Синий Шихан (Роман 1)

"Единственно хороший человек - это инженер Шпак, - продолжает размышлять Митька.
– Для него моя жена просто хозяйка, и все, а шашни он завел с Зинаидой Петровной по старому знакомству... Умный, образованный. Дело как разворачивает! Машины выписал, новые шахты закладывает, знающих людей подбирает. Только вот Тарас Маркелович его не любит. Отчего?.."

– Марфуша, ты спишь?

– Засыпаю, Митя, - вяло пошевеливая рукой, томно отзывается Марфа.

– Спросить тебя хочу.
– Дмитрий поворачивается на спину, заводит руки к затылку.
– Что тебе сегодня говорил тот хорунжий?

– Гурьев, что ли?
– встрепенувшись, переспрашивает Марфа.

– Он самый...

– Молол что-то... не помню уж...

– А зачем ты ему руки целовать позволяешь?

– Глупости, Митя... Я спать хочу...

– Ежели он будет целовать твои руки да за лифчик подглядывать, я ему все усы повыдергиваю.

– Ах, Митя, какой ты глупенький!
– Марфа обнимает мужа за шею и прижимается к нему.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Возвратившись из города, Тарас Маркелович сразу же поехал на Родниковскую дачу.

Управляющему казалось странным одно обстоятельство: почему Шпак, опытный инженер, решил строить фабрику совсем не там, где нужно?

Побывав на Родниковской даче, Суханов убедился, что строительство уже в полном разгаре. Весь двор был завален кучами леса, рылись глубокие котлованы, закладывались фундаменты для двух больших домов. Один из них предназначался для приисковой конторы, другой - для обслуживающего персонала, строился и третий дом - для управляющего шахтой. Мысленно прикинув, сколько здесь будет ухлопано денег, Тарас Маркелович растерялся.

Возбужденный и разгневанный, старик погнал лошадей в станицу Шиханскую. Сначала он решил повидать старшего брата, Ивана, который казался ему человеком более умным и оборотистым; Митькину же голову пока еще продувал ветер молодости.

Но Тарас Маркелович не застал Ивана. Он был у Печенеговой.

Скрепя сердце пришлось идти Тарасу Маркеловичу в дом Зинаиды Петровны.

Летний вечер был душным и пасмурным. В темном небе не было видно ни одной звездочки. Надвигалась гроза.

В станице стояла полусонная тишина. Люди, утомленные дневным трудом, спать ложились рано. Не лаяли собаки. Только из кабака доносился пьяный галдеж и нестройные звуки голосов. В широких окнах печенеговского дома ярко горел свет. Усатый казак в мохнатой папахе, открыв садовую калитку, басисто спросил:

– Кого нужно?

– А это я сам знаю, кого мне нужно, - ответил Суханов и, распахнув дверцу, грузно зашагал к крыльцу.

– Никого пущать без докладу не велено!
– идя следом, ворчал казак, но остановить гостя не решался. Он не впервые видел этого могучего вида старика с внушительной и гордон осанкой.

– Иван Степанов, хозяин прииска, тут?
– вдруг, неожиданно остановившись, спросил Тарас Маркелович.

– Это рыжий такой?
– Казак ухмыльнулся и поскреб за ухом.
– Здеся... Через него больше и стеречь заказано.

– Смотри, брат, какая честь!
– с удивлением сказал Суханов.

– Да баба его, вишь, намедни по своей необразованности барыню нехорошими словами обозвала. Большую кутерьму подняла. Грозилась кипятком ошпарить.

– Барыню?

– Ее и Ивана Лександрыча тоже...

– А за что?
– начиная кое-что понимать, спросил Суханов.

Казак замялся. Посапывая носом, полез в карман широченных штанов за кисетом. От казака попахивало водкой.

Тарас Маркелович вложил в его руку серебряный целковый и решил поговорить поподробней. Торопливо спрятав серебряную монету, казак, проникшись к почтенному старику доверием, стал словоохотливее.

– Оно, вишь, какое дело, - заговорил он.

– У барыни с Иваном Лександрычем, значит, того... В тугай ездили вместе и заночевали там. А народ увидел и все Ивановой бабе на ушко передал. С этого и начался трам-тарарам.

– Ты давно барыне-то служишь?

– Да недели четыре, стало быть.

– Сам-то из каких мест?

– Таналыцкой станицы. Фамилия моя Рукавишников.

– И не стыдно тебе, казаку, в лакеях служить? Да еще дурацкую одежину на себя напялил...

– Барыня приказала, - смущенно ответил казак.
– В охрану личной персоны наняла. У ней не один я, а и хохлы еще есть. Она и Ивану Лександрычу таких служак велит завести, чтобы на прииске поставить, в случае там бунт какой али еще что...

– А инженера Шпака знаешь?
– задумываясь все больше и больше, спросил Суханов. То, что он услышал, не удивило старика. Он знал из опыта, что где много денег, там и алчность, и грязь, и бесстыдство.

– Ты про Петра Мануилыча спрашиваешь? Знаю. Каждый день здеся... Мм-да...
– Рукавишников умолк. По выражению его лица, виляющему взгляду и сожалеющей ухмылке Тарас Маркелович понял, что казак многое не решается договорить.

– Развязывай узелок-то, чего таишь?
– прямо спросил Суханов.

– Наше дело маленькое. Про вас тоже калякали.

– Что же про меня говорят?

– Хорошее говорят... Супружница Ивана Лександрыча ждет вас. Она расскажет. Петр-то Мануилыч вокруг Марфы увивается. А Митрий-то Лександрыч только на рысаках ездит да винцо попивает...

– Много пьет?

В вопросе Суханова послышалась горечь.

На вопрос Тараса Маркеловича Рукавишников долго не отвечал. Потом, сплюнув в ближайший куст сирени, подняв голову, злобно проговорил:

– Без просыпу пьет! Все здесь гуляют! Дурной крови, что ли, в них много? Смотреть муторно. Думаете, мне легко в холуях-то ходить? Одним словом - слава казачья, а жизня собачья. Нынешний год все посевы солнышко спалило, а у меня пятеро детей, мал-мала меньше, даже по миру послать некого. А ты говоришь - в лакеи нанялся... Тут к самому сатане батрачить пойдешь!

Тарас Маркелович вошел в печенеговский дом сумрачный и подавленный. Встретив горничную Дашу, попросил позвать кого-нибудь из Степановых, сам же устало присел в гостиной и начал разглядывать комнату. После ремонта здесь все блестело.

"Наше золотце на стенки прилипло", - подумал Суханов и глубоко вздохнул.

– Э-э!.. Дорогой Тарас Маркелыч! Прикатил!
– крикнул Иван, входя в комнату.
– А мы тут... того-этова...

Иван Александрович почувствовал себя неловко перед стариком. На нем был новый, дорогой костюм, щегольские лакированные сапоги с заправленными в них брюками. На Суханове же, как и всегда, был коричневый длиннополый пиджак, выгоревший на солнце и запыленный, юфтевые сапоги были густо смазаны дегтем.

– Давно приехал?
– спросил Иван, приглаживая напомаженные волосы.

– Перед вечером. Да вот на Родниковской даче успел побывать...

– Побывал? Строим, Тарас Маркелыч, строим! Вон как дело-то ворочаем, дыбом поставили! Петр Эммануилыч такие проехты сообразил, ахнешь, дядя Тарас, ахнешь! Мильёны потекут, мильёны! На Родниковской-то золотое дно открыли!

– На Родниковской не может быть золотого дна, - осторожно заметил Суханов.

– Да ты еще ничего не знаешь, Тарас Маркелыч!