Синора Ависсу ? граница бездны
Шрифт:
На экране высвечивалось имя «Валерий». Егоров никак не мог с похмелья вспомнить, кто это. Он решил ответить.
– Алло, Изяслав Евгеньевич? – раздался в трубке смутно знакомый голос.
– Ага. Можно просто по имени. Просто «Слава», или таки «Изя», как по кайфу будет, – мрачным тоном сострил Егоров.
– Это Валерий Бельский вас беспокоит. Я к вам на мастер-классы по видеомонтажу ходил три года назад.
– А! Вспомнил! Ты же такой студент патлатый, металлист из Питера, да?
– Уже выпускник, а остальное верно. Я сейчас в Москве, в командировке. Мой руководитель увидел ваши работы, просил побеседовать
Егоров засомневался в столь внезапном предложении.
– А что за мероприятие?
– Хм… Пожалуй, в двух словах и не рассказать. У меня для вас бумаги, на случай согласия. Там всё написано. Если вы заняты, я привезу, куда скажете.
– Сейчас, подожди, соображу, как нам лучше быть…
Егоров задумался. Синоряне назначили встречу в четыре часа дня и обещали начать ловить его, только в случае неявки. Бельского он помнил, как надёжного «раздолбая-металлиста», который три года назад заканчивал учёбу в Санкт-Петербургском Институте Кино и Телевидения. На каникулах он приезжал в Москву и посещал мастер-классы по видеомонтажу. Егоров тогда даже приглашал своих слушателей на Новый год, который отмечали большой компанией на одной из московских киностудий. Бельский там был со своей подругой-студенткой и вполне адекватно общался и с самим Егоровым и с другими присутствующими. Так что ему вполне можно было доверять.
– Может, пригласят в город на Неве, на какие-нибудь съёмки? Там тогда и спрячусь, – подумал Егоров.
– Я тут себе небольшой выходной устроил, – сказал он в трубку, - поэтому сегодня дома. Только лучше давай я к тебе подъеду. Ты где сейчас?
– Я у Савёловского вокзала. Одно интересное место осматривал. Приезжайте сюда, если хотите. Как из метро выйдете, наберите мне. Я скажу, куда дальше.
– Ты там до скольки зависнешь? А то я немного перебрал ночью. Долго собираться буду.
– Ничего, у меня времени много. Вам не далеко ли? А то могу куда-нибудь поближе подъехать.
– Нормально, я во Владыкино обитаю. Минут через сорок буду. Я перезвоню тогда. До встречи!
Егоров отправился в душ и отчаянно взвыл под ледяными струями – горячую воду отключили на неделю.
– У-ух, ты ж! До Марса долететь смогли, а бесперебойный подогрев воды сделать - не судьба!
Он оделся, попил минералки и пошёл на улицу.
Выйдя из метро у вокзала, Егоров позвонил Бельскому. Тот сказал, что находится на Савёловском проезде, возле церкви. Слава снова засомневался, но всё-таки пошёл. Он направился не через подземный переход, а по эстакаде Сущёвского вала. Габров ему когда-то рассказывал, как, будучи студентом, хорошо отмечал с однокурсниками закрытие сессии, и потом чуть не свалился с этой эстакады.
– Хе-хе! Вот какой раздолбай был… А теперь, видите ли, с женой в церковь ходит по выходным, – пробубнил Егоров себе под нос, идя вдоль оживлённой магистрали.
Он свернул в сторону Миусского кладбища, рядом с которым находился храм святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии.
Около входа на территорию церкви Егоров решил ещё раз позвонить.
– Я здесь, – ответил Бельский. – Уже вижу вас. Идите сюда.
Слава посмотрел по сторонам и увидел машущего ему Валерия неподалёку от входа в храм.
– Ещё один богомольный нашёлся, – недовольно процедил Егоров
и нехотя вошёл в ворота.Валерий Бельский был одет в ни чем не примечательную для летнего времени одежду – джинсы, кеды и футболка, хотя Егоров почему-то ожидал, что «металлист» будет, как супруги Габровы, одет во всё чёрное. Валерий поздоровался и предложил пройтись по территории кