Сингомэйкеры

Официант привез столик, заставленный так, что от самого столика видно одни колеса, он перегрузил все на обеденный стол и умело расставил, а когда дверь за ним захлопнулась, я мягко обратился к прекрасной нудистке:

– Давайте сделаем перерыв.

Она подняла затуманенные глаза, я почти увидел в них отражение графиков, диаграмм и колонок с цифрами.

– Что?.. Ах да, ужин… Господи, даже цветы!

– Надеюсь, вам понравятся, – сказал я со скромным достоинством. – Сам подбирал, так сказать… Соответственно моменту.

– Э, какому? – поинтересовалась она с настороженностью в голосе.

– Погоде, расположению звезд, потеплению климата… и ряду менее значимых факторов.

Она кивнула, продолжая рассматривать цветы, встала, обошла стол кругом, на лице явное удовольствие.

– Ого, шампанское… По какому поводу?

– А разве нудистам нужен повод?

– Но вы вроде бы не совсем нудист…

– Я стараюсь угодить даме, – ответил я галантно. – Тем более нудистке, после ее тяжелого трудового дня.

Она посмотрела на меня с подозрением:

– Что вы имеете в виду под тяжелым трудовым днем?.. Ладно, не оправдывайтесь. Представляю, что вы нафантазировали. Открывайте шампанское, день в самом деле был неплохим. Надеюсь, у вас тоже. Кстати, а вы кто? Не из этих ли чокнутых очкариков, что собрались на какой-то свой конгресс?

Я взял бутылку, а пока пальцы привычно срывали фольгу и скручивали проволоку, объяснил:

– Нет, я не Байрон, я другой, еще неведомый… в том смысле, что я здесь по делам своей фирмы, которая не любит афишировать свое присутствие. Но официально я прибыл на конгресс офтальмологов, вы правы.

Она посмотрела на меня с новым интересом в глазах.

– Да-да, я где-то слышала, что здесь пересекаются пути торговцев нелегальным оружием. Значит, снабжаете «калашниковыми» арабов?

Я ответил скромно:

– И не только «калашниковыми». Но это так, между нами. Считайте, что я пошутил, хотя это не шутка.

Пробка пыталась вырваться для глупого хлопка, я придержал, спустил напор газа и, убрав пробку, наполнил бокалы. Нудистка наблюдала за мной с интересом, торговцы оружием – романтические личности. Я залюбовался, с каким изяществом она взяла фужер, длинные женские пальцы с ухоженным маникюром держат только ножку тонкого фужера, да еще когда вот так указательным придерживает, будто поглаживая, прозрачную стенку, за которой кипит бешено несущимися к поверхности и выпрыгивающими там пузырьками.

– За ваш удачный марш завтра, – провозгласил я тост. – За то, чтобы в ваше движение вливалось все больше народу! В первую очередь, конечно, женщин. И чтобы вы свободно могли ходить голой… простите, обнаженной!.. по улицам городов, заходить в магазины и пользоваться любым транспортом, не встречая препятствий ни со стороны закона, ни со стороны устаревшей морали.

Она слушала с интересом, глаза загадочно поблескивали, затем кивнула и поднесла край бокала к губам. Я засмотрелся, с каким изяществом пьет, так тоже надо уметь, аристократка, я же чуть было не проглотил залпом, но сдержался и, как и она, вальяжно опустил на стол, осушив до половины.

– Прекрасное шампанское, – похвалила она. – Господи, да еще и коллекционное… Вы разоритесь на таких ужинах!

Я отмахнулся.

– Лишь бы вам понравилось.

Она всмотрелась в меня, губы тронула улыбка.

– Ах да, доходы от нелегальной продажи оружия уступают только торговле наркотиками? Тогда вы можете позволить себе такое шампанское и такой коньяк.

Я отмахнулся вполне искренне, и она, похоже, ощутила, что для меня в самом деле абсолютно безразлично, что шампанское стоит по тысяче долларов, а коньяк – полторы. Да и сам ужин почти столько, сколько шампанское и коньяк, вместе взятые.

– Мужчины должны думать о работе, – ответил я, поспешно поправил себя: – И вообще все достойные люди. Вот вы успешно продвигаете нудизм, вы увлечены этой идеей, вон как работаете…

Она спросила встревоженно:

– Как? У меня круги под глазами?

– Нет-нет, – заверил я.

– Слава богу, – сказала она с облегчением и добавила задумчиво: – А то я уже хотела раздеться. Ну, чтобы смотрели не на круги.

Я чуть было не сказал, что круги вообще-то есть, так что… но вовремя сообразил, что надо мной просто прикалываются. Она, посмеиваясь, неспешно и красиво работала ножом и вилкой, время от времени поглядывала на меня через огромные стекла очков.

Бутылку шампанского мы допили, в России немыслимо оставить недопитой, и хотя мы в Испании, но привычки – вторая шкура, две другие остались нетронутыми, как и коньяк. Взамен насладились изысканным десертом,

Потом мы неспешно пили кофе, что вообще-то не делают люди перед сном, если в самом деле собираются спать.

Свет она погасила, оставив крохотный ночничок у двери, чтобы не расшибить в темноте лоб, но я видел, что разделась полностью, как и я. Я вообще всегда сплю голым, привычка, а в эту жару, как бы хорошо ни работал кондишен, ложиться спать в белье вообще не просто сумасшествие, а некое извращение.

Она зашла со своей стороны и, чуть откинув край одеяла, легла, стараясь не касаться меня. Я сказал негромко:

– Спокойной ночи. Постарайтесь не стаскивать одеяло. Это раздражает.

Она ответила так же равнодушно:

– А вы постарайтесь не лягаться.

– Я давно вышел из лягального возраста, – сообщил я. – А еще не забрасывайте на меня ногу, хорошо? Они у вас прелесть, но когда спокойно спишь…

– Не буду, – пообещала она, – я вообще отвернусь. А вы не тыкайте мне в спину коленями.

– Не буду, – поклялся я.

– И пенисом тоже, – сказала она строже. – Я устала и хочу спать. Вам, кстати, надо бы купить резиновую куклу. На той стороне улицы есть такой маленький магазинчик…

– Завтра загляну, – пообещал я. – Для вас захватить что-нибудь? Ну, вы понимаете, какого вида товары я имею в виду.

В полутьме ее голос прозвучал с легкой насмешкой:

– Я здесь всего на пять дней. Обойдусь.

– Смотрите, – предостерег я. – Жарко, уровень солнечной радиации высок, а мы и на обед ели жареное мясо с острыми специями. Да и на ужин что-то похожее…

Она пробормотала:

– Я чувствую, что ваши гормоны уже давят вам на мозг.

– Справлюсь, – пообещал я. – Спокойной ночи.

– И вам того же.

Некоторое время оба лежали совершенно ровно, как бревна, затем я зевнул, она почесала нос, снова минут на пять-шесть тишина. Я чувствовал, как она иногда шевелится, стараясь делать это незаметно, у самого все зудит от желания хотя бы почесаться, но терпел, а когда уж совсем невмоготу, повернулся на бок и поскреб ногтями голень.

В полутьме послышался негромкий задумчивый голос: