Синий олень. Трилогия
Шрифт:
– И ведь мы все это время были уверены, что Ада спокойно отдыхает в Кисловодском санатории, никто и подумать не мог! Злата с детьми уехала в Пярну, я спокойно работал, Сережа… Сережа уехал в Дагестан на свою базу. Если б только… Да, все могло бы быть иначе.
– Как Сергей? – спросила Лариса, искренне сочувствуя горю бывшего шефа, которого она искренне любила.
– Плохо. Ведет себя неадекватно, говорит невообразимые вещи. Я было рассердился на него, но теперь понимаю, что зря – у него шоковое состояние.
– Несчастный случай?
– Да, – коротко ответил Петр Эрнестович, не желая вдаваться
– Что вы, Петр Эрнестович! Когда я узнала про Наташу, чуть с ума не сошла, не могла поверить, – она спохватилась, испуганно покосившись Таню, но чуть успокоилась, увидев, что девочка спит, и с укором добавила: – Как вам не стыдно, к кому же еще вы должны были обратиться, если не ко мне?
– Ладно, спасибо, Ларочка. Ты узнала подробности? Почему они сразу никуда не сообщили?
– Как всегда все напутали, сообщили не в тот дом отдыха. Да они бы и теперь не спохватились, но Аду Эрнестовну начал искать какой-то шведский профессор, с которым она познакомилась на конференции – кажется, она ему сообщила, где будет отдыхать. Это мне Миша Клейнер по секрету сообщил, его брат – зав. отделением, где лежит сейчас Ада Эрнестовна. Помните Мишку?
– Я помню всех своих бывших аспирантов, Лариса.
– Ну, особых подробностей, конечно, никто не знает, говорят только, что этот швед отыскал Аду Эрнестовну в больнице в Минводах, возмутился, что там нет должного ухода, позвонил в Стокгольм, а оттуда какие-то светила мировой науки сделали запрос в Москву. Там, конечно, мгновенно засуетились, Аду Эрнестовну на санитарном самолете транспортировали в столичную специализированную клинику, сразу же позвонили вам в Ленинград. А то почти месяц лежит человек где-то на периферии, и никто знать ничего не знает. Я просто в ужас пришла, когда мне стало известно о таком безобразии, и ведь, как всегда, даже не поймешь, кто виноват.
– Моя вина, моя, – тяжело вздохнул Петр Эрнестович, – закрутился в своем институте, потом Злата с детьми уезжала, Сережа уезжал, суета стояла страшная. Должен был, конечно, позвонить в дом отдыха, узнать, как она доехала. Не могу себе простить! Что-нибудь еще известно про этого шведского профессора?
– Мишка говорил, его фамилия Ларсон. Он, кажется даже, хотел приехать в Москву, но ему не продлили визу или что-то там еще. Петр Эрнестович, профессор просил вам передать, что сегодня он будет в клинике допоздна, и если вы захотите с ним поговорить…
– Понятно, спасибо огромное. Я тебе попрошу, Ларочка, если нетрудно – подбросьте меня сейчас в клинику к Аде, а Танюшку забери, пусть пока побудет у тебя.
Внезапно открыв глаза, Таня резко выпрямилась, оторвавшись от мягкого плеча Ларисы.
– Нет, дядя Петя, я пойду к тете Аде с тобой!
– Нельзя, маленькая, тетя Ада в реанимации, туда никого не пускают.
– Но тебя же пустят!
– Я сам врач, поэтому мне можно.
– Нет, я хочу к тете Аде!
Она выкрикнула это так громко, что муж Ларисы вздрогнул и резко затормозил. Лариса поспешно притянула к себе девочку и, погладив ее по плечу, сказала Муромцеву:
– Да
ничего страшного не случится, Петр Эрнестович, пусть она посидит немного с Адой Эрнестовной, пока мы поговорим с врачами.Других пациентов, кроме Ады Эрнестовны, в палате не было. Она неподвижно лежала с закрытыми глазами, от ее рук к стоявшим по обе стороны кровати капельницам тянулись гибкие трубки, лицо закрыто было маской аппарата искусственного дыхания, и лишь еле заметное шевеление одеяла на груди показывало, что больная еще жива. Таня, присев на стул рядом с кроватью, уставилась на беспомощное и безразличное ко всему существо, бывшее еще недавно живой, энергичной и ворчливой тетей Адой. Стоявший рядом Петр Эрнестович печально слушал поминутно заглядывавшего в историю болезни профессора:
– К сожалению, первичный диагноз подтвердился. В сознание так и не приходила, прогноз… – тут он запнулся, вспомнив, что о неблагоприятном прогнозе не следует говорить в присутствии пациента, хотя бы тот и находился без сознания, и увел Петра Эрнестовича из палаты.
«Я в сознании, Петя! Я не могу двигаться и самостоятельно дышать, но я слышу твой голос, я все время в сознании! Боже мой, неужели ты не можешь понять этого, брат?»
– Тетя Ада! – наклонившись над теткой, Таня пристально вглядывалась в закрытое маской лицо. – Ты меня слышишь, тетя Ада?
«Да, я слышу тебя, детка, но ты никогда этого не узнаешь. Ты не узнаешь, как я всегда любила тебя и вас всех, хотя и постоянно ругала».
– Нет, я все знаю, тетя Ада, знаю! Я знаю, что ты меня слышишь, я знаю, что ты всех нас любишь, и что ты любишь этого человека – Ганса. Ты все время думала о нем, когда приходила к нам.
На миг все замерло, а потом на Таню обрушился такой шквал мыслей тетки, что она покачнулась.
«Ты! Так это ты – девочка, рожденная четырнадцать лет назад, ребенок, владеющий даром естественного контакта. Значит, я все расшифровала верно, я была права! Тысячу раз права! Мир должен узнать о НИХ и результатах моей работы, хотя это будет стоить мне жизни».
– Тетя Ада, что с тобой случилось?
«Мне ввели смертельный препарат, но незадолго до этого я приняла большую дозу аспирина, который частично нейтрализовал яд, поэтому я еще жива. Я слышала, как они об этом говорили – они ждали, пока я умру. Никому не сообщали, что я в той больнице, пока Ганс меня не нашел. Но потом они поняли, что я все равно умру, и успокоились. Это из-за книги. Из-за моей книги – они не хотят, чтобы моя книга вышла».
– Тетя Ада! – девочка испуганно всхлипнула. – Тетя Ада!
«Скажи, детка, как ты меня воспринимаешь – ты меня слышишь?»
– Раньше я просто слышала, что думают другие люди – я даже не понимала, когда они думают, а когда говорят. Тетя Злата сказала, что это у меня наследственное – так же было у вашей с папой младшей сестры Людмилы.
«Да, ОНИ были правы – редкий наследственный дар, усиленный с помощью ИХ вмешательства. А теперь?».
– А теперь я иногда вдруг стала видеть. Мне трудно это объяснить словами – я вижу всего человека сразу. Раньше было редко, а теперь все чаще и чаще. Только иногда я все вижу, но вообще ничего не понимаю. Почему? Почему тебя хотят убить? Какая книга?