Синдром Клинтона. Моральный ущерб

Глава компании хрустнул пальцами.

— Отнеситесь к нам серьезнее, Игорь Оттович. Не один вы в этой комнате интеллектуально освещены. Один человек, назовем его П, вложил в дело другого человека, которого назовем Л, некоторую сумму. Эта сумма потом должна была превратиться в квартиры в строящемся доме. После сдачи объекта квартиры должны были быть проданы, а некоторая сумма увеличиться в два раза. Но случилась вдруг странность. Со счета компании Л эта некоторая сумма свалилась. И вместе с нею куда-то свалила та, что эту сумму должна была оприходовать.

— Девушка по имени В, полагаю?

— Совершенно верно, деда. Л, быть может, как человек благородный, забыл бы о сумме. Но она — «некоторая». Понимаете — «некоторая». Не-ко-то-ра-я.

— Я профессор, я понял. Некоторая. То есть какая-то, точно не определенная. Вы это хотите сказать?

— А вот как раз очень даже определенная!

— То есть — не некоторая? А определенная, читай: ясная, не допускающая сомнений?

— Именно.

— Значит, не некоторая? — повторил Берг. — Вы говорите, что пропала сумма неизвестная и вместе с этим совершенно точная? То есть вы понятия не имеете, что ищете? Пятько вы называете П, Лукашова — Л, кредит именуете инвестициями, заем — ссудой. Ситуация усугубляется еще и тем, что вы решительно отказываетесь от пищи, а для делового разговора раздеваете собеседников донага. При этом просите относиться к вам серьезно. Помогите же нам в этом!

Куртеев понял, что сейчас их будут бить. Наверное, для этого Идиот и поднялся. Но тот прошел к стене, снял со стены картину и заговорил:

— Питер… Лебяжья канавка… Я там родился, — потом бросил раму на пол и, вернувшись, врезал Бергу ботинком. — Порву!.. Убью, гад!! Зубами загрызу!.. Говори, падаль!! Дайте, дайте мне нож, я ему вены перережу!.. Дайте что-нибудь!! Дайте вилку, дайте шпатель, дайте коксу!..

Берг, морщась и разминая бок, пробормотал:

— Вы и его тоже имели в виду, когда говорили об интеллектуальном освещении? Я так понимаю, — прокряхтел он, кивая на Идиота, — он — плохой полицейский? Вы — хороший?

— Нет. Он — хороший.

— Сколько она увела со счета Лукашова?

— Три миллиона евро.

Берг присвистнул.

— И вы не знаете, куда?

— Если бы знали, не искали ее так старательно. Сама бы потом нашлась. Хороший бухгалтер всегда будет искать работу бухгалтера, — хмыкнул сорокалетний крепыш и снова хрустнул пальцами. — А так придется ждать до первой крупной траты. Как только агентство по финансовому мониторингу отсечет первую же крупную покупку Золкиной, на место отправятся наши люди. Она просто не понимает, что обречена. Она не сможет тратить то, что украла. И лучше бы нам найти ее быстро, пока она не растратила сумму по мелочам. Лукашов резок, но отходчив… Поработает Вика за бухгалтера пару лет бесплатно — и миром конфликт закончится. А так…

Профессор почесал влажный лоб о плечо.

— Ну, за Пятько-то вы отвечать не можете, правда? Деньги-то принадлежат П? Когда начнется пожар, Л скажет: «Откуда мне знать, что за деньги поступили от П?» А вот П так ответить не сможет. Он сейчас грузит Л, и ни о какой отходчивости речи быть не может. В для П — не проблема. П плевать, кто из «Региона» свистнул господдержку, «Регион»-то Л принадлежит, правильно? Значит, с Л и спрос. Потому-то вы и ищете так стремительно. — Берг облизал губы и пошарил вокруг себя. Куда-то упали очки, и он никак не мог их найти. — Кстати, о некоторой сумме… А вам не кажется, что В, девушка, которую я хорошо знаю, перевела три миллиона евро на свой счет не для того, чтобы пользоваться ими, а для того, чтобы передать оную «некоторую» сумму в распоряжение УБЭП города Москвы?

— Пионерская зорька в ушах у девочки звучит?

