, что он мне дал…

Прошлась по соседям. Глухо. На расстоянии нескольких километров нет ни одного магазина, где можно было бы попросить хоть хлеба пожевать за работу, или, просто связаться с внешним миром. И я бы дальше шла… Но, живот стал болеть так, что скрутило посреди дороги. Ни лечь ни встать. Кое-как добрела домой… Собака лает. Голоден. Скучает по хозяину. Можно подумать, мне хорошо!

— Заткнись! — Хрипло прорычала, угрожая скотине тапком. — Что ты смотришь на меня жалобно?! По чем мне знать, куда он делся?! Прошла в дом… Скинула верхнюю одежду, и упала на диван, лицом в подушку. Сегодня, к сожалению, нам придется ложиться голодными…

Засыпала с мыслями о нем…

Прошел пятый день. Жёлудок снова прилипал к спине. Сил не было ровным счётом ни на что. Рвота — пустые спазмы скрюченного желудка. Пёс лаял уже без такого воодушевления. Чаще молчал… И больше всего меня смущал даже не голод! Осталась одна таблетка… Одна! И я понимаю, что этой боли просто не выдержу. Подыхать с голоду не такая страшная пытка, как от этой боли. Нет, так оставлять все нельзя! Нужно набраться сил и выбираться отсюда! Артем не вернётся… Артем?! Хмыкнула про себя пересохшими губами, и трещинки тут же закровоточили. Да он, наверное, сейчас собой доволен, представляя, как сдыхаю здесь! Сказала, и сама себе не поверила… Интересно, почему так? Разве он не давал повод так думать? Всплывает в памяти его налитый болью взгляд… Сама себе не верю… А вдруг с ним?… Кожа похолодела от одной мысли. Да что с ним станет? Просто, всем на меня плевать….

Нужно выбираться… Подхватила со столешницы нож и направилась вниз. Вышла. Пёс тихонько лежал, привязанный на цепи. Больше не лаял… Подошла впритык. Посмотрел на меня полу-прикрытыми, разбитыми глазами. Не рычит. И, кажется, даже не боится. Взяла лопату… Один удар по голове — и не будет противиться. Стою и плачу. Есть хочется…

— Ты всегда мне не нравился, помнишь? А в сравнении с тем, что со мной сотворил твой хозяин, это будет весьма милосердный поступок…

Глава 26. На краю

Эви

Занесла лопату над псиной, а та… Так жалостливо посмотрела. Молча. Не скулила. Не лаяла. Не бросалась. Так только собаки умеют. В саму душу смотреть. Рука задрожала, на глаза навернулись слёзы. Отбросила инструмент подальше, и обессиленно упала возле животного. Заревела в голос. Это же очевидно. Сил не осталось. Ни жить, ни бороться… Подошла ближе, улеглась, и потерлась лохматой щекой о мою руку.

— Чего тебе от меня надо, тупая псина? — Притянула ближе к себе, и крепко обняла, утыкаясь мокрым носом в холку. — Эви хотела тебя убить… Хотела съесть тебя! Понимаешь? Понимаешь, какая Эви плохая?!