Синдром отличницы

Я обычно заканчивала около шести. Мы уходили вместе с Баргером, потому что он всегда дожидался, когда его стажеры покинут святая святых, и запирал лабораторию на ключ. Он никогда не предлагал подвезти меня, хотя жил в восточном районе. Впрочем, он относился к тем людям, которые старались держаться особняком. Ему вполне хватало моего ежедневного десятичасового присутствия, чтобы продлять его на лишних полчаса.

Автобус обычно приходил в шесть пятнадцать, и я заходила в мини-маркет за пакетиком фруктовых леденцов, которые имела привычку грызть в дороге. Мой путь до остановки никогда не отличался чем-то примечательным. Доходя до лавочек, я обычно вскрывала пакет, разворачивала одну из конфет и закидывала в рот. Но на сей раз мне было не суждено насладиться вкусом любимых леденцов.

С ходу я столкнулась с кем-то, выронила лакомство со стоном: «Проклятье…», а затем вскинула полные негодования глаза.

У вас в руках когда-нибудь взрывалась петарда? Да так, что глаза заволакивало на пару мгновений, сердце замирало от страха, а вы сами бледнели, представляя, что лишились половины пальцев?

Так вот: эта встреча была подобна взрыву петарды.

– Прости, – приятная улыбка скользнула по карамельным губам Питта.

Какого черта он делает здесь? В опасной близости от такой, как я?

– Ты ведь Лимма, так?

– Да, – я могу говорить только тогда, когда не смотрю в голубые глаза этого парня.

Мы молчим некоторое время, испытывая неловкость. Для Питта это в новинку, мне не привыкать. Я делаю неуверенное движение вбок, чтобы обогнуть парня, глупо улыбаюсь на прощание. Когда осторожно обхожу его, как робот-краб, твержу про себя, какая я идиотка.

– Ты ведь работаешь здесь? – этот вопрос летит мне в спину, как брошенный вдогонку булыжник. Он вышибает из меня дух.

Я обернулась, цепляясь за лямку сумки обеими руками, как за спасательный круг. Губы у меня дрожали от острого приступа паники.

– Да.

– Новенькая? Давно приехала?

Питт поправил челку, которая спадала ему на левый глаз. Очки с зеркальными стеклами были подняты вверх и пускали солнечные зайчики. Одна его ладонь скрывалась в кармане синих джинсов. Белая футболка выгодно подчеркивала загар и рельеф развитых мышц.

– Пару месяцев назад, – произнесла я.

В этот момент к остановке подъехал автобус, и я нетерпеливо перемялась с ноги на ногу.

– Мне пора.

Питт взглянул на распахнутые дверцы автобуса, затем на меня и спросил, не колеблясь ни секунды:

– Хочешь, подвезу?

Реакции у меня были медленные, как у кита, но сейчас я среагировала молниеносно:

– Меня?!

– Ну вроде как, – усмехнулся Питт, – поехали?

На его тачке? В той самой, на заднем сиденье которой университетская «мисс бикини» лишилась девственности?

– Я не буду лихачить, обещаю, – поспешил добавить парень.

В его руках звякнули ключи. Я бросила взгляд на автобус и пожала плечами:

– Поехали.

Почему-то мне казалось, что куш в казино срывают реже, чем подобные Питту Сайверсу приглашают подобных мне прокатиться на его тачке. В любом случае, я не тешила себя мыслью, что случившееся акция многоразовая. Мы с Питтом были слишком разные, чтобы нас что-то заинтересовало друг в друге.

Первые пять минут мы просто слушали радио, пребывая в каком-то оцепенении. Я могла бы сказать что-то типа: «классная у тебя тачка» или «о, люблю эту песню», но все, что приходило на ум, казалось невероятным идиотизмом.

– Мне, – решился Питт, глядя на дорогу и сжимая и разжимая пальцы на руле, – мне сложно придумать тему для разговора, хотя обычно со мной такого не случается.

Наверно, в этом виновата я. О чем можно разговаривать с зубрилкой, которая большую часть времени убивает в лаборатории и грезит карьерой ученого?

– Можем поговорить о Галене и его трактатах, – пошутила я и сразу почувствовала, как напрягся Сайверс.

– Понятия не имею, кто это.

Это моя вина. Я совершенно лишена чувства юмора.

– Один древний медик, не бери в голову, – прозвучало, как чертово оправдание.

– Я жуткий идиот, если честно. Вся моя жизнь строится вокруг футбола.

Не знаю, испытывал ли он дискомфорт, произнося это, но я точно испытывала, слушая.

– А вот я не знаю ни одного игрока национальной лиги. Я и футбол – это на разных полюсах, – снова оправдание.

И почему я всеми силами не хочу выглядеть слишком умной?

– Ты работаешь в лаборатории, – произнес Питт, – это, наверное, сложно. Чем вы там занимаетесь?

– Трансформируем растительные ткани… эм… в общем, занимаемся разной ерундой.

И с каких это пор генная инженерия стала для меня ерундой?

– Интересно, – произнес парень. – Тебе это нравится?

– Да.

– Хочешь связать с этим свою жизнь?

Парой вопросов он докопался до истины. Наверняка он не такой придурок, каким его выставляет Нилла.

– Скорее с биомедициной…

– Хочешь быть врачом? Вроде бы твоя мать…

– Она выдающийся хирург, – перебила я Питта, – а биомедицина – это нечто иное. Скажем так: эта сфера регенеративной медицины и поле для создания искусственных органов и тканей. В общих чертах, это то, что позволит человеку быть неуязвимым и жить вечно.

Сайверс улыбнулся, оторвался от созерцания дороги и взглянул на меня.

– Круто. Люблю людей, у которых есть цель в жизни.

– А ты? – смутилась я. – Будешь продолжать заниматься футболом?

Питт рассмеялся.

– Нееет, – протянул он, – футбол это только в университете, через год я возглавлю отдел в фирме отца. Моя жизнь была распланирована, как только я появился на свет. Родители вкладывали в меня деньги, как в особый долгосрочный проект, и теперь надеются, что я отобью все их траты.

– А ты этого не хочешь?

– У меня нет выбора, – его улыбка померкла, он перехватил руками руль, поворачивая к моему дому. – Ты ведь здесь живешь, не ошибся?

– Да, верно. Что ж, спасибо, что подвез, – я открыла дверцу, замечая, что Питт чуть поддался вперед, не спуская с меня глаз.

– Послушай, Лимма, – сказал он, когда я благополучно высадилась из его машины и уже посчитала, что все волнения закончены, – может, мы… мы с тобой…

Я взглянула на него, видя, что он нервничает.