Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана

— Не всех бери, колоброд! — крикнул ему сторож. — Оставь мне пяток, и чтобы покрупнее…

— Опять сушить будешь на продажу? — проорал сквозь шум моря Макарка.

— А тебе что?

Рыбаки стали сортировать рыбу на старом брезенте. Девчонки изумлённо наклонились над ними, а Иван Степанович уже успел пристроиться поблизости со своим альбомом и, поглядывая на рыбаков, быстро двигал карандашом по твёрдой белой странице.

— Васятка, ко мне! — подозвал Макарка и поднял длинную узкую, как змея, рыбину, упруго двигавшую влажным хвостом.

— Что это? — испугался Вася, — Не ужалит?

— Ужалит, скажешь тоже: в сердце вопьётся — и крышка! — крикнул Макарка. — Это же рыба-игла.

— Я для тебя её взял, Макар, — сказал усатый, которого все звали Семёном; он был в блестящей куртке, густо облепленной гривенниками чешуек. — Высуши — и на рынок! Сувенир. Почище краба. Рупь дадут. А в базарный день и больше.

— Порядок, — сказал Макарка, — и она сгодится, на звонок хватит… — Он толкнул в спину Таю, выхватил из своей шапочки большого краба, страшно двигавшего клешнями и цепкими, жёсткими, суставчатыми ногами, и Тая, конечно, пронзительно запищала. Он стал гоняться за девчонками, потом под звонкий смех перекувырнулся на гальке через голову.

— Здравствуйте! И я к вам… — вдруг послышался громкий голос Альки. — И родня здесь, и все прочие… Что же меня не позвали? Нехорошо!

Быстрые Алькины глаза отыскали среди рыбаков коренастого мужчину с рыжими усами. Алька присел возле него на корточки и негромко спросил:

— Вы, дяденька… простите, не знаю отчества… Семён?

— Ну я, а чего тебе? — насторожился тот, и Алька полушёпотом сказал:

— Да ничего такого… Можно вас на пару слов?

Они отошли, и Алька, вначале сбиваясь, а потом более твёрдо и решительно заговорил о покупке рыбы.

— Плохо с рыбой, неважнецки взяли… — вздохнул Семён. — Да и трудно дать тебе, рискую… Я хоть имею право взять себе немного рыбы, да не со всеми в ладах. Стало строго у нас.

Он говорил тише Альки, не говорил, а беззвучно шевелил большими губами, но Алька всё понимал. Понимал и то, что Семён набивал цену.

— Ну я вас очень прошу… — Алька смотрел в его светлые, почти бесцветные, припухшие глаза и одновременно следил за ребятами; они, кажется, ни о чём не подозревали.

— Тебе сколько нужно?

— Ну, килограммчика два-три…

Глава 15. Мальчишка с пистолетом

— Будет не дёшево, — предупредил рыбак. — Три за килограмм. Иначе не могу.

Это было на полтинник больше, чем говорил отец.

— Ну, может, отдадите три с половиной кило за десятку? — Алька покраснел.

— А деньги-то есть? Через пять минут заходи в домик. И сразу уматывай в посёлок…

Ребята во время этого разговора с хохотом бегали возле корзин с рыбой, толкались, орали, передразнивали друг друга. Больше всех отличался Макарка. Он то выкрикивал что-то такое, отчего девчонки надрывали животики, то рискованно кувыркался через голову.

Рыбаки и сторож беззлобно покрикивали на него, но Макарка и не думал слушаться их. Он ещё больше дурачился, куролесил, и это было очень к месту: он отвлекал от Альки внимание, и Алька впервые хорошо подумал о нём.

Вася тоже бегал и даже боролся с Макаркой: они сцепились, и тот хотел повалить Васю и прижать лопатками к гальке, да сам свалился: Вася был крупней и сильней его и сел ему на спину.

Впрочем, Макарка тут же вывернулся и погнался за Ирой. Вася бросился на выручку и отогнал Макарку. Ира тяжело дышала, щёки раскраснелись. Она поправляла волосы и не столько смотрела на Васю, сколько через его плечо на Макарку, опасаясь, что тот опять внезапно наскочит и начнёт что-нибудь вытворять. Ира и боялась его — сердце её всё ещё колотилось от бега — и хотела, чтобы он наскочил и дёрнул за платье или руку, и уже приготовилась отражать его нападение.

— Слушай, Ир! Ну, Ир!

— Чего тебе? — Ира стреляла по сторонам глазами, — Я и не знала, что Макарка такой. В каком он учится классе?

— Ты была когда-нибудь в тире? — спросил Вася и тут же спохватился: «Зачем я сейчас о тире?» Но его уже понесло, понесло, и не было сил остановиться. — Била из ружья по мишеням? По тиграм, по совам!

— Пробовала… Дед целил, а я нажимала курок…

— Не курок, а спусковой крючок! — И Васю понесло дальше: — А хочешь, я тебя научу? Огонёк свечи будешь гасить, бомбу сбивать одним выстрелом… Знаешь, как здорово! Ир?

— Ну чего тебе? — Она упорно продолжала глядеть через его плечо.

— Мы можем и Макарку позвать.

— А мне всё равно… — Ира кинула взгляд на Таю, склонившуюся над горкой рыбы, — две чёрные косы её свешивались вниз.

— А хочешь, и Таю возьмём? Уж с ней-то тебе не будет скучно!

Ира не ответила, продолжала смотреть на рыбаков, вносивших в домик корзины с рыбой, — Макарка, как равный, помогал им, — на Альку, методично и сосредоточенно ходившего по двору.

— Ты слышишь, что я тебе говорю?

Ира вскинула голову и посмотрела на Васю. Её светлые глаза неподвижно, спокойно и холодно смотрели в его глаза. Она никогда не смотрела на него так, и Васе стало не по себе.

— Ты был в здешней мастерской деда? — вдруг спросила Ира.

— Не был.

— А хочешь побывать? — Ира очень мягко, очень дружелюбно улыбнулась.

Конечно же, Вася хотел, тем более что она так улыбнулась.

— А хочешь, я попрошу, и дед тебя напишет? Он любит рисовать ребят… Увидишь, какой ты есть!.. — Вася чуть набычился: будто он ни разу не видел себя и не знает, какой он есть. — Дед обессмертит тебя! Будешь висеть в какой-нибудь галерее, может, даже в Третьяковке! Или в Русском музее! Открытки с твоего портрета напечатают будут тебя посылать в письмах…

Она явно разыгрывала его.

— Хочешь? — требовательно, даже сурово спросила Ира.

Вася замялся и не успел ответить, потому что громко хлопнула дверь домика, из неё как ошпаренный, с криком выскочил Макарка, забегал по двору, и Вася увидел, как Алька, слегка побледнев, ещё быстрей заходил по двору возле домика, точно был привязан к нему невидимой верёвочкой. Потом, оглядевшись, нырнул в домик.

Войдя в дом, Алька заметил на грубо тёсанном столе большой свёрток — рыба в промокшей газете слабо шевелилась — и пружинные весы на табурете. Семён в домике, к счастью, был один.

— Я уже отвесил, сколько ты просил. Скорей прячь. И никому ни слова.

Алька протянул ему десятку, торопливо сунул свёрток в сумку и задёрнул «молнию». Семён спрятал деньги в карман.

— А сейчас топай отсюда… Если ещё будет нужно, приходи. Можешь заходить домой, — он назвал адрес. — Жена скажет, что и как.

— Большое спасибо. Всего хорошего!

Алька ушёл, сумка довольно сильно оттягивала его руку. Из домика, грохоча сапогами, вышел Семён, и к нему с рыбой-иглой в руке подскочил Макарка, взлохмаченный, растерзанный, и завопил: