Синие стрекозы Вавилона

Здесь я переставал быть собой — Даяном из древнего вавилонского рода, маменькиным (что скрывать!) сынком, повелителем Мурзика, обитателем маленькой однокомнатной квартирки, захламленной и пропыленной. Здесь я вообще переставал БЫТЬ. Я растворялся в эфире! Я парил в Будущем!

Словом, вы понимаете, что я хочу сказать.

Я предавался этим ощущениям, а жопа моя тихонько потряхивалась и передавала данные вниз, на самописец. Все шло, как обычно.

Когда время истекло, я отключился от приборов, оделся и нырнул в люк, на чугунную винтовую лестницу.

— Все в порядке? — спросил я Ицхака.

Он кивнул, не отводя сосредоточенного взгляда от кривых. Самописец замер на высшей точке одного из пиков.

Ицхак был не в костюме, как обычно, а в стареньких джинсах и просторном студенческом свитере. В этой одежде он утопал, как в море. Один только нос наружу торчал.

— Сегодня у нас комиссия, — сказал Ицхак. Он наконец обернулся ко мне, и я увидел, как он устал. По его пройдошливой физиономии разлилась зеленоватая бледность. Мне даже жаль его стало.

Я спросил:

— Какая еще комиссия?..

— Из числа представителей охлоса, вот какая, — сквозь зубы выговорил Ицхак. — Работу нашей фирмы проверять будет.

— Эти? — поразился я. — Да что они понимают?

— Ничего, — согласился Ицхак. — Кстати, будет также пресса.

— "Вавилонский Быстроног"?

— Хуже. «Этеменанки-курьер». «Обсерер», то есть, «Обсервер», конечно. И — держись за что-нибудь — «Ниппурская правда»...

— "Ниппурская правда"? — Я был поражен. — Это же желтый листок...

Ицхак пожал костлявыми плечами.

— Вот именно. Любимая газета охлоса. Считается оппозиционной.

Я надулся. Я распушился. Я сказал, что как представитель древнего вавилонского рода не потерплю присутствия грязных комми...

Ицхак молчал. По тому, как он молчал, я понял, что комми будут.

Посетителей оказалось даже больше, чем я предполагал.

Охлос был представлен тремя дородными дамами из детского дошкольного учреждения. Они ровным счетом ничего не понимали, хотя тщились. Задавали вопросы. Требовали объяснять помедленнее. Одна особенно гневалась, наливалась краской.

— Не частите, господин Ицхак, это у вас не пройдет! Объясняйте нам с толком, медленно! Что значит — «диагностика»?

Имелась, кроме того, тощая долговязая девица со строгим взором сквозь толстые очки. Девица была в пушистом свитере и очень короткой юбке. В ее облике сквозило что-то от выработавшейся клячи, несмотря на очевидную молодость. Откуда взялась эта девица, мы не поняли.

Несколько мужчин в мешковато сидящих пиджаках представляли эксплуатирующую организацию. Имелось в виду то структурное подразделение вавилонской администрации, которое в нашем микрорайоне не подает вовремя горячую воду, приписывает в наши счета свои перерасходы электроэнергии и творит иные мелкие пакости за наш счет.

Эти воспринимали любое разъяснение как личное оскорбление. Один все время перебивал и кричал, судорожно подергивая ногой, как бы порываясь топнуть ею об пол:

— Вы меня не учите! Мы ученые! У меня, между прочим, технический техникум за спиной!

Фотокорреспондент неопознанного издания, чернобородый мужчина в тугих джинсах, лязгал вспышкой в самые неподходящие моменты.

Растрепанная корреспондентка в короткой кожаной юбке, храбро обнажающей ее кривоватые ноги, все время лезла микрофоном Ицхаку в рот. Он брезгливо отворачивался, а она резким тоном приказывала ему не воротить морду от требований народа. Это была коммунистка.

Флегматичный толстяк из «Курьера» все время усмехался в бороду, будто гадость какую-то в мыслях затаил, а крепко сбитый паренек из «Обсерера» с табличкой на сгибе локтя непрерывно царапал палочкой по влажной глине и вообще глаз не поднимал. «Обсерер» — журнал богатый, выходит на глине с цветными иллюстрациями. Даже корреспондентам, смотри ты, выдают не блокноты, а глиняные таблички.

Вся эта орава вломилась в «Энкиду прорицейшн» сразу после обеда. Ицхак сам вышел их встречать. Представился. Был безукоризненно вежлив. «Обсерер» потом отмечал резкий контраст между изысканными манерами руководителя фирмы и его подчеркнуто простым, близким к народу имиджем. Счел, что это шикарно. Что это, во всяком случае, производит впечатление.

Топая по лестнице, гости поднялись в офис. Наша толстая бухгалтерша Аннини, густо покраснев, поднялась им навстречу. Показала компьютер с нашими бухгалтерскими отчетами. Сами отчеты открыть, естественно, отказалась. Коммерческая тайна. Впрочем, посетители и не настаивали. Понимали. Это они понимали.

Зато наш менеджер оказался на высоте. Вскочил. Заговорил. Говорил он долго, перебивать себя не позволял. Я оценил этого человека по достоинству, пожалуй, только сейчас. Никто из присутствующих, включая и меня самого, не понимал из произносимого менеджером ни слова, однако слушали как зачарованные. И послушно двигали глазами вслед за его руками.

А он все пел и пел, все показывал и показывал какие-то схемы и графики, какие-то цветные столбцы: на четыре процента, на две и одну десятую процента...

Наконец одна из детсадовских дам очнулась от наваждения. Тряхнула прической, величественно поблагодарила и попросила продемонстрировать само скандальное место.

— Прошу.

С широким гостеприимным жестом Ицхак пропустил ее вперед, и вся орава двинулась по коридору к лестнице. В дверях Ицхак повернулся ко мне и сделал мне знак идти следом. На лице моего одноклассника-семита появилась ехидная улыбочка.

Одним прыжком я оказался возле Ицхака.

— Ты чего лыбишься? — шепотом спросил я, предчувствуя нехорошее. — Если это из-за моей жо...

Он покачал головой. Улыбочка сделалась еще отвратительней.

Я вспыхнул.

— Слушай, Изя... Если ты...

— Тсс... — Он помахал мне рукой. — Не дрейфь, Баян... Все продумано...

Я сразу доверился ему. У Ицхака действительно всегда все продумано.

Крутая винтовая лестница, ведущая на крышу обсерватории, вызвала у общественности замешательство. Дородные дамы — представительницы охлоса — топтались возле нее в явном испуге.

— Прошу, — безукоризненно вежливо молвил им Ицхак. И подтолкнул одну под локоток.

Она как-то мужицки крякнула и полезла вверх. Мы снизу смотрели, как ее могучий, обтянутый цветастым шелком зад описывает круги, вздымаясь все выше и выше.

Следом за первой дамой двинулась вторая. Третья наотрез отказалась участвовать в авантюре. И одарила Ицхака гневным взглядом. Он только поклонился.

Девица в пушистом свитере взлетела наверх, даже не удостоив нас вопроса. Следом за ней деловито вскарабкалась коммунистка. Толстяк из «Курьера» улыбнулся Ицхаку — профессионал профессионалу — и покачал головой.