Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным

— Последний кто осмелился так сделать — превратился в пепел. — шипит она: — медленно поджарился и его же собственный жир плавился и капал ему в ботинки, пока он кричал в агонии…

— А… ты про этот случай. Не, не, не, мы про войну не вспоминаем — машет рукой Кэйя: — иначе мы тут неделю торчать будем. А у нас дела — мне надо с девками вина в раю пить, а тебе — умирать. Не до твоих посттравматических синдромов.

— Любой твой рай превратиться в ад, как только я умру и окажусь там.

— Может быть. — соглашается Кэйя: — но сейчас не об этом. Сейчас о том, что ты предала своего отца. Хм… отцовскую фигуру? Как там по Фрейду? Тебе нужна отцовская фигура, которая совмещает в себе авторитет и власть, ты жаждешь подчиняться и в то же самое время — саботируешь это подчинение, желая, чтобы тебя наказали, сделали тебе больно. Интересно, это как-то связано с детством?

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — кричит она и пространство вокруг взрывается языками пламени! Яростно ревет пламя, но не найдя никакой пищи — бессильно оседает, оставив лишь оплавившийся песок, на который она падает без сил. Какой это был шаг? Правой или левой?

— Это было зря. — говорит Кэйя, присев рядом с ней на корточки: — ты сожгла последние остатки своих сил.

— Заткнись… — говорит она, не в силах встать. Ничего, думает она, немного полежу и … вдруг ее глаза расширяются. Она лежит на спине и Кэйя — возвышается над ней. Разводит ее ноги в стороны. Он же просто галлюцинация, как такое может быть?!

— Погоди! Стой! Не надо! — говорит она, отчаянно собирая остатки пламени внутри себя: — не надо!

— Воот. Наконец то ты поняла, кто ты такая, А-тян — почти ласково говорит Кэйя, стоя у нее между ног: — ты просто никчемная шлюха. Предательница, у которой нет ничего святого. Сука, которая предала своего отца. И продолжает предавать.

— Я не предавала тебя! Я не предавала Джиро! И я не предам Сина! — кричит она и чувствует, как что-то течет по ее щекам. Слезы? Откуда в ней еще есть влага?

— Предала — говорит Кэйя тихо: — сперва меня. Потом — Джиро. Через некоторое время — и Сина. А разве ты не предаешь его сейчас? Он сидит в здании «Ахимса» и его разум блуждает не пойми где, пока Ганеша наводит на него морок, а ты — так глупо попалась портальщику и сейчас черте-где ведешь разговор со своим мертвым отцом. И ты даже ни разу не назвала меня папой, А-тян. Ну как можно быть такой никчемной шлюхой? Все, что произошло с тобой — это твоя собственная вина, А-тян. Ты всегда была такой, тебе нужно было, чтобы тебя драли как животное, держа за волосы — тебе же это нравилось, не так ли? — и Кэйя как будто вырастает, закрывая солнце и нависая над ней.

— Нет — шепчет пересохшими губами она: — не надо.

— Ты всегда так говоришь — Кэйя опускает руку и знакомым до боли жестом — начинает расстегивать штаны: — а потом тебе нравится. Просто прими свое место, А-тян. Прекрати сопротивляться.

— Арргх! — она чувствует, как внутри ее наконец открывается какой-то неведомый клапан и мир вокруг заливает огнем.

— Я — Акира! — кричит она и пламя поднимает ее на ноги и вскидывает ее руки, она становится похожей на птицу, которая готова взлететь: — я — пламя! Я — огонь! И этого достаточно! ИНФЕРНО! — и огненный столб встает на ее месте, сжигая и оплавляя песок.

Пламя гаснет, и она снова опускается прямо в мягкую, спекшуюся, стекловидную массу, потрескивающую от перепада температуры. Силы окончательно покидают ее. Где ты, Бог Огня, когда ты так нужен?

— Да ладно тебе, А-тян — говорит Кэйя: — я же пошутил. Я же мертвый. А ты живая. Пока. Вот умрешь — приходи, повеселимся. Вспомним старые добрые времена, а?

— Ты! Лицемер! Тварь! Подонок! — рычит она: — как ты мог так поступить с ней?! А?!

— Помнишь, что я тебе говорил чуть раньше? — спрашивает Кэйя: — мне кажется, что вы все кучка лицемеров, которые только и делают, что предают, обманывают, кидают друг друга при первой же возможности. Помнишь?

— Помню. Какое это имеет значение…

— И я — такой же, А-тян, пойми. — грустно улыбается Кэйя: — и я такой же! Вы все такие! Не судите и не судимы будете! Я — трус, лицемер и подонок, а ты — предательница и отцеубийца.

— Я не убивала тебя.

— Но хотела. У тебя был такой план, и ты бы его воплотила. Ахимса говорит, что намерение важнее действия. Ты знаешь, что в аду есть особое место для таких как ты?

— Я уверена, что там есть особое место и для таких как ты… — отвечает она и поворачивается на спину. Глядит в небо, прищуриваясь от палящего солнца. Что-то мелькает в небе. Высоко-высоко. Птица? Силуэт увеличивается, приближаясь и она понимает, что для птицы он слишком велик. Дракон!

— Нет — шепчет она и улыбается, чувствуя как лопается кожа на пересохших губах: — это виверна.

Глава 13

Когда она открыла глаза, то сперва не поняла где находится, слабость разливалась по всему телу, и она не могла пошевелить рукой. Какое-то время она провела в прострации, собираясь с мыслями, осознавая себя. Кто я? Я — Акира. Девочка, которую бросили умирать той морозной январской ночью. Пробудившая Дар Огня. Приемная дочь Старого Дракона. Лучшая на курсах подготовки боевых магов. Лейтенант 316-го отдельного батальон Командного Пункта армейской авиации, два года за ленточкой, двенадцать отметок на ремне. Отметки означали вражеских магов. Командование боролось с этим варварским способом отмечать победы, но ничего не могло поделать — у ветеранов свой Устав. Потом, потом — Тодай, куда она поступила как ветеран, по армейским льготам. И вот она уже выпускница Тодай с отличием, приступает к написанию своей диссертации, но ее зовет к себе Старый Дракон, у которого возникли большие проблемы с китайской триадой. Командировка в континентальный Китай. Или вернее сказать — рейд. Именно в этом рейде она и заслужила имя. Та Самая Акира. Кто? Та Самая Акира, дурень, ты что, не знаешь? Та самая, которая сожгла в пепел сорок магов Республиканский Армии, та самая, которая уничтожила молодого выскочку Тай Лунга, который уже присвоил себе звание Дракона Юго-Востока и начинал распространять свое влияние на острова! Та самая, которую захватили с помощью яда, коварства и удара в спину, скрутили и сковали антимагическими оковами — с тем, чтобы Тамерлан, Тигр из Гонконга — мог отыграться на ней за гибель своих людей, и никто не знает, что там произошло, но только нет с нами больше Тамерлана и его ближних, а есть только расплавленная от жуткого жара земля, превращенная в стекло — на том самом месте, где раньше стояло поместье Тигра из Гонконга. Которое, как говорят было настоящей крепостью. На каком-то этапе люди стали приписывать ей даже то, чего она и не делала, преувеличивать и распространять страшные слухи.

Но каждый раз, когда кто-то пытался назвать ее Драконом, Тигром, Фениксом или еще какой-то тварью — она пресекала эти попытки. Потому и осталась просто Акирой. Вернее — Той Самой Акирой. И это звание, эта кличка -вернулась вместе с ней в Японию. Та Самая Акира.

Потом — Огненная Сестра, последовательница Сумераги-тайчо. Неужели Кэйя прав и она просто ищет себе отцовскую фигуру, наставника, мастера? Неужели в этом худощавом подростке ста с чем-то лет она видит своего хозяина? Кэйя, мертвец из ее снов — нахватался ее знаний и теперь говорил, что «судьба ребенка зависит от первых шести лет жизни, А-тян. Как ты будешь бороться, чего ты будешь боятся, куда ты будешь стремиться — все это до шести лет. А до восьми лет ты была моей, никчемная ты дурочка».

Сумераги-тайчо, а вернее — Син. Он дал ей странное чувство собственной неуязвимости. Никогда до этого она не была так уверена в том, что с ней все будет в порядке. Просто его присутствие за спиной — давало это чувство. Чего стоит только эта история с отрезанной рукой? Сколько раз ему отрезали руку? И сколько раз она, открывая холодильник — наталкивалась на нее? Руки, ноги, повреждения внутренних органов — все это излечивала Сила Крови, делая ее, Майко и Читосе — неуязвимыми богинями битвы. Она слишком расслабилась, это и привело к тому, что Син погрузился в иллюзию, а она… едва лишь дернувшись — ощутила чью-ту ладонь у себя на плече… а в следующую секунду очутилась здесь.

Здесь? Где? Она попыталась проморгаться, сфокусировать взгляд. Она же была в пустыне, но здесь нет палящего солнца, здесь даже прохладно…

— Итуа ласпэрэ ваниту суаа… — раздается чей-то низкий, с хрипотцой голос, и ее губ касается что-то влажное. Вода! Вода, наконец, вода! И она пьет, пьет жадно поглощая каждую каплю влаги и чувствуя, как влага пропитывает каждую ее клеточку. Вода быстро, очень быстро кончается и она чувствует досаду, разочарование, ей мало воды, она еще не… но вот влажный край чаши появляется вновь, и она пьет…