Синева осенних вечеров

СПОКОЙНЕЙ НАМ СРЕДЬ АКСИОМ РАСХОЖИХ

Спокойней нам средь аксиом расхожих, И нормы той, что некогда была. Но нет конца у мирозданья, боже… Как мысль простая эта тяжела! 1977

ОПЯТЬ С УСЕРДИЕМ И ЗНАНЬЕМ

Опять с усердием и знаньем Ты порицал мои грехи, Выкручивая наизнанку, С немалым рвением, стихи. Вздевал ты палец, мне на горе, Ты изрекал мне принцип свой. И я, не потакая ссоре, Кивал уныло головой. — Ты прав, — вздыхал я простовато, — Я многогрешен, у тебя ж Всего один лишь недостаток, И тот — не прихоть и не блажь, — Он от излишнего старанья, И потому не стоит драк: Нехорошо тебя тиранить Всего за то, что ты — дурак. 1977

НЕНАВИСТНА МНЕ СЛАБОСТЬ НАГАЯ

Ненавистна мне слабость нагая — Окаянная тяга к вину. Но порой эту боль не ругаю, Не позорю я эту беду. И на слово иного вопроса Отвечаю: — Пожалуй, молчи, Может, спирт им, как мне папироса Запрещенная, снится в ночи. Табака мне не надо, краснея, Сам себе понемногу я лгу. Все сосу свою трубку во сне я, Накуриться никак не могу. И порою о пьяных горюя, Я иного пропойцу корю: — Не курю, не курю, не курю я, Наяву-то ведь я не курю! 1977

НА ИСХОДЕ ВЕЧЕРА УСТАЛО

На исходе вечера устало, Распахнувши руки, как крыла, Мне цыганка долю нагадала, Целый короб счастья наврала. Жить-де буду я с мошной и чарой, Буду мил до гробовой доски Женщине не старящей, не старой, Никогда не знающей тоски. Будут луны литься над домами, А еще, как от грозы леса, Полыхать багровыми дымами Нефтяные черные глаза. Был я в сказке этой без порока, Нипочем сума мне и тюрьма, И бежала ровная дорога В добрые казенные дома. Много фарта было, горя мало, Благолепны мысли и дела. Как она красиво сочиняла, Всей душою женскою лгала! Ну и что же? Ведомо от веку: Не желая горя никому, Не жалейте сказок человеку, Безобидных вымыслов ему. Это стоит выдумщику мало, Лишь бы сердце не имело зла. …Мне цыганка радость нагадала, Целый короб счастья наврала. 1977

ПЕСНЯ В ДУДОЧКЕ ДРЕМАЛА

Песня в дудочке дремала, Сотрясала тьму гроза. Сказки сказывала мама, Жмуря синие глаза. И в руках у мамы спицы (Так знакомы и милы!) Были перьями жар-птицы, Оперением стрелы. Мир честной учил повесу, Как вершить свои дела, И красавица по лесу В красной шапочке брела. А за ней, с мечтой о пище, Будто изгородь — худой Волочился вслед волчище С накладною бородой. Голова в степи дремала, Всадник ехал в никуда. Сказки сказывала мама, Напевала иногда. Тихо длился стих поэта. Мама требовала: — Спи… У кровати людоеда Гном томился на цепи. И лежал я, чуть не плача, Но рассеивалась тьма: Побеждала зло удача, Дурь бежала от ума. Были слезы, и печали, И поруганная честь. И слова в ночи звучали Обо всем, что в жизни есть. Вдаль бежали Дон и Кама, Бились лето и зима. Сочиняла сказку мама Мне некнижную сама: — На Ивана на Купала, Догорая горячо, С неба звездочка упала Таганаю на плечо. Он зажмурился от жара И сказал, с трудом дыша: «Слава богу, здравствуй, пара, Здравствуй, девица-душа! Постарел я, ожидая. Наконец в мои края Ты явилась, молодая, Радость ясная моя!» От его могучей ласки Стали все вокруг добрей. …Как давно умолкли сказки. Песни наших матерей… 1977

В ОГОРОДЕ ЛЕН ПОСЕЮ

В огороде лен посею На рубаху Алексею. Вырастай быстрей, ленок. Подымайся густо. Как вам служится, сынок, Вдали от Златоуста? Нету пыли на штыке? Вьется дым похода? Как вам дышится в тайге, Русская пехота? Часовых часы длинны И забот беремя. Слава богу, без войны Протекает время. Служба — даже и к концу — Непростая ноша. Государству и отцу Послужи, Алеша. Честь, она навек, сынок, У станка и в роте. …Вырастай быстрей, ленок, В нашем огороде. 1978

НЕ СЛАГАЕТСЯ СТИХ… НЕ ПОЕТСЯ…

Не слагается стих… не поется… Будто мелочь — затерты слова. И скрипит журавлем у колодца От надсады моя голова. И в душе, как в иные отливы — На живой, на прибрежной меже Обнажаются ржаво заливы И мелеют глубины уже. Среди слов, точно кочечки, куцых Я бреду, опасеньем томим: Вдруг приливы уже не вернутся К берегам обмелевшим своим? 1978

ТУТ КОГДА-ТО ИЗВИВАЛАСЬ ТРОПКА

Тут когда-то извивалась тропка, Молчаливо хмурилась гора. …Постою у домен неторопко, Близ жары литейного двора. Здесь бывало от свинцовой плетки Аргамак кидался под уклон. …Что иным окатыши и лётки, Взлеты металлических колонн? Я ж глаза прищурю — и с разгона Годы и события сотру, И увижу красные знамена На январском бешеном ветру, И мальчишку в ношеной шинели, Глаз его лихое торжество. Пальцы в рукавицах онемели, Но душа пылает у него. О Гренаде он хрипит некстати, Флюсом шахту загружает он, И его товарищ и писатель Поезда отводит под уклон. …Улицы. И транспортная пробка. Бога укоряют шофера. …Тут когда-то извивалась тропка, Молчаливо хмурилась гора. 1980

СДЕЛАЛ ВСЁ, ЧТО СДЕЛАТЬ МОГ

Сделал всё, что сделать мог, Без протекций и без связей, По чужим садам не лазил, Не ломал чужой замок. На своей струне пиликал И копил по капле мед. А прибыток не великий, — Ну так то — как бог дает. 1980

ВЫ ГОДАМИ СПЛЕТАЕТЕ СЕТИ

Вы годами сплетаете сети, Слух и фактики копите впрок, Стихотворцы доносов и сплетен, Обожающие пирог! Маяковским — увы! — не добиты, Вы еще далеки от конца, Вожделенного жира пииты, И свиного певцы холодца. Нет, не ради идеи и дела Ваши лица потны и важны, А всего лишь — для жадного тела, Для машины, мешка и мошны. Мир фискала опасен и бледен, Задыхаются в щелях домов Стихотворцы доносов и сплетен, Романисты подметных томов. 1978

МОЛОДЫЕ — ЧТО ИМ? А СТАРУШКИ…

Молодые — что им? А старушки Все считают, сколько на веку У бездумной дурочки-кукушки Им еще оставлено «ку-ку». Замирают сердцем от гаданья, Потихоньку крестят впалый рот. Надели их долгими годами, Нагадай им счастья наперед. Накукуй им вечности в хоромах, — Эта сказка, горести губя, Как весной цветенье для черемух — Ничего не стоит для тебя. 1978

ВОРОНА КАРКАЕТ, КАРТАВЯ…

Ворона каркает, картавя, Долбит сизарь морозный двор, И у дворняжек из гортани Голодный лезет разговор. А мы проносимся по суше, Своей не чувствуя вины, Что эти вот — не наши — души, А все же души голодны. И нет, чтоб в жар кидало лица, Что б ты, на этом свете князь, Решил тотчас остановиться, Происхожденьем не кичась, И, ощутив дрожанье кожи, Подумал, не тая добра, Что мог и ты родиться тоже Дворнягой нашего двора, И, глухо тявкая, без злости, И озираясь, точно вор, Терзать обглоданные кости, Вести голодный разговор. 1978