Синдром Клинтона. Моральный ущерб

— Я назвал вас по имени. Так, стало быть, мне и звать вас отныне. Если бы у меня был хоть один друг, я бы хотел, чтобы это были вы. Друг — это мужчина, который понимает другого мужчину. Нам нужно поговорить, я и хочу, чтобы вы меня поняли. Вы способны соображать?

Куртеев был способен соображать.

— Сейчас мы расстанемся.

— Но…

— Не портите мое впечатление о вас, Тихон. Чтобы оно сложилось, понадобилось очень много времени. — Берг посмотрел на свои руки, словно сверялся по линии жизни, правильно ли поступает. — Сейчас мы расстанемся, и вы сделаете это безропотно. Меня не будет в Москве около трех дней. Думаю, этот срок вы в состоянии вытерпеть. Быть может, вас будет поддерживать мысль о том, что Вика жива и здорова.

— Почем вам знать, жива ли она и здорова ли?

— Я не знаю это наверняка, но между тем уверен в этом. Это как чувствовать разгадку задачи, но не быть в силах объяснить ее решение. Вы сейчас покинете эту квартиру и отправитесь домой. Вас там никто не будет тревожить. Истасову не до вас, у него есть чем заняться, а Лукашов завяз в разборках с Пятько. Примите душ и ложитесь спать. Так одни сутки пройдут для вас незаметно. Утром устройте пикничок на одного и как следует задайте жару вашему бару. Пейте так, как если бы мы пили с вами вдвоем. А после снова ложитесь спать. И вам всего лишь останется дождаться утра и следующего за ним вечера. Но не пейте больше. Готовы ли вы принять мою дружбу, Тихон?

Куртееву нечего было ответить. Он лишь пожал узкую сухую ладонь и молча вышел во двор. Легкий сонный ветер шевелил его длинные, зачесанные назад волосы, и он совсем не был похож на мужчину со стальным взглядом. Он был похож на влюбленного чудака, страдающего от отсутствия дорогой ему женщины. Куртеев и не знал даже, что это-то и называется любовью.

Зайдя в свою квартиру, он разделся, перекинул, сидя на кровати, полотенце через плечо, завалился на спину да так и уснул.

Глава 26

Берг равнодушно наблюдал за тем, как крыло «Боинга» приближалось к посадочной полосе аэропорта Барахос. Когда его встряхнуло, он вышел из оцепенения. Спускаясь по трапу, он ничем не выдавал в себе странного человека. Светлые брюки, яркая цветастая рубашка, сандалии и легкая белая шляпа — он был похож на синьора, на одного из сотен тысяч, прилетевшего в Мадрид отдохнуть на осенний уик-энд.

Но в музей Прадо обыкновенный синьор почему-то не поехал и такси не взял. Перекинув через плечо легкую сумку, он вошел в здание аэропорта и купил билет на рейс до Таррагоны. Два часа лета на самолете местной авиакомпании. Значит, старик приехал любоваться не реалистически-мистическими картинами Гойи. И коррида его, очевидно, тоже не интересовала. Он любил море. Старик летел на море.

Старик — и — море.

Порт под Барселоной, городок с населением в пятьдесят тысяч человек, городок, старше Москвы на полтора тысячелетия. Сердце Коста-Дорадо. Основавший его в 218 году до нашей эры Публиус Корнелиус Таррако вряд ли предполагал, что его творение вызовет неподдельный интерес русского профессора. Таррако не знал и о том, что есть русские. И на что они способны.

Берг мягко ступал своими сандалиями по брусчатке улиц и без интереса рассматривал памятники римской эпохи. Пошлый, жадный, коварный Рим поглотил все вокруг себя и везде оставил свои следы. Амфитеатр, римский цирк… «Это красивый город», — думал Берг, приближаясь к интересующему его месту и посматривая на часы.

На Рамбла профессор зашел в кафе и заказал легкую выпивку. Он так и попросил на испанском: «Чего-нибудь ветреного». Официант предложил сухого белого вина, и Берг стал тянуть из бокала, стоя у стеклянной стены кафе и рассматривая центральный вход в кафедральный собор. «Где-то там, внутри, находится гробница Дона Хуана де Арагона, — думал Берг, — а вино — дрянь. Он все-таки догадался, что я русский»

Кажется, один Берг знал, чем здесь, в Таррагоне, заняться доктору социологических наук. Он в последний раз посмотрел на часы, убедился в том, что стрелки показывают без пяти минут шесть, и вышел, оставив на стойке пять евро.

Через минуту он неторопливой походкой приблизился к кафедральному собору. Ошибиться он не мог. Вот вход с гигантской аркой. Слева переулочек с проваливающейся улочкой. А справа — старый как мир дом с покосившейся вывеской из коричневого кирпича. Все так, как было написано на картине, купленной в Мадриде три года назад. И время тоже почти совпадало: 17:59.

— Папа… Папа!..

Голос рубанул по его нервам. И он сдался. Встречая в объятия ту, что была ему дороже всех на свете, он трогал руками ее лицо и убеждался в том, что перед ним она, Вика. Живая. Невредимая.

— Я знала, я знала, что ты меня найдешь… Я верила, что он меня найдет. — Она впилась в его лицо взглядом: — Где он?

— Куртеев Тихон? Он в Москве.

— Вы… поняли друг друга?

— Да, мы друг друга поняли.

— Когда он приедет?

— Нам нужно поговорить, Вика…

Приобняв девушку за талию, он повел ее в глубь исторического центра. Старая Рамбла тянулась долго, очень долго. Она шла через весь город.

— Он не приедет, Вика.

Она резко остановилась и встала перед ним.

— Он никогда не приедет.

— Почему ты так говоришь?

— Ты знаешь.

Она глянула в лицо Берга.

— А что знаешь ты?

Профессор поправил на плече сумку и пошел мимо нее.

— Я знаю старую сингальскую сказку. В одной стране лежала туша слона. Шакал принялся поедать тушу. Он прогрыз дырку и п-пролез внутрь. Сидя внутри туши, он продолжал есть мясо. А тем временем шкура высохла, покоробилась, и дыра, через которую шакал проник внутрь, закрылась. Мимо проходил человек из касты барабанщиков. Он шел на церемонию изгнания демонов. Шакал, сидевший в туше слона, услышал барабанный бой и спрашивает: «Кто идет?» — «Я барабанщик, иду на церемонию изгнания демонов» — «А что ты получишь за участие в церемонии?» — спрашивает шакал. «Мне дадут деньги и еще какие-нибудь подарки», — отвечает барабанщик. «Тебе исключительно повезло, что ты пришел сюда, — сказал ему шакал, — я охраняю здесь свое сокровище. Если ты хочешь его получить, ты должен выбить дно у б-барабана, наполнить его водой и полить ею тушу слона». Барабанщик выбил дно у барабана, наполнил его водой и принялся носить воду и поливать высохшую тушу. А шакал изнутри втирал воду в шкуру мордой. Наконец шкура размягчилась, шакал выпрыгнул наружу и убежал. А барабанщик все поливал и поливал тушу водой. Потом он заглянул внутрь, но никакого божества в туше не было, а было только множество червей. Взял он свой сломанный барабан и вернулся домой. Через несколько дней пошел сильный дождь, и туша поплыла, увлекаемая потоком. На туше сидела стая ворон. Т-тушу снесло в реку, она поплыла вниз по течению, и ее вынесло в открытое море, а вороны все продолжали клевать падаль. В конце концов туша полностью сгнила и опустилась на дно, где ее дожрали крокодилы. Вороны огляделись вокруг, но нигде не увидели ни одного дерева. И прежде чем они смогли долететь до суши, они выбились из сил, крылья отказались им служить, и все вороны погибли в море… Я знаю, что скоро перестанет существовать «Регион». Компания «Маунтайн» окажется в кризисном положении. Их всех смоет в море, откуда они уже не выберутся. Вот что я знаю.

Вика шла рядом, помахивая ридикюлем.

— Ты не имеешь права меня осуждать, — сказала наконец она. — Ты не знаешь, что… сделал со мной Лукашов… Ты не знаешь.

— Я знаю другое. Ты вдруг стала слишком способной девочкой. Настолько способной, что тебе показалось возможным украсть чужие деньги. Мне неизвестно, что с тобой сделал Лукашов. Ясно, что что-то нехорошее. Мерзавец не способен на порядочные поступки. Но вместо того, чтобы рассказать все мне или любимому человеку, ты вдруг решила украсть. Наказать. И для осуществления своего плана тебе показалось возможным спать с другим. Тупица Истасов даже не предполагал, кого содержит на улице Академика Варги. — Рука Берга заметно дрожала, когда он вынимал из пачки сигарету. — Я все думал о твоем последнем телефонном разговоре в офисе. Тихон провел небольшое расследование и реконструировал события… Я все мучился вопросом — кому это ты три раза подряд могла сказать «да». А потом вдруг осенило… С тобой разговаривал Истасов. Он спрашивал тебя, дома ли ты. А потом спросил, готова ли. И ты, чтобы успеть приехать на явку быстрее его, тотчас исчезла из офиса. Меня немного смутил оставленный у офиса «Кайен», но потом я понял, почему ты его бросила. На метро быстрее. Пока Истасов парился в пробках, ты перед его носом проскочила в квартиру…

Виктория побледнела, руки ее дрогнули.

— Нет, все было не так. Я уехала, потому что Лукашов сказал, что у него намечается встреча, а через минуту позвонил Истасов и сообщил, что будет «дома» только вечером. У него сейчас важная встреча в строительной компании. Я не могла оставаться в офисе, а на стоянке он мог меня заметить… А потом вдруг вспомнила, что на столе у Тихона, в его кабинете, стоит моя фотокарточка в рамке. Лукашов мог завести Истасова к нему для разрешения какой-нибудь проблемы, и тогда… Сразу после этого я и решила уехать. Деньги были уже перечислены на мой счет на Кипре… — Вика хрустнула пальцами. — Но ты не можешь обвинять меня, папа. Ты не знаешь, что сделал Лукашов…