Синие берега

Мысль Андрея все время возвращалась к переправе. Он взорвет, он взорвет переправу! А если не получится?..

Андрей с ужасом смотрел на медлительные стрелки часов, будто все злое и беспощадное исходит от них.

Валерик вывел Андрея из состояния, в котором надежда сменялась чувством неуверенности.

– Вот она, каска ваша, товарищ лейтенант. Вы на голову ее, товарищ лейтенант, - с ребячьей покровительностью произнес Валерик. И протянул Андрею каску.

Андрей машинально взял ее, надел. Ремешки, не подвязанные, болтались у подбородка.

– А ты в блиндаж давай, - рассеянно бросил Андрей.

– Посиди с девчонкой. Успокой. Душа у нее, поди, в пятки ушла.

– А если и ушла, товарищ лейтенант, ваш Валерик мне не утешение. Оказывается, Мария стояла в траншее и Андрей не видел ее.
– Не скажете, где Данила? Саша где?

– Что за дурацкие вопросы!
– неожиданно для себя взорвался Андрей. Оттого, наверное, что нервы напряжены.
– Доложить тебе или как?..

– Извините, лейтенант, - перепуганный голос девушки. В нем слышалась слеза.

"Вот еще на мою голову! С девчонкой возись..."

– Марш в блиндаж, - приказал Андрей уже менее раздраженно.
– И ты, Валерик. Понадобишься, крикну.

– Нечего мне в блиндаже делать, - поймал Валерик нетвердую интонацию в голосе ротного.
– И не гоните, товарищ лейтенант.

Валерик проговорил это так простодушно и просительно, что Андрей махнул рукой:

– И шут с тобой, - сказал мягко, почти ласково.
– Пропадешь...

И забыл о нем.

Что там, на шоссе?
– тревожился Андрей. Он связался с третьим взводом.

– Как у тебя, Володя? Стрельба, говоришь, на шоссе? Держись! Держись! Смотри, противник не должен продвинуться к переправе. Держись, Володя!..

У Андрея такое чувство, будто все в жизни - это гремящие вблизи разрывы, гул моторов, скрежет гусениц, покрасневшее над рощей и холмом небо, трава, горевшая на лугу... Это и был сейчас весь мир, ничего другого не было, только это, остальное просто не существовало. И когда уши Андрея заложил оглушающий удар, потом еще два таких же, или три, четыре, пять, и глаза ослепил яростный свет, на который, как на солнце, нельзя было смотреть, - ничего уже не добавилось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Семен задыхался. Он втягивал в себя воздух, но все равно дышать было трудно. С автоматом наперевес, с двумя гранатами на поясе несся он по шоссе. Чуть не свалился, наскочив на выбоину, выровнял движение и снова кинулся вперед. Стрельба слышалась уже совершенно отчетливо, отрывистая, гулкая, будто стреляли прямо в него.

А до окопов отделений, выдвинутых к повороту по обе стороны шоссе, еще далеко, очень далеко. "Метров триста - не меньше, даже четыреста. Или метры перестали быть метрами?
– удивлялся Семен.
– До чего разные представления о расстоянии в мирное время и на войне". Он уже не раз поражался этому несоответствию.

На переправе, знал он, сбились, опережая друг друга, грузовики, тягачи с орудиями, легковые машины - все торопились: на тот берег. А тут вот эта чертова стрельба! "И немцы рвутся к переправе, - соображал он на бегу.
– Какие силы бросил противник? Да какие б ни бросил, круто нам придется. Здесь, у поворота дороги, уже заваривается. Ну что два отделения, неполные? Все, что было. Одно отделение, тоже неполное, осталось у переправы, с Володей. Ему взрывать..."

Семен уловил по левую сторону шоссе ожесточенные голоса. "Третье отделение, - мелькнуло в голове.

– Слева окопалось третье отделение Поздняева. Второе держит оборону справа, подальше от шоссе".

Он услышал какой-то перепуганный топот. Его осенила недобрая догадка: кто-то убегал из-под огня? Фигура бегущего смутно проступала в темноте.

– Стой!

Семен бросился наперерез.

– Стой бежать! Солдаты не бегут! Стой, говорю! Застрелю!!

Тот, кого останавливал Семен, ничего не мог произнести, он запаленно дышал.

– Боишься?

– Боюсь, товарищ начальник!
– откровенно простучали зубы бежавшего. Лицо его скрывала темнота.

– Трус!

– Ноги побежали, товарищ начальник...

– Ты что, не хозяин своим ногам? Вздумали и побежали?
– выкрикнул Семен.
– Хозяин ты своим ногам или нет? Обратно!
– гневно толкнул бойца в спину.
– Фамилия?

– Моя?
– не сразу откликнулся мрак.
– Шишарев, Шишарев...

Меньше минуты задержался Семен, а показалось долго, очень долго. Семен и боец, не видя друг друга, бежали рядом.

– На войне - бойся не бойся, а убей. Или тебя убьют.
– Семен бежал, бежал и тот, другой, слышал он.
– Сукин ты сын, Шишарев. Тебя расстрелять следует...

– Шишарев, Шишарев я...
– потерянно бормотал боец, словно то, что он Шишарев, должно было все объяснить и оправдать.

Они задыхались от бега.

Несколько метров оставалось до отделения, усиленного бойцами, что пригнали лодки к переправе. Отделение окопалось за левым кюветом.

– Свои!
– предупреждающе крикнул Семен и прыгнул в окоп, накрыв кого-то. Но тот, на кого свалился, не расслышав или не сообразив в запале, в чем дело, резко вывернулся и схватил его за горло.

– Пусти... ч-черт!..
– задохнувшись, выговорил Семен.
– Политрука задавишь.

– Виноват, товарищ политрук. Думал, фрицы обошли.

– Отделенного!
– во весь голос крикнул Семен.

По цепи пошло:

– ...лен-ного-о!..

Отделенный оказался поблизости.

– Ребята на правой стороне как? Держатся?
– спросил Семен.
– Там же второе отделение?

– Правая-то и колотит по нас...
– удивляясь, сказал отделенный.

– Странно...

Отделенного и Семена пронзило: немцы смяли отделение, занимавшее оборону справа от шоссе. И, словно в подтвержденье, оттуда грянул автоматный стук.

Твердое уханье винтовок в ответ.

Немцы залегли, это можно было понять по тому, как они отстреливались - автоматные очереди стелились низко, совсем низко. Дрогнули, значит? Значит, не так уж и много немцев, раз отделение привалило их к земле, - мелькнула у Семена догадка. Догадка эта принесла облегчение, завладела всем его существом, пропало тягостное, напряженное чувство. Он даже подумал о том, что надо отогнать немцев от шоссе, чтоб дать дорогу машинам, выбиравшимся из города. Мысль эта держалась в голове, не уходила, становилась тверже, определенней. Ну что лежать? Все же кинуться через шоссе не решался. "Может, ждут немцы чего-то. Подкрепления?"