Синдром удава

Не прошло и часа после его отъезда, как стало известно об аресте одного из ближайших соратников Сокола, майора Бидермана. Очевидно, среди военных оказался доносчик. Нужно было спешить с началом активных действий, пока нацисты не арестовали все руководство Сопротивления. Кез отправился на поиски Сокола, чтобы предупредить его об опасности и необходимости немедленного выступления. Но найти его он не смог. Сокол вернулся только под утро и сообщил, что договорился со штабом гражданских отрядов о начале выступления в восемь вечера и что срок изменить нельзя. Он передал Кезу оперативный план восстания, согласованный с представителями всех боевых групп.

План предусматривал:

20.00 — в районах Зиммеринг, Майдлинг, Флоридсдорф боевые группы занимают исходные позиции для содействия вступлению в город Советской Армии;

21.00 — сооружение баррикад в центральной чаш и города,

21.30 — занятие важнейших правительственных зданий, арест оставшихся в городе руководящих нацистов;

23.30 — передача города частям Советской Армии; воззвание к населению.

Сокол сделал еще несколько устных распоряжений и снова уехал в штаб гражданских боевых групп, чтобы скоординировать совместные действия. Кез отправился в арсенал, где размещалась резервная боевая группа и передал приказ Сокола ее командиру срочно направить караул в штаб округа, в распоряжение обер-лейтенанта Рашке для охраны здания штаба.

Выполнив поручения Сокола, Кез вернулся в штаб округа, но при входе в здание путь преградили незнакомые часовые. Ему все же удалось уговорить начальника охраны и войти внутрь. В коридоре от знакомого унтер-офицера Хубера Кез узнал, что в здание ворвались эсэсовцы, арестовали гауптмана Гута и обер-лейтенанта Рашке и ищут его и Сокола. Кез не стал дожидаться, пока его опознают, и незаметно выбрался из здания. Он направился на поиски Сокола, чтобы предупредить его о захвате помещения штаба.

21. Пушки, которые уже не заговорят

Тем временем в боевых отрядах гражданского движения Сопротивления шли последние приготовления. Нашему отряду предстояло 6 апреля в 21.30 начать вывод из строя несколько артиллерийских огневых точек, размещенных в черте города.

Я уже упоминал о югославском партизане Марко. Это был сдержанный, не очень разговорчивый интеллигентный человек. Мы близко сошлись с ним, и австрийские товарищи даже считали нас давними знакомыми.
– -

Марко и мне досталась зенитная батарея, установленная в XVIII районе Вены, на возвышенности, поросшей невысоким кустарником.

Рано утром 6 апреля я направился в гараж к Вилли. Там мы должны были обсудить план предстоящей операции. Решили, что сначала надо все хорошенько разведать. Я выбрал из свободных машин, чьи владельцы бежали на Запад, серенький быстроходный «штайер» и поехал за Эрной. Это была замечательная девушка — она помогала нам и в печатании листовок, и в их распространении.

Она мне казалась голубоглазым воплощением этого прекрасного города на Дунае. Волны ее золотистых волос, спадающие на плечи, дурманили голову. Но «долг превыше всего!» и мы корчили один перед другим «непринужденность товарищеских отношений».

Для предварительной разведки я решил взять ее с собой и покрутиться возле батареи под видом влюбленной парочки. Эрна была дома. Она спокойно выслушала мое предложение и сразу согласилась не только прогуляться возле батареи, но и принять, участие во всей операции. Марко решили пока не беспокоить. После побега из концлагеря он скрывался на квартире у надежных друзей и рисковать лишний раз было ни к чему.

На машине мы подъехали почти к самой батарее. Вышли и, не. спеша, стали пробираться сквозь невысокий кустарник. О нашей роли влюбленных мы не забывали... Впереди, на возвышенности, виднелись четыре орудийных ствола. Это были зенитные орудия восьмидесятимиллиметрового калибра, предназначенные для стрельбы по воздушным и наземным целям. Снаряд такой пушки свободно пробивал броню среднего танка. Возле орудий сустилоси несколько солдат в серо-сиреневой форме «люфтваффе». Мы почти уперлись в бетонный бруствер, когда нас остановил окрик часового. Причем это был девичий голос. Оказалось, что вся орудийная прислуга состояла из совсем молоденьких девушек. В глубине площадки виднелась палатка. Возле нее на веревке были развешены предметы женского туалета. Нас с Эрной, как мы и рассчитывали, приняли за влюбленную пару. Последовали завистливые возгласы и шутливые намеки. Я как бы засмущался, и это вызвало еще более непринужденные шуточки и смех. По говору и степени общительности можно было безошибочно определить, что это были австриячки. Я подхватил их игривый тон и выразил удивление, что вижу таких крепких, таких привлекательных девушек не в нарядах, не в объятиях здоровых парней, а в постылой униформе, среди торчащих пушек! Мои довольно плоские остроты попали в цель и имели успех. Завязался разговор, девушки разоткровенничались, а их старшая, ее звали Гизела, рассказала, что первоначально они учились на курсах гражданских связисток, но из-за тотальной мобилизации были переведены в группу зенитчиц. После ускоренной подготовки их направили на батарею, а начальником поставили старого прусского вояку из «народных гренадеров». Причем он уже третьи сутки не появлялся на батарее, и они предполагают, что он, как и многие «наци» удрал на Запад. Они не знают, как им быть, а пока рады отдохнуть от муштры и похотливых приставаний этого «народного козла».

Я спросил:

— А как вы сами относитесь к русским?

— Мы их очень боимся, — ответила Гизела. — Нам сказали, что они не щадят ни женщин, ни детей. И вообще, говорят, это дикий народ с дикими нравами и у некоторых в темноте глаза горят!

— Ну как вы могли поверить этой чепухе? — возразил я. — Русские — обыкновенные люди, такие же, как вы, как Эрна и я. Вам их нечего бояться. Если, конечно, вы не будете стрелять в них. Отправляйтесь по домам и ничего не бойтесь. Ведь через два-три дня русские будут здесь — в Вене.

Я задал несколько вопросов о других батареях, расположенных в этом районе. Выяснилось, что до ближайшей батареи с кадровым мужским составом примерно с полкилометра напрямую, если пробираться через кустарник, а по дороге в объезд все три. Мы дружески распрощались, и уже на ходу Эрна не удержалась и крикнула:

— Можете не сомневаться в том, что сказал мой друг, он сам русский. Прямо из Москвы! — Эти слова вызвали смех у зенитчиц, они приняли их за еще одну шутку.

Мы сели в машину и поехали на Зойленгассе к Марко. Я рассказал ему о результатах посещения батареи и высказал свои сомнения: — С какой стати мы будем штурмовать эту бабскую обитель? Да им свистни, и они сами разбегутся...

Мы решили обратиться в штаб группы с просьбой дать другое дополнительное задание, более серьезное, например ликвидировать соседнюю, настоящую мужскую батарею. Вместе с тем мы понимали, что оставлять эту батарею просто так нельзя. Завтра девчонок заменят эсэсовцами, и тогда... Надо воспользоваться благоприятным моментом и, не применяя оружия, сделать всю батарею небоеспособной, а затем уж браться за другую. На том и порешили.

Не теряя времени, мы с Эрнои отправились в штаб группы, там доложили о результатах разведки и получили дополнительное задание.

В штабе не только согласились с нашим предложением, но и выделили в помощь еще троих товарищей. Правда, я рассчитывал на большее количество бойцов, но меня заверили, что на батареях серьезного сопротивления не будет: венский гарнизон деморализован, а нацистское руководство устремилось на Запад, опасаясь расправы.

По счастливому совпадению, один из наших товарищей жил недалеко от места расположения второй батареи, он мог наблюдать за ней в бинокль из своего окна. Теперь мы располагали исчерпывающими данными о второй батарее: в дневное время там находилось не более десяти—двенадцати человек, а начиная с вечера и до утра, оставалось только три. Пушки были тщательно замаскированы. Нам стало также известно, что батарея предназначалась для поражения только наземных целей и не должна была демаскировать себя раньше времени ни при каких обстоятельствах.