— Я бы назвал это наиболее точным определением, — Берг с воодушевлением ткнул пальцем в крепыша.

— Да, яблонька от вишенки недалеко падает, — процедил, соображая что-то, тот. — От осинки апельсинки не родятся. Что папа — пионер всем пример, что доча — пионерка всем примерка. — Он так внимательно смотрел Бергу в глаза, что левое веко его дрогнуло и задергалось в нервном тике. — Врешь! Рака за камень заводишь, доктор наук!

— Ну, допустим, вру, — согласился Берг. — Однако вы сами-то этот аспект не рассматривали, что ли?

В кармане крепыша затрещал телефон. Вынув его и прижав к уху, он некоторое время слушал, а потом с нескрываемым удовольствием окинул взглядом пленников.

— Ну вот. Конец истории. Наша девочка засветилась в Шереметьеве. Ее самолет вылетает в Пулково через три часа. — Посмотрев на стену, он с удивлением пожал плечами: — Пишет — «18.00», а билет берет на четыре утра. Странная девочка.

Куртеев почувствовал, как у него похолодело сердце. Все, что он слышал и видел, не укладывалось в мозгу. Слава богу, что говорил с ними один Берг. Спроси они о чем-нибудь Тихона, тот лишь хлопал бы ресницами и открывал рот. Вика и пропавшие три миллиона евро как-то не совмещались в одну сюжетную линию. Куртеев был уверен, что Вика и три миллиона могут существовать отдельно друг от друга. Вместе — никогда.

— Что ж с вами делать? — покусывая нижнюю губу и морщась, словно страдая от потери памяти, сказал крепыш, очень похожий на человека, в адрес которого кричал Жириновский, когда его бил депутат Савельев: «Где этот чертов Малышкин?» — Посидите-ка вы пока здесь. А то целый день под ногами путаетесь. Сбежите — и черт с вами. Только как вы побежите? Одежду вашу уже того, порезали маленько. Надо же было чем-то заняться, пока вы спали. Пошли! — Поднявшись и хрустнув растревоженными за годы поднимания тяжестей коленями, он поднялся и направился к выходу. За ним поплелись остальные. Чтобы поставить многоточие в истории, Идиот пнул сначала Куртеева, потом Берга.

— Вот что! — вспомнил ведущий уже на выходе. — Я на вас Истасова натравлю. Сейчас заряжу придурка, который у меня в машине сидит, и запущу в офис «Макарены».

— А что, Истасов тоже в деле? — крикнул Берг.

— А кто, по-вашему, свел Лукашова с Пятько?

«Теперь понятно, — подумал Куртеев. — Теперь ясно, что три фамилии на листке — не подгон данных для правильного ответа. Просто бухгалтер Вика увидела в буквах цифры и разместила их нужным образом».

Глава 20

— Ну, и что теперь будем делать, уважаемый профессор? — съерничал Куртеев, вдыхая оставленный компанией Лукашова запах сигаретного дыма и терпкого одеколона.

— Нужно снять наручники, — найдя очки и разместив их на носу, ответил Берг.

Тихон с презрением посмотрел на приятеля по неволе.

— Предположим, браслеты я с нас сниму. А что дальше? Вы видели нашу одежду? — Он кивнул на кучу порезанных вещей. Пиджаки, брюки и даже их трусы были словно пропущены через аппарат для резки документов: они распустились на ровные полосы. Куртеев был уверен, что знает, кто сделал это с такой любовью. Берг предлагает отстегнуться. Ну и, действительно, дальше-то что? Прикрыться одним видом Таррагоны на двоих и бежать по Стасовой до первого участкового уполномоченного?

— Дальше, спрашиваю, что?! Через два часа эти дегенераты возьмут в аэропорту Вику, а у нас даже носков нет!

Берг поправил очки. Так он всегда делал, когда знал ответ, а студент не знал, что он знает.

— Вы плохо соображаете для человека, собирающегося стать мужем умнейшей из женщин.

Куртеев посмотрел в глубь комнаты и решительно замотал головой:

— Вы спятили?!

— Вы хотите получить мою дочь?!

— Но не такой же ценой!..

— А-а, — взревел профессор, — вы торгуетесь?