Синий олень. Трилогия

– Ладно, ничего страшного – ты возьмешь свои отгулы, и мы съездим в Сочи. Лучше скажи, как Халида себя чувствует?

– Очень подавлена, я поэтому даже не стала ее по-настоящему упрекать. Иногда я думаю, что зря мы от нее все скрыли. Знаешь, она объяснила, что так внезапно сорвалась с места, потому что вдруг решила, – голос Натальи сорвался, и она всхлипнула, – она решила… Она надеется увидеть Юру. Ты ведь знаешь, у него это было идеей фикс – каждый год непременно приезжать на могилу Лизы в день, когда… В годовщину.

Из груди Сергея вырвался горестный вздох:

– Боже мой, бедная девочка! Не знаю, возможно, нам и вправду не стоило скрывать – нужно было подготовить ее, как-нибудь осторожно сообщить. Но ее мать так настаивала, так требовала молчать, что мы просто не имели права идти ей наперекор. Понятно – Фируза боится за дочь и будущего внука.

Наталья снова всхлипнула и сердито потрясла головой.

– Если она так заботится о дочери, не надо было позволять ей уезжать из Москвы! Вообще потрясающая женщина – сколько раз мы с ней говорили, и она каждый раз всерьез уверяла меня, что переломы их знахари вылечивают за одну неделю, а их повивальные бабки дадут фору любым столичным гинекологам.

Сергей осторожно провел рукой по спутавшимся волосам жены.

– В совхозе действительно прекрасные акушерки, – мягко сказал он, – насчет этого ты можешь не волноваться. Если возникнут какие-то осложнения, то Халиду отвезут в Тбилиси. Рустэм говорил мне, когда мы в последний раз виделись, что по новой дороге от них доехать на машине до Тбилиси – всего ничего. Ильдерим каждое лето привозит к родителям семью и приезжает к ним из Тбилиси – раза три-четыре в неделю.

– Ильдерим? – она внезапно напряглась, стараясь задержать участившееся дыхание, и села, почти сбросив ноги с постели.

– Ты что? – удивился муж, протягивая руку ей вслед.

– Мне… в туалет.

Наталья скользнула в сторону, избежав прикосновения ладони Сергея, чтобы он не ощутил бешеную пульсацию сердца в каждой клеточке ее тела. Когда вернулась, муж уже спал, лежа на спине, и тонко очерченное лицо в тусклом полумраке казалось беззащитным и удивительно юным. Постояв рядом, она вздохнула и, наклонившись, нежно поцеловала его в лоб. Сергей не проснулся – ему вновь снилась Таня. И опять она, глядя в сторону, говорила ему странные слова:

Размножаясь, как и другие высокоорганизованные организмы, в результате соединения систем вида I и II, вы, вопреки всякой логике, стремитесь слиться, не ставя себе целью воспроизведение нового Материка. Нам непонятно, почему эта необъяснимая тенденция к непроизводительному слиянию столь сильна, что заставляет вас совершать лишенные здравого смысла поступки.

Утром за завтраком он старательно отворачивался от дочери – ему почему-то неловко было на нее смотреть.

«Черт знает, что начало сниться по ночам».

Таня, очищая яйцо от скорлупы, бросила на отца невозмутимый взгляд.

– Мне сегодня интересный сон приснился, – спокойно проговорила она, – про размножение. И папа там был.

От ее заявления даже у Златы Евгеньевны, всегда знавшей, как следует реагировать на эскапады детей переходного возраста, отнялся язык.

– Я… гм… – она собиралась что-то сказать, но сбилась и неожиданно для себя самой покраснела.

– Да нет, это не то, что вы все подумали, – снисходительно хмыкнула Таня и, как ни в чем ни бывало, повернулась к отцу: – Пап, ты меня в школу сегодня отвозить не собираешься?

Сергей нарочито театральным жестом хлопнул себя по лбу:

– Черт! Я про тебя, ребенок, и забыл! Даже машину с вечера не проверил. Доедай свое яйцо и одевайся. Отвезу тебя, потом позавтракаю – сейчас только чай выпью и побежал в гараж.

Петр Эрнестович вытер губы салфеткой и добродушно сказал:

– Ладно, завтракай спокойно, я сегодня велел Михаилу Егоровичу приехать пораньше, так что сам ее отвезу, а за это ты послезавтра отвезешь Аду к поезду.

– Договорились. В котором часу оправление?

– В двадцать три двадцать. Но она до поезда хотела еще заехать к нам – повидать детей. Златушка, приготовь ей что-нибудь поесть в дорогу, а то она до самого Кисловодска просидит в своем купе голодная.

– Она совсем заработалась, – вздохнула Злата Евгеньвна. – Из Стокгольма вернулась очумевшая, все время витает где-то в облаках – не слышит даже, когда к ней обращаешься. Похудела, непонятно, чем питается.

– Тетя Ада влюбилась, – лениво констатировала Таня.

– Перестань болтать глупости! – прикрикнула на нее мать. – Не дай бог, тетя Ада тебя услышит – скажет, что тебя вообще не воспитывают.

Петр Эрнестович усмехнулся:

– Правда, такие речи Адоньке слышать вовсе ни к чему.

– Не понимаю, зачем ей сейчас ехать в Кисловодск, – говорила Злата Евгеньевна, наливая мужу чай и кладя сахар, – двадцатого июня у нее экзамен, это значит, она в своем доме отдыха не пробудет даже до конца срока своей путевки.

– Я тоже не понимаю, – вздохнул он. – Ехать, потом возвращаться – приняла бы экзамены, потом ушла бы в отпуск до конца лета. Приехала бы, может быть, к вам в Пярну. Наверняка ведь все лето просидит в институте. Ладно, ничего с ней не поделаешь. Златушка, где мой чай?

– Маша, передай папе, пожалуйста.

Маша осторожно передала отцу тонкий стакан, вставленный в узорчатый подстаканник. Таня цепко проследила за руками сестры, повернулась к отцу и, недовольно пожав плечами, невозмутимо вздернула кверху нос:

– Ты что, через два дня опять уезжаешь и опять подкидываешь меня дяде Пете?

Сергей, только что отошедший от смущения и принявшийся за бутерброд, чуть не подавился – через два дня? Он даже с братом не обговаривал еще дату предстоящего отъезда и лишь сейчас, глядя на сидевшую напротив жену, внезапно решил, что уедет именно через два дня. Раньше уедет – раньше вернется и, возможно, свозит Наталью куда-нибудь отдохнуть. Потому что вид у нее неважный – она сильно похудела, под глазами черные круги. Ничего страшного, если Петр на недельку дольше повозится с племянницей. Проглотив кусок, он растерянно начал оправдываться: