Сингомэйкеры

Он сказал саркастически:

– Тогда уж, если по справедливости, надо и всех заключенных тоже… в сингулярность! Ну и что, если воры, убийцы, насильники?.. Если, скажем, на Джоне Джексоне шесть убитых школьниц, которых он изнасиловал и убил особо зверским способом, то разве это закрывает ему путь в сингулярность?

Я смолчал, вопрос вообще-то риторический. Не настолько я демократ, чтобы таких считать людьми со всеми правами. Честно говоря, я бы вообще закрутил гайки потуже, а расстреливал гораздо чаще, но, насколько понимаю, на самом деле речь идет не о заключенных в тюрьмах.

Он усмехнулся той кривой усмешкой, к которой я привыкал так долго.

– Вы прекрасно видите, что именно у нас абсолютно безразлично, кто вы по национальности, расе и какой цвет вашей кожи. У нас нет того унижающего белых и черных одновременно правила, когда белому принято в законодательном порядке давать черного напарника, когда во всех учреждениях и учебных заведениях оставляют места для чернокожих и мексиканцев… тем самым молча ставя их на уровень граждан второго сорта. У нас если и есть дискриминация, то лишь по интеллектуальному признаку, то есть дураков на работу не берем. Хоть белых, хоть черных, хоть желтых…

– Ну, это да…

Он усмехнулся каким-то воспоминаниям, сказал вполголоса:

– Теперь вы понимаете, почему я тогда остановил ваши усилия взять под полный контроль нелегальную, а также легальную миграцию в Европу?

– Да, – пробормотал я. – Да…

– Не успеют, – сообщил он буднично. – Просто не успеют. Сейчас всего лишь марокканские негры смешаются с французскими… пусть даже не французы и не знают, что они негры, но для нас они все негры. Без различия на расы!

– Ну да, – сказал я услужливо, – у нас только две расы: умные и… прочие.

– Вот-вот, – закончил он уже жестче, – но мест в нашем Ноевом ковчеге на всех не хватит.

Я смолчал. Насколько понимаю ситуацию, мест вообще бы хватило. Но хозяин нашего ковчега полагает, что в новый мир следует брать только «чистых».

Я вел переговоры с начальниками отделов в странах Восточной Европы, когда раздался звонок, вспыхнул центральный экран. Огромное лицо Кронберга выдвинулось и повисло в воздухе, четкое и реалистичное настолько, что можно потрогать и ощутить как упругость кожи, так и щетину на подбородке.

– Юджин, – сказал он коротко, – немедленно ко мне. Это срочно.

Я кивнул, а многочисленным лицам с двух десятков экранов сказал строго:

– Задание вам понятно? I’ll be back скоро, к тому моменту подготовьте варианты решения проблемы. Это тоже срочно.

И хотя по-английски правильнее «I’ll come back», но с легкой руки героя спонсируемого нашей организацией фильма крылатым стало именно это выражение.

К кабинету Кронберга с разных сторон сходились начальники отделов высшего эшелона. Лица встревоженные, у меня сердце тоже колотится, но заставил себя улыбаться.

За спиной Кронберга на экране сильно увеличенное устройство, я не силен в технике. Но рассмотреть не успел, он нетерпеливым жестом указал всем на кресла, я с сочувствием смотрел на его сильно осунувшееся и постаревшее лицо.

– Есть новость, – произнес он достаточно бодро, глаза оставались серьезными, а лицо так и вовсе кажется мрачным. – Получены пригодные для использования коммуникаторы седьмого поколения.

– Как это… пригодные? – переспросил Штейн с непониманием.

– А вот так.

– Но специалисты уверяли…

– Сейчас они уверяют иначе.

– Уверяют, что седьмого? – спросил Штейн. – Но ведь это еще невозможно! Даже на закрытом для всех предприятии идет пока только пятое…

Кронберг поморщился.

– Все это верно. В массовое производство пускать нельзя, это опытные образцы. Из тысячи один получается годным, так что он по цене авианосца. И пока неизвестно, каким способом уменьшить.

– Уперлись в потолок миниатюризации? – спросил Гадес понимающе.

Кронберг не удивился очевидному вопросу, Гадес вообще бывает на редкость тугодумным, кивнул.

– Современная технология уперлась в потолок. Чтобы двигаться дальше в миниатюризации, потребуется переход на иные носители и трехнанометровый процесс, но для этого нужно разработать принципиально новые технологические методы. Что мы имеем? Новый уровень рано или поздно будет достигнут. В сотнях институтов напряженно работают над переходом на иные подложки, разрабатывают новые методы записи… но это случится через три-четыре года. Может быть, через два-три. Вы готовы ждать?

Штейн буркнул:

– Я бы подождал.

Данциг покачал головой.

– У нас нет времени, к сожалению.

Гадес добавил с иронией:

– К тому же при переходе на новый технологический уровень эти чипы резко подешевеют. И станут доступны слишком многим…

Мне показалось, что при этих словах даже Штейн сразу сменил ориентацию и сказал бодро:

– Да-да, я тоже за немедленное испытание. Какого размера эти чипы, с грецкий орех?

– С виноградину, – ответил Кронберг. – Спелую.

– Дикую?

– Ну что вы, как можно! Лучших сортов.

Штейн горестно вздохнул, посмотрел на Кронберга с подозрением и добавил:

– Бьюсь о заклад, эта виноградина в грозди еще и самая крупная.

Кронберг сдвинул плечами.

– Что делать… Но вы можете подождать. Наши специалисты усиленно разрабатывают новые методы записи, и наш чип-коммуникатор будет уменьшен сразу до размеров макового зерна.

– Когда это произойдет?

– На промышленную основу поставим через три-пять лет, но для вас можем отобрать прямо из лаборатории годные образцы.

– Когда?

– Уже через год-два.

Штейн подумал, сказал великодушно:

– Нет уж, я тогда как и все.

Кронберг обвел всех взглядом, голос прозвучал напряженно:

– Как уже сказал, все ищут способ обойти предел, экспериментируют с новыми материалами, но из полученных по старой технологии два коммуникатора из каждой тысячи все-таки соответствуют нормам. Я велел доставить все годные ко мне в кабинет. Лично я готов испытать на себе…

Гадес спросил тревожно:

– А мы?