Синие стрекозы Вавилона

А Пакора вдруг оставила былая безмятежность. Он затревожился, забеспокоился, будто пес, унюхавший... нечто...

Да! Где-то здесь неподалеку должна быть одна кафешка. Бог ты мой Нергал, сколько лет прошло?.. Пятнадцать, не меньше.

Джинном из бутылки вырвалось и застлало взор, и слух, и нюх — давнее, печатью ненадобности запечатанное воспоминание...

Последний месяц перед каникулами, столько обещающий месяц иярру. Девятый класс элитной школы. Ломкие, басовитые голоса мальчиков, кое-кто начал покуривать. И девочки, блин, одноклассницы с назойливо колющими глаза грудками... Зацветающие каштаны в аллее... И вот вся изнемогающая от гормонального половодья компания, невинно и постыдно похотливая (о, в тайне, все держится в страшной тайне!) — бежит с последнего урока сюда, в парную, без вентиляции, безраздельно отданную солнцу «стекляшку»...

Пакор облизал губы, въяве ощущая на них привкус тогдашнего ниппурского вина. Молодого, дешевого, что сразу ударяет в голову.

После, лет пять спустя, ниппурское испортилось, стало кислым, скучным. Поддельное гнать стали. Во всем Ниппуре столько не производили, сколько продавали в Вавилоне. Но это уже потом, потом... Поколение этого сопляка Ахемена уже настоящего не застало — так, разведенный спирт с сиропчиком...

Танк медленно развернулся и поехал по узенькой тихой улочке.

Ахемен расхохотался.

— Ты чего? — спросил Пакор.

— Тут левый поворот запрещен.

Теперь засмеялся и Пакор.

С жестяным грохотом опрокинулся и тут же затих, смятый гусеницами, мусорный бак.

...А буфетчица была как царица — лет, должно быть, тридцати с небольшим, зрелая, как летняя яблоня, прекрасная, недосягаемая. С черными глазами и черным локоном, будто приклеенным к виску. Она носила белоснежную крахмальную корону на волосах. И руки ее — белые, томные — порхали над стаканами, пока она разливала вино, а мальчики мысленно проникали под ее одежду и впивались набухшими членами в ее лоно. А девочки многозначительно млели.

Потом царица спилась и ложилась под любого, но тогда это стало неинтересно.

Вот и сквер, вот и голые, в богатырских почках, каштаны, вот и «стекляшка». Та самая.

Черноусый молодец в оранжевом комбинезоне водил шваброй с губкой по сверкающей витрине. Над витриной горела синяя переливающаяся надпись: «МЕБЕЛЬ» и чуть ниже — «ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ».

Пакор смял молодую березку и, не заметив, сокрушил скамейку. Молодец в комбинезоне подскочил, уронил швабру и что— то закричал, широко раскрывая рот и размахивая руками.

— Ага, — проговорил Пакор, направляя танк прямо на него.

— Ты чего? — бормотнул, шалея, Ахемен.

Пакор не ответил. В последнюю секунду молодец отскочил в сторону, оступился и хлопнулся задницей в грязную лужу. Танк, не останавливаясь, впилился стволом в витрину. Посыпались сверкающие стекла. Жаль, не слышно было звона — все заглушал торжествующий рев мотора.

Из магазина вдруг повалили, будто выдавленные из тюбика, какие-то люди, странно встрепанные, несмотря на холеный вид и богатую одежду.

— Что это с ними? — удивился Пакор. — Испугались, что ли?

Он слегка подал танк назад и снова въехал в витрину, чуть правее. Новые стекла, новая порция людей.

Утратив сытый, причесанный вид, разом став помятыми, они жалко подскакивали и отбегали.

Пакор оставил «стекляшку», дал задний ход, вывернул на проезжую часть и двинулся дальше по улице.

— Понравилось? — спросил он Ахемена.

— Что?.. — Ахемен выговорил это единственное слово и почувствовал, что губы у него онемели.

Теперь Пакор уверенно гнал танк к своей школе. Он все вспомнил. Вот так, обвалом: раз — и вспомнил.

Родители, разоренные новой политикой правительства по отношению к мар-бани, выложили последние деньги и отдали единственного сына в элитную школу. Одну из лучших в Вавилоне. Чтобы вышел в люди. Расширенное преподавание ашшурского, практика в Ниневии, факультативы до охренения, поездки в древний Миср... Сколько сил и денег в эту кастрированную тушу вколочено — блевать охота, как подумаешь.

...Географичку они боялись до усрачки. Как рявкнет: «Назовите семь водоразделов!..» — так вместо костей сразу студень. Она-то потом и вспоминалась больше всего.

Пакор помедлил на перекрестке — неужели мог забыть? — и направил танк налево.

Однажды у них была контрольная по географии. Выписать названия провинциальных столиц. Естественно, все списывали. И Пакор тоже. И вдруг змеиный взор географички остановился на нем. Глаза в глаза. Пакор закоченел. Никогда в жизни ему потом не было так страшно. Даже на войне.

Она поманила его пальцем. Он медленно встал, уронив с колен учебник, хлопнул крышкой парты — и побрел к учительскому столу. Одноклассники старались не поднимать глаз.

Пакор шел медленно-медленно, как на казнь. Географичка кивнула ему, чтобы садился на ее место. Застывая, он опустился на стул. Испуганно уставился на нее. Она взяла его голову в ладони — теплые, сухие ладони — и повернула к классу: туда гляди!..

Пакор обомлел.

Он увидел ВСп. Девочки из-под юбочек, парни из-под локтя, кто с ладони, кто со шпаргалки, кто с учебника. Списывали все. Но не от этого у Пакора — тогда еще тощенького кадыкастого мальчика — перехватило ужасом горло. А оттого, что отсюда, с учительского места, ВСп БЫЛО ВИДНО. Одноклассники выглядели жалкими идиотами, их потуги на хитрость вызывали омерзение. Их даже уличать не хотелось.

Географичка встретила взгляд Пакора и прикрыла глаза — неестественно большие за толстыми стеклами очков. «Да, — сказала она, — да».

Пакор никогда не рассказывал потом, что увидел. Просто запомнил. Оттуда, с географичкиного места, все видно. Позднее он пришел к выводу, что главное в жизни — вычленить, кто сидит на географичкином месте. Остальные — говно.

Школа стояла между банком и супермаркетом. Банк — старый, солидный, с тяжелыми каменными нимфами у входа. Супермаркет — новый. Во всяком случае, Пакор его не помнил.

Школа была пуста. Ну конечно, вечер, уроки давно закончены. Это элитная школа, здесь нет второй смены. За эти годы она стала, пожалуй, еще элитнее.

— А они не повесили тут мраморную доску: «В нашей школе учился герой нуритской войны»? — спросил Ахемен.

— Я не герой, — сказал Пакор. — Меня и на урок мужества толком пригласить нельзя. Начну детей не тому обучать.

Ахемен подумал немного и согласился.

Танк, ревя, остановился перед школой.

— Ахемен, — позвал Пакор. — Там в боеукладке должно остаться энное количество снарядов.