Синеокая Тиверь
Шрифт:
Легионеры были очень осторожны и все-таки появление славян проглядели. Только тогда и поняли, что это тиверские воины, когда те преградили им путь. Отступили было назад, но дорога перекрыта, бросились вправо, в лес, – а там конный заслон.
«Это конец, – подумал ромейский предводитель. – Такая же судьба ожидает и тех, которые идут за нами и полагаются на нас».
– Попробуем пробиться, – приказал старший легионерам. – Кому посчастливится проскочить, постарайтесь добраться к нашим когортам и предупредить: на этой поляне всему легиону готовится западня. Всем понятно?..
Они свернули в сторону и погнали коней туда, где было меньше воинов. Но не для того их брали в кольцо, чтобы выпустить. Одни полегли, скошенные мечами и стрелами, другие,
То же самое ожидало и боковые разъезды. Кто-то с фланга пробовал, правда, докричаться до Хильбудия, но наместник был слишком занят в эти минуты, чтобы услышать предостерегающий крик своих разведчиков. Ехал он во главе первой когорты, окруженный веселящимися всадниками, и даже в мыслях не держал, что может что-нибудь случиться, да еще здесь, в придунайской глуши, которая не зря называлась нетронутой землей. Когда же перед его когортами, словно из-под земли, встал крепкий славянский заслон из лучников и мечников, Хильбудий оказался неспособным от неожиданности даже отдать приказ ускорить выход из лесу.
– Первым пяти когортам стать дугой и быть готовыми к встрече с варварами, всем остальным развернуться и прикрыть тыл.
Он словно в воду смотрел. Не успели его когорты встать в боевые порядки, как впереди, справа и слева ожил лес, ожили поляны и оттуда тучей пошли на ромеев ряды лучников. Сколько их, трудно было понять. Видел Хильбудий одно: им нет конца и края. Шли тесно, прикрываясь щитами, обступали со всех сторон.
– Щитоносцы, вперед! Встать стеной, приготовить стрелы!
Среди ромеев началась суматоха. Одни, кому приказано было стать против славян стеной, спешили пробраться вперед, другие – седлали коней и норовили отойти к лесу, остальные строились в колонны и ждали момента, чтобы ринуться верхом на пеших. Но поспешность не всегда приносит желаемый результат. Где-то успели встать щитоносцы против антов, встретили их тучами стрел, а где-то – нет. Но анты нашли слабое место в рядах противника, навалились всей мощью и сломали их шеренги. Не на жизнь, а на смерть схватывались с теми, кто оборонялся. В прорубленные ими проломы не замедлили ворваться тиверские и дулебские конники. Словно буря или вихрь, влетели туда на буланых, вороных, гнедых и серых конях, мяли щитоносцев копытами, рубили мечами. Подбадривали себя и тех, что шли плечом к плечу, диким посвистом и воинственными криками. Но ни посвист, ни крики не могли заглушить бряцания мечей, чьего-то предсмертного крика о помощи, ржания коней.
Хильбудий собрал вокруг себя наиболее сильные манипулы и, сидя на высоком, с буйной белой гривой коне, зорко следил за тем, что делалось в передних рядах.
– Иоанн! – крикнул кому-то из воинов, стоявших наизготове. – Скачи в третью когорту, передай ее предводителю мой приказ: пусть отрежет вон тех антов и станет стеной против остальных. А с теми, кого отсечет, мы и сами управимся.
– Будет сделано, стратег.
– Евдемон! – резко повернулся к центуриону и показал рукой. – Бери свою манипулу и уничтожь вот этих варваров. Потом пойдешь на помощь первой когорте.
– Иду, предводитель.
Но не все и не всегда видно Хильбудию. Поэтому время от времени поднимался в стременах и старался рассмотреть, что делается в рядах сражающихся. В такой момент и застал его крик гонца от поставленных на защиту тыла когорт.
– Достойный! Варвары напирают и с тыла. Силы неравные, не выстоим!..
– Передай Флавию и всем воинам: единственная надежда в этих тисках – щит и меч. Больше нам надеяться не на что!
Знал: с ним лучшие фракийские когорты, переданные императором под его надежную руку, те, что не так давно храбро проявили себя в сечах с иранцами. Поэтому не переставал верить: хотя воины оказались в окружении, варварам будет не так просто смять их и заставить показать спину. Это опытные мечники и щитоносцы, они сначала немало варваров уложат, а уж тогда и сами полягут. Дойдут до края – полягут все, но спину все-таки не покажут!..
Больше
всего достается головным манипулам. Поредели их ряды, сдерживая вражеские сотни. Где-то отступили и рубятся, прикрывшись щитами, где-то образовали небольшой полукруг и стоят, словно скала в разбушевавшемся море, а где-то небольшие группы воинов вот-вот будут смяты нападающими.Повернулся Хильбудий к тем, кто находился под его рукой, как последняя надежда на спасение, и замер, пораженный: анты прорвали ряды не только щитоносцев, но и мечников и прут конной лавой на него самого.
– В мечи! За мной, вперед!..
Успел еще что-то крикнуть, да на том и кончилось его руководство: перед ним вырос рыжебородый ант и заставил подставить под занесенный над головой меч проверенный в таком деле медийский щит. И только Хильбудий отвел удар, как тот сразу же нанес ответный. А перед наместником оказался уже не один ант – Хильбудий оказался в такой круговерти, в которой трудно разобрать, где свои, где враги. Рубил метко, ловко, даже почувствовал наслаждение от этого, а значит, и прилив сил и уверенность: он – бывалый воин, ему эти варвары словно мусор в речном потоке. Себе-то он проложит дорогу в этом потоке и вырвется на волю.
Наверное, не одного уже срубил сильным ударом меча, видел: заметили его ловкость и расступаются. Делают вид, что нападают на ромейского витязя на гнедом коне, когда же дело доходит до стычки, подставляют под удар щит и выскальзывают или же обходят стороной. Но нет, ошибается. Вон один на него прямо прет. Молодой, безусый еще, а глаза, словно у зверя, налились кровью. Не мечом – сулицей нацеливается. Неужели надеется выбить его, Хильбудия, из седла?
Занес над головой меч и не успел отбить им сулицу, метнувшись в сторону. Если бы не панцирь, лежать бы ему бездыханным.
– Боривой! – услышал он мощный голос. – Этого не трогай. Это сам Хильбудий, он мой!
Хильбудий оглянулся и увидел, что кричал, подняв на дыбы коня, всадник с поднятым мечом.
«Тиверский князь? Тот, что гостил в Маркианополе? Что же делать? Положиться на силу своего коня или развернуться и надеяться на щит и меч? Да годится ли мне, полководцу, бежать?»
Круто развернул Гнедого и пустил его навстречу князю.
Увидел – первым гнал на него распластанного в воздухе коня безусый, тот самый, которому кричали: «Не трогай!»
«Упрямый мальчишка, – подумал Хильбудий, – знает, на кого идет, и все-таки идет. Ну постой же!»
Хильбудий взмахнул мечом и так рубанул по нацеленной на него сулице, что она зазвенела и вылетела у воина из рук. Хильбудия окружили стеной, выставив вперед сулицы.
– Покорись, Хильбудий! – повелел князь Волот. – Когорты твои разбиты, битва проиграна.
Не задумываясь, Хильбудий пришпорил коня и бросил его прямо на Волота. Однако князь ловко выставил сулицу, и конь напоролся на нее горлом. Заржал дико от боли, рванул в сторону и выбросил всадника из седла, под ноги коня Вепра. Вепр изловчился и приколол ромейского вождя мечом к земле.
– Зачем ты так? – нахмурился Волот. – Он и так был уже наш, надо было в плен брать!
– Думаешь, надо? А зачем? Император не поскупится на золото, выкупит его и снова натравит на нас. Очень уж повадился этот волк в нашу овчарню. Мертвый он безопаснее будет!
XX
Дед Борич говорил: навикулярий – муж пожилой. Вот только благонравию его Миловидка не совсем верила. Старый грек не посмотрел на то, что она круглая сирота, что ее гонит по свету горе, взял за перевоз много, да еще сомневался, берет подходящую ли цену. Может, поэтому и велел Миловиде, пока она будет на лодье, готовить для него и его помощников пищу, ворчал, а то и покрикивал на всех, выказывая этим свое неудовольствие. Зато правдой было и то, что ни сам не обидел ее, ни другим не позволил. Больше того, расспросил за долгие дни и ночи плавания, кого ищет, почему ищет, пошел с Миловидой в Никополь, нашел людей, знающих, где анты, которыми торговали позапрошлой весной в городе.