Синигами, обрученный со смертью

— Пустое, Альмонд, я тебе не наврежу. Ты шел вверх по улице Кирта Третьего? Не против, если пройду с тобой тысячу шагов? — Спросил, практически светящийся от счастья, старичок, с немного красноватыми глазами.

— Если вы настаиваете. — Старик кивнул, говоря о том, что он настаивает. — То я не против.

— А я про твой топор расскажу в благодарность за помощь. У тебя хорошая экранирующая аура, неужели Акира, не углядела это в тебе? И не сказала об этом мне! — Воскликнул Карго, как только мы вместе сделали первые шаги по направлению к дому Халифа.

— Я еще не видел ни разу свою бабушку, и она не видела нас с сестрой. — Тихо ответил я Карго, смотря, как на нас косятся все прохожие.

— Это многое объясняет. Жаль, конечно, что она поругалась с Миуюки, но я расскажу про тебя и твое экранирование ей. И она скоро навестит вас с сестрой, сразу, как только я убуду из империи Харсе, а то не позволят местные власти нам двум находиться в одном городе. Безопасность, видишь ли. — Усмехнулся старик, и мы с ним неспешно пошли по тротуару. А так как Карго не скрывал свой рубиновый Шерм, то от нас шарахались в разные стороны не только рабы и свободные. Даже носители золотых Шермов сторонились нас, пытаясь не приближаться.

Карго оказался приятным собеседником, и ничего от меня не скрывал. Он просто наслаждался прогулкой без шпионов и надзора десятка воинов, которые его, как носителя рубинового Шерма, должны были сопровождать. И этим утром он решил прогуляться один, оставив свою астральную копию дальше спать до обеда в кровати. Спрятав рубиновый Шерм, он пошел бродить по утреннему городу. Только вот его заметил, охотник за головами, которому плевать, что он жрец светлого бога. Кроме того, что он охотник за головами, так еще и тупой. Ну, куда он ринулся со своей зубочисткой. Нет, конечно, Карго сказал — он мог бы прикончить воина в латах, очень быстро размазав его по мостовой, и я ему верил. Но Карго не видел смысла омрачать такой прекрасный день, разбирательством, вонью внутренностей воина, так еще штраф платить не маленький. А тут такая встреча с внуком Секато и прекрасной подруги детства Карго, а по совместительству, моей бабушки Акиры.

— Девятьсот девяносто восемь! — Радостно воскликнул старичок. — Ну, что, Альмонд Синигами. Мне пора возвращаться в свою резиденцию, а то в город выпустят войска на мои поиски. Я буду рад, если ты заглянешь ко мне на чашечку, кхм, пусть будет, песка.

— Как разберусь с делами, то непременно вас навещу. — Улыбнулся я старику.

— Только будь осторожнее, юный Синигами. У тебя хороший топор, но думай где и как его применять. — На прощание сказал мне Карго и резво, совсем не по-стариковски, пошел прочь, что-то бубня себе под нос на незнакомом мне языке, иногда переходя на всеобщий. — Кан шу сидзо ку! Песок не в Кхарге, штута карто киндзо! Вот Секато, вот сукин сын, скрыл ото всех внука!

Я недолго смотрел ему вслед, и когда он скрылся за поворотом, то я облегченно вздохнул — нет, такие встречи не могут быть случайностями. Возможно, так мне помогла моя покровительница, а может за мной, как за Синигами идет охота. И вот один из охотников решил поближе рассмотреть добычу. Но Карго рассказал мне немного о моем колуне, то, что не видел никто. Это оружие только выглядит неказисто, оно прекрасно против бестелесных, энергетических созданий. Таких, как например этот старик, или я, когда смогу рассыпаться, словно состою из песка. Мой колун сейчас подстраивается под мою грядущую битву, как сказал мне старик, словно он знает того, кого ему предстоит убить. Такое оружие не просто уникально — но прекрасно, но, к сожалению, им нельзя владеть, если не предназначено тебе. Можно купить, и то только по доброй воле. Вот такой мне достался подарок! Интересно, Хель жалеет о том, что подарило его мне?

— Вы к кому? — Обратился ко мне стражник у ворот небольшого поместья с двухэтажным домом, в который я никогда не входил с парадного входа.

— К господину Шураду. Сообщите ему, что прибыл Синигами. — Ответил я, здоровенный мужчина с алебардой пристально на меня посмотрел.

— Господин Шурад убыл вчера порталом. Вернется завтра, я о вас сообщу его секретарю, и если господин Шурад пожелает, он с вами встретится. — Грозно проговорил стражник, давая мне понять, что делать у ворот нечего. Да и заговорил он со мной только из-за золотого Шерма, который висел на моей шее и поблескивал в лучах солнца.

— Завтра будет поздно. — Пробурчал я. Недовольно и печально вздохнул и повернулся в сторону академии. Надеясь на то, что Хиара не пьяна, уверено зашагал, отгоняя свои мрачные мысли. Мне было жаль, что я не смогу проверить здоровье своего пациента. Я был у него пять дней назад, и должен был через 2 дня его вновь навестить в последний раз. А предстоящая ночь может преподнести все, что угодно. Возможно, сегодня мне предстоит умереть, либо я сам убью Бога, а последствия этого сложно предугадать.

— Хершето Карта! — Вдруг донесся повелительный, мужской голос из открытого окна дома.

— Господин Хасан, вам нельзя выходить, вы еще слишком слабы! — Послышался из дома истеричный, женский голос.

— Догнать, поймать! Хершето Карта, я кастрирую вас всех! Взять Синигами! — Орал властный голос прямо в окно. — Бегом!

Я остановился и, развернувшись к воротам, удивленно наблюдал, как ко мне несутся пятеро воинов с алебардами, молча и с ужасом в глазах. Халиф Хасан не разбрасывается словами и если сказал — кастрирует, значит кастрируют непременно. Ты только осмелься не выполнить приказ Хасана.

Конец первой части главы восемнадцатой.

Глава 18 часть вторая

Светлая комната, наполненная запахами — свежей выпечки и ароматных трав, показывала насколько её хозяин рад моему визиту. Хоть его слугам и показалось, что он меня боится или даже ненавидит. Но сам хозяин упорно демонстрировал, что это не так, и даже огромный, украшенный позолотой диван, на котором Хасан должен был восседать и смотреть на жалких просителей сейчас пустовал. Халиф Хасан сидел за маленьким столиком напротив меня, не на шикарном ковре, которые были повсюду, вовсе нет, он сидел на простенькой циновке, и когда я на нее взглянул, перед тем как мы уселись за стол, то он сказал:

— Его мне связала моя мама, — по-доброму улыбнулся Хасан — когда я впервые отправился собирать налоги. Больше я с ним не расстаюсь.

Я не стал ему ничего отвечать, есть некоторые вещи, которые дороги вне зависимости от положения или богатства, а начал наблюдать, как Хасан неспешно разливает по чашкам травяной отвар. Это, казалось бы, простое действие, несло в себе множество несказанных заявлений. Хасан считает достойным налить мне чай, и наливает мне второму, налив себе первому, говоря о том, что не хочет ставить меня выше себя, но все же не обделяет уважением, налив в обе чашки поровну. Я опер о невысокий столик колун, который пару десятков минут назад чуть не обагрился кровью. К счастью, время моего топора еще не пришло, но далеко убирать его от себя не стану. Ведь пока я не был уверен в том, что слуги, которые бежали на меня с алебардами не переняли эмоции, которые испытывал во время приказа сам Хасан.

Я там, на улице, был рад тому, что не случилось того, что должно было случиться. Я не снял защитного кожуха с лезвия, алебарда не рассекла меня пополам, а из окна двухэтажного дома за мгновение до того, когда должна была пролиться кровь, донеслась песня. И даже не зная языка, любой мог понять, о чем она была — Хасан орал и матерился на нерадивых охранников. Он не мог выскочить сам на улицу, он был все еще слаб, и единственное, что ему оставалось, так это пропеть песню, и воздействовать на своих слуг через заклинание и рабские печати. К этому прибегают в исключительных случаях, и повод для этого всегда один, это вопрос жизни или смерти.