Синее на золотом

А тем временем революционные граждане с трехцветными кокардами ухитрились-таки оттереть Лорана от двери и принялись методично осматривать помещения. Один из граждан, судя по всему, страдающий рассеянностью, сунул при обыске в карман позолоченную солонку, приняв ее за золотую. Другой, очевидно, тоже из рассеянности, утащил полдюжины серебряных ложек.

Маркиз вышел незваным гостям навстречу, насильственно улыбаясь. На его сюртуке торчала трехцветная республиканская кокарда, надетая в самое последнее мгновение. За маркизом тенью следовала его жена с искаженным от страха лицом.

– Гражданин Буше! Какая честь! – с наигранным восхищением воскликнул маркиз при виде здоровяка, который возглавлял процессию. – А почему вы здесь? Что-нибудь случилось?

Гражданин Буше вручил ему бумажку, подписанную гражданином Равенелем, уполномоченным Конвента, который имел власть казнить, миловать, сажать в тюрьму, творить обыски и всячески притеснять граждан для блага единой и неделимой республики. Бумажка эта покамест предписывала обшарить замок гражданина Александра де Доль, бывшего маркиза, сверху донизу и, буде в замке обнаружится кто-либо со следами недавнего ранения, без промедления хватать всех, кто в оном замке находится.

Гражданин бывший маркиз при виде бумаги улыбнулся еще шире, словно ждал ее всю жизнь, и объявил, что это наверняка недоразумение, но для блага республики, единой и неделимой, он готов и не на такое. Один из гостей заглянул в комнату, где на столе лежало настоящее изумрудное ожерелье, и сделал к нему движение, но нарвался на тетушку Клементину, которая подняла крик, и предпочел ретироваться от греха подальше. Маркиз, Тереза, Лоран, Роза, Себастьен – все стояли и, не отрываясь, следили за действиями своих врагов. Обитатели замка не осмеливались обменяться словом, но у всех в головах засела одна и та же мысль: успел ли Оливье скрыться, помог ли ему Арман? Тереза испуганно вцепилась в локоть мужа – революционные граждане были уже у дверей той самой спальни, куда перенесли раненого. Роза стиснула руки так, что ногти впились в ладони. Себастьен стоял ни жив ни мертв.

– Так, а здесь что? – подозрительно спросил гражданин Буше, учуявший общую нервозность, и рывком распахнул дверь.

Затем он выпучил глаза и открыл рот.

В спальне у большого зеркала, расположенного напротив входа, стояла молодая темноволосая гражданка. На гражданке был корсет, панталоны, чулки и шелковые туфельки, а также изумрудные сережки. Больше ничего.

Возле гражданки стояла особа, как две капли воды похожая на жену Буше, – страхолюдная, угрюмая, с бородавкой на носу – и помогала ей примерять платье. В глубине комнаты, у кровати, заваленной платьями, веерами, платками и какими-то тряпками, находилась круглолицая молодая женщина, судя по всему, беременная.

– Я же говорю, валансьенские кружева, – объявила гражданка в корсете, разглядывая подол.

– Да, они лучше всего, – согласилась круглолицая.

Затем гражданка заметила Буше и повернулась в его сторону. Из ее глаз вылетели две изумрудные молнии, которые пригвоздили его к месту. И хотя гражданин Буше был вовсе не робким человеком, он все же малость струхнул.

– Что вы здесь делаете? – возмутилась круглолицая.

Страхолюдная, которая держала в руках платье, повернулась, и тут Буше с тоской убедился, что она и впрямь похожа на его жену. Особенно роднило их выражение лица, на котором была написана феерическая злоба.

– Это неслыханно! – кричала Анриетта. – Боже мой, честная женщина не может даже платье примерить, чтобы ее не побеспокоили! Что вам надо? – напустилась она на Буше. – Что вы ищете?

Арман де Бельфор, который с обнаженной шпагой притаился за ширмой, скрытой зеркалом, едва не рассмеялся и поспешно зажал себе рот свободной рукой, слыша, как гражданин Буше бормочет извинения. Он не хотел никого оскорблять! У него приказ! Он обыскивает замок, ему сказали, что тут может находиться раненый!

– Да, тут будет раненый, – заявила Ева, – если вы немедленно не уберетесь отсюда!

Она махнула на незваного гостя платьем. Красный как рак, гражданин Буше затворил дверь и шагнул в следующую комнату. Но в ней не было никого, кроме старой кошки, которая лежала на кресле и дремала.

Через полчаса, порывшись для проформы в конюшнях и погребах, граждане укатили в экипаже, который доставил их сюда. Как только экипаж скрылся из глаз, Лоран, словно забыв про мучившую его подагру, рысцой взлетел вверх по лестнице.

– Ушли, сударыня, – доложил он Анриетте, вытирая со лба пот.

Амелия (которая уже успела одеться) обменялась взглядом с Евой, и они стали стаскивать платья с кровати, на которой лежал Оливье. Когда граждане с бумагой вошли в замок и Амелия поняла, что скрыться раненому некуда, она предложила закрыть кровать платьями, чтобы было похоже на дамскую спальню, и принести из ее комнаты зеркало, а чтобы отбить у гостей желание входить, сняла верхнюю одежду.

– Вы даже не представляете, что вы для нас сделали! – с чувством проговорила Анриетта, сжимая ей руки.

– Боже, боже, и как же вы не испугались! – твердила Тереза, которая совершенно потеряла голову. – Какая вы храбрая!

Арман вылез из-за ширмы, и вид у него был немного сконфуженный – по правде говоря, сквозь щель между створками он заметил, как выглядит Амелия в корсете, и теперь она нравилась ему еще больше, а ее присутствие духа делало из нее и вовсе героиню. Явившаяся тетушка Клементина потребовала объяснений, как им удалось отделаться от республиканцев. Получив их, она ушла, но вскоре вернулась, неся с собой изумрудное ожерелье.

– Вот, – сказала она, протягивая его Амелии. – У вас доброе сердце, дитя мое. Да благословит вас бог! Это украшение мне когда-то подарил… а впрочем, неважно. – Она засмеялась странным, почти молодым смехом и махнула рукой. – Ничего у меня не осталось, только одно оно, но я уже старуха, к чему оно мне? Носите его, прошу вас! Эти камни очень подходят к вашим глазам.

Амелия смутилась и стала отнекиваться, Арман и Анриетта хором стали ее уговаривать, к ним присоединись хозяин замка и Себастьен. Наконец молодая женщина сдалась. Тереза смотрела на нее, кусая губы. Теперь, когда первый порыв благодарности прошел, она досадовала, что не догадалась сама сделать то, что предложила ее соперница, и особенно – что Оливье оказался обязан своим спасением не ей, а этой неприятной особе. Едва маркиза услышала, что кто-то должен вместо него доставить письма Ларошжаклена, она заявила, что Арману ехать в Амьен небезопасно, и вызвалась отвезти их сама.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, дорогая, – сказал ее муж после паузы. – Это может быть очень опасно.

– Ах, – воскликнула Тереза, – я буду счастлива сделать хоть что-то! Это самое малое, чем я могу вам помочь.

– По правде говоря, сударыня, – начал Арман, – ваш муж прав. Это и в самом деле очень опасно.

– Никто меня не заподозрит, – отмахнулась Тереза. – В конце концов, я женщина, и мой муж – уважаемый в округе человек. Меня не осмелятся тронуть.

Арман хотел возразить, что для республиканцев не существует такого понятия, как уважение, но тут вмешался Себастьен.