Синий конверт

С этими словами он взял Амалию за пальчики и, дивясь своей прыти, не выпускал их во время всей лекции. К чести своей, Амалия даже не пыталась освободиться.

— Дактилос означает «пальчик». Отсюда дактилографией называется письмо пальцем по любой поверхности… — и Берг преподал Амалии начала дактилографии, прочертив с помощью ее пальчика любовное сердечко на поверхности чуть запотевшего от Берговой страсти зеркального стекла, покрывавшего весь громадный письменный стол в кабинете будущего тестя. — Дактилологией же, наоборот, называется способ общения глухонемых с помощью одних только рук и пальцев…

Не выпуская Амалию из одной руки, второй рукой Берг показал Шпорледеру несколько фигур на языке глухонемых, которые ошеломленный фабрикант почему-то счел нужным тотчас же повторить. Кстати сказать, учеником он оказался прилежным.

— И наконец, дактилоскопия, новейшая из наук, связанная с пальцами. — Совершенно неожиданно для самого себя Берг наклонился и поцеловал кривенький мизинчик Амалии, своими очертаниями возбудивший в нем мужскую жалость. — Дактилоскопия — это часть криминалистики, изучающая строение и рисунок так называемых папиллярных линий. По-латыни papilla означает «сосок»… и Берг тепло взглянул в лицо Амалии удостовериться, все ли ей понятно.

Амалия же при упоминании сосков густо покраснела и бросила быстрый взгляд туда, где у каждой девушки ее возраста и положения уже должны были находиться вышеупомянутые предметы. Взгляд, однако, скользнул но плоскому месту.

— Папиллярные линии, — куковал Берг, — это гребешки кожи, образующие узоры на ладонях, подушечках пальцев, ступнях ног человека и человекообразных обезьян.

— Обезьяны! — охнул фабрикант. — Форменные обезьяны! Спалить весь мой товар!

— Эти узоры строго индивидуальны и неповторимы. И остаются неизменными в течение всей жизни человека.

— Или обезьяны, добавила побледневшая Амалия.

Берг потряс в воздухе листком с угрозой:

— Посмотрите! Вы только посмотрите! Этот человек, когда клеил, пальцем, скорее всего указательным, разглаживал буквы. Вы только посмотрите — вот, вот и вот! Три замечательных отпечатка. У нас в Департаменте полиции есть картотека на всех самых главных преступников империи. И не далее чем через пару дней я смогу назвать вам истинное имя преступника! — Тут Берг задумался, несколько секунд напряженно размышлял и добавил: — Если, конечно, он занесен в нашу картотеку.

Лицо Амалии вспыхнуло радостью.

— А как делают отпечатки пальцев?

— Очень просто, мадам! Берут пальчик… — Брать девичий палец у Берга не было никакой необходимости, поскольку он уже держался за него последние десять минут. — Намазывают его специальной краской… — За неимением специальной Берг послюнявил чернильный карандаш из письменного прибора. — И прокатывают по чистому листу бумаги. — Он прижал пальчик Амалии к листку с угрозой. — Вот и все! Теперь вы на всю оставшуюся жизнь — ха-ха-ха! — будете у нас под подозрением!

Все искренне посмеялись шутке. Собственно говоря, смеялись двое — сам Берг и хозяин кабинета. Амалия лишь криво улыбалась и судорожно вытирала палец о носовой платок. Листок был уложен в конверт и приобщен к уликам.

После такой удачной авторитетной лекции Берг стал прощаться, но не тут-то было: его заставили продемонстрировать наган в деле. Все оделись и вышли в автомобильный сарай. Берг поставил в угол сарая бутылку и первым же выстрелом превратил ее в стеклянное крошево. Амалия запрыгала на месте от восторга и потребовала наган себе.

Счастливый Берг прижался к новоявленной амазонке, полностью контролируя процесс прицеливания совмещением своей щеки со щекой Амалии. От девушки невинно пахло земляничным мылом и мятными лепешечками. Наган в трех руках (двух Амалии и одной Берга) чувствовал себя очень уверенно. Вначале прицелились в канистру с бензином, потом в банку из-под машинного масла. Остановились на пустой жестянке размером с папашину голову.

Спуск у нагана был довольно тугой, поэтому пальцы сплелись достаточно прочно. Грохот выстрела в пустом сарае прозвучал оглушительным заключительным аккордом. Жестянка, как и Берг, была поражена в самое сердце.

Адольф Францевич Шпорледер ликовал, глядя на такую ладную парочку. Слеза выкатилась на его пухлую щечку и сорвалась: грянул второй выстрел. Это молодые совместными усилиями выстрелили по крысе, выглянувшей посмотреть, кто тут шумит. Убедившись в отсутствии котов, крыса деловито побежала с визитом в соседнюю нору, чем вызвала третий и последний выстрел вдогон. По движущейся мишени молодым надо было еще тренироваться и тренироваться…

Утомленного внезапно нахлынувшими страстями Берга усадили в «даймлер», нагрузили корзиночкой с остатками завтрака и пожеланиями прибыть к ним с визитом в любое время дня и ночи, несмотря ни на какие отговорки и успехи в деле расследования причин пожара.

Покачиваясь на мягких кожаных подушках мощного «даймлера», Иван Карлович блаженно жмурил глаза, чтобы еще и еще раз вызвать в своей памяти милые черты. Но, честно говоря, кроме больших рыбьих глазок, ничего из памяти вытянуть не удалось. Тогда он уткнулся носом в свою перчатку и стал жадно вдыхать удивительно устойчивый аромат земляничного мыла. Берг был счастлив: наконец-то его посетила ответная любовь.

* * *

Мария Николаевна Балмашева, семеня рядом с сыном по Невскому проспекту, радостно ощущала, какой красивой семейной парой смотрятся они оба — еще молодая мать и уже взрослый сын. Она вчера провела Степана по хорошим недорогим лавкам и одела с ног до головы, чтобы мальчику не было стыдно среди щеголеватых петербургских студентов.

Степа рос тихим и молчаливым ребенком, под стать молчаливой архангелогородской природе. Отец Степана, Валериан Балмашев, потомственный дворянин, с юношеских лет страдал за долю народную, испытав все тяготы неразделенной народной любви.

Народ-богоборец, народ-страстотерпец, народ-исполин почему-то не хотел пробуждаться и идти вперед к светлой новой жизни. То есть он хотел, и даже очень, но что-то ему все время мешало.

К примеру, на Афанасия-ломоноса надобно всех ведьм из села повыгонять, а разве трезвым супротив ведьмы устоишь? Вот мужики и набираются храбрости по трактирам, а потом каждый свою ведьму шугает, да недошугивает, так что поутру опохмеляться приходится…

Только Афанасий-ломонос пройдет, как Ефрем Сирин на пороге, надо домового закармливать, каши ему на загнетке подкидывать. А где кашка, там и Малашка, снова сыр-бор-пир горой пошел.

Вот с грехом пополам прошло Сретенье. Наступает день святого Вукола. Тут и ежу ясно, что коровы пошли телиться, некогда господ слушать, всем хочется творожок кушать. А как святой Касьян — так три четверга праздновать обычай велит: на седмицкой, на масленой и на святой.

Герасим Грачевник пригонит грачей — новые лапти надо надевать и кикимору выживать. А чтобы кикимора не сердилась, надо вслед ей на ход ноги три чарочки с поклоном внутрь закинуть. Трудно мужику, особливо богобоязненному.