Синдром Адели

— Молчи, ублюдок! На колени! — Он медленно опустился на карачки. Кинул ему верёвку. — Свяжи себе ноги! — Один удар в лицо и он вырубился.

Остался главарь. Он был самый опасный. Я не знал, что он может. Тихо подкрался и, не предупреждая, ударил по голове тяжёлой вазой. Он свалился, как подкошенный. Перевязал обоим руки остатками верёвки, и встал у двери, ожидая появления Психа. Вот его хотелось отделать. Уделать до неузнаваемости! Выбить из него всю душу. Он мерзость, которая ходит по земле и калечит. Мучает. Едва он вышел, схватил его за шею и сдавил. От неожиданности он оцепенел, глядя на меня испуганно. Продолжал давить, пока его глаза не начали закатываться. Он медленно сполз на пол, едва я его отпустил. Схватив Психа за волосы, протащил по полу и бросил рядом с товарищами… по несчастью. Они оказались не в том месте. Не в то время.

Вышел во двор, спустил с привязи свою собаку и вместе с ней вошёл в дом. Они уже очнулись и ошарашенно переглядывались.

— Что, сволочи? Не удалось? — Я расхохотался, глядя в их удивлённые морды. Они поглядывали друг на друга в немом недоумении.

Схватив Психа за грудки, поднял на ноги и прошипел:

— Забирай своих подельников и сваливайте отсюда, пока я вас не порешил. Даю пять минут форы и спускаю волкодава.

Псих охватил обеими руками товарищей, которые вприпрыжку последовали за ним, нервно оглядываясь. Пёс гневно зарычал, готовый бросится на врага по моему приказу. Он срывался. Рычал. Скалился. Всё, что было нужно — лишь команда защищать. И от них остались бы одни воспоминания. Но, я сдержался, дал им уйти.

Хочу обнять её. Смотрю на неё с тревогой в сердце.

— Оставь меня! — Вырывается. — Не прикасайся! — Смотрит яростно и в тоже время неверяще. — Чертов маньяк! Извращенец! Садист!

— Эви, — снова пытаюсь обнять, но она опять с криком вырывается. — Убирайся! Оставь меня здесь!

Выхожу. Поднимаюсь по лестнице. Аккуратно открываю дверь, хватаясь за ручку и на мгновение приваливаюсь к двери в полном изнеможении. Куда идти? Что делать? По щекам текут слёзы отчаяния. Моя Эви! Я больше ей не нужен! Она всё вспомнила!… Как я мог так обращаться с ней?! Как мог совершить такое?!

Иду в свою комнату. Нет! В нашу! Где мы провели много счастливых дней. В комнате темно, только рассветает. О чем я только думал?! Почему позволил такому случиться?! Я жил во мраке без неё. Я жил во мраке с ней. Пока… моя любовь не стала взаимной. Она стала такой благодаря её амнезии. Я знал, что это не продлится вечно, но думал, что Эви полюбит меня настолько, что прошлое не будет иметь смысл. Теперь, когда она всё вспомнила, она понимает, что жизнь со мной — не для неё. Она не готова мириться со тьмой, окружающей меня. Я же сумасшедший! Псих! Разве она виновата, что я такой?!

Она… Боже!… Её потерянный взгляд! Она не боялась налётчиков… Она испугалась того, что вспомнила!

Я был так суров с ней. Жесток. Безжалостен. Она никогда не простит меня! Мой дух сломлен!… Я должен оставить её! Дать ей свободу! Только так я смогу искупить свою вину. От мысли, что я больше никогда не увижу Эви, начинаю задыхаться… Солгать? Сказать, что всё, что она вспомнила, всего лишь плод её воображения? Она поверит. Ведь, когда тебя тянет к человеку, ты готов поверить в любую ложь, собственными руками снимать лапшу с ушей и жрать её, чтобы освободить место для новой. Слушаешь эту ложь с подсластителями и плюешь на то, что слова нихрена не срастаются с действиями. Ищешь всему оправдание. Ищешь и находишь, но в душе — то знаешь, что ни черта это не так. Я просто садист. Я это знаю. Она это знает. Но нас связывает влечение, любовь… И она не сможет с этим бороться. Не способна да и не захочет. А что потом?! Как я сам смогу простить себя?! А потом… потом, разочарование, боль… Она всё равно уйдет! Эмоции без разума всегда заканчиваются именно так.

Сейчас чувствую, что мне все надоело и уже не хочется жить. Она отдала мне светлое и искрение добро, а я швырял им в неё со всей силой обратно. И ей уже не захочется доверять никому. Эви поймет, какой дурой была, когда доверилась… Я бы все отдал, чтобы вернуться в прошлое и всё изменить: обнять её… Ухаживать за ней… Жить беззаботно и радостно. Но… Этому не бывать. Меня нельзя простить!…

Но, я не могу! Срываюсь к ней. Поднимаю на руки и несу в спальню. Она не сопротивляется. В моих руках её тело, как мёртвое.

— Не гони меня, Эви, пожалуйста, — шепчу, зарываясь носом в её волосы. Сердце сжимается. Целую её нежно, ласково, но она остаётся холодна.

Мы лежим так целую вечность. Я просто прижимаю её к себе, постепенно её слёзы высыхают.

Пришёл рассвет. Солнечные лучи пробиваются в окно. Не свожу с неё глаз, почти не моргаю, с тревогой глядя на неё. За столь короткое время она стала мне очень дорога. Я протягиваю руку и касаюсь её щеки. Эви закрывает глаза и тихонько вздыхает.

— Прости меня, детка! Прости! — Шепчу, судорожно сглатывая. — Ты нужна мне! Ты всё, что мне нужно! — Говорю со страхом, ожидая ответа. Закрываю глаза. Мелькают мириады мыслей. Открываю. Смотрю на неё: в её взгляде разочарование и пустота. Земля уходит из под ног, оставляя зияющую бездну.

— Не уходи! — Произношу хрипло, пальцем вытирая слезинку, скатившуюся по её щеке. Прикоснулся к нижней губе. — Я люблю тебя, Эви!

Её глаза расширяются. В них застыл ужас, вышибая из меня дух.

— Ты неспособен на любовь! — Морщась, она садится на кровати. — Оставаться не имеет смысла. — Говорит безразлично, не глядя на меня.

— Не уходи! — Молю в отчаянии.

Она встаёт с постели.

— Я хочу побыть одна.

Выхожу. Заглядываю в столовую, где совсем недавно, всего несколько часов назад мы были так счастливы. Мечтали о будущем. С тех пор много чего случилось. У неё открылись глаза. Она Увидела меня такого, какой я есть на самом деле. Порочного. Жестокого. Не способного любить. Осуществились все мои худшие страхи. Боль так сильна, что я отказываюсь признавать её. Все мои чувства отрофировались. Я словно наблюдаю со стороны. Мой мир обратился в пепел, а надежды бежалостно изгнаны. Я в отчаянии провожу по волосам и закрываю глаза. Мучительная боль раздирает меня изнутри. Я должен вытерпеть эти муки. Это мой персональный ад.

Глава 23. Куда вернуться?

Эви

Он мне оставил по себе… Уродство. Уродство в сердце и в душе. Уродство мира, в который на какое-то время заперли двери. Мое собственное уродство. Я не хотела вспомнинать… Но образы сами всплывали в голове. Подвал… Когда меня опять швырнули в этот Чертов ящик — насилие, удары, боль, наручники, прикованные к батарее, холод…. Все вспомнила. Вспомнила жизнь, которая у меня была. Друзей из универа. Маму… Господи, да она наверное думает, что меня и в живых уже нет! Как ненавижу… Ненавижу его. Кто дал право?! Право рушить то, что не создал?! Право делать из живого человека куклу в руках кукловода?! И… Самое ужасное ведь даже не тот кошмар, в который он меня окунал раз за разом. Самое ужасное — тот спектакль, что разыграл, когда была в беспамятстве. Ведь ему, кажется, удалось… Обвести меня вокруг пальца. Когда увидела его, я растерялась. Хочу глотку ему разодрать, или броситься в объятия? Сознание спуталось… Оно твердило лишь одно — ненавижу. За этот туман в голове — ненавижу. Ненавижу… И, кажется, Люблю…

Его мольба отдавалась в сердце колкими, жгучими ударами. Жалость… Душа, после всего, что он сделал, ещё умудрялась его жалеть! Не себя, а чёртову скотину, что прокатила меня по всем кругам ада! И так тянуло обнять его… Ответить теплом. Но от этого ещё больше, ещё отчётливее ощущалось отвращение к себе. Как же так можно… Желать объятия рук, что совсем недавно без сожалений калечили душу и тело…

Мне и правда, нужно было побыть одной. И заставить себя не думать о его, наполненном слезами, взгляде. Мне есть о чем думать помимо него! Сломанная жизнь… Ее хоть попытаться восстановить нужно. Теперь я не пленница в клетке. Или пленница… Но границы темницы расширились. Как только освободилась от его общества, рванула к кабинету. Артём показывал мне письмо от мамы, прежде чем… Мотнула головой. Нет, нельзя об этом вспоминать. Меня накроет. Сейчас в голове не умещалось — я не могла понять, что то чудовище, которое истязало меня, убивало во мне человека, и любимый парень, чуть ни сдувавший с меня пылинки на протяжении последнего месяца — один и тот же человек.

Зашла внутрь, и, словно с некой опаской, заперла за собой дверь. Я давно его не боялась… А теперь, вспомнив, на что он способен, правда, не знаю, чего ждать. Будет ли он так ласков, как в родительском доме, или так жесток, как на треклятом цокольном этаже? Выдохнула… Сползла по двери на пол. Несколько минут отдышаться. Как жить теперь? Что делать? Подскочила, и стала панически рыскать по столу, книжным полкам, по тумбочкам. Роняла на стопки бумаги соленые слёзы. Всхлипывала, перекидывая ошмётки незаконченных, смятых писем. Не читала содержимое… Искала один, знакомый с детства, почерк. И…. Нашла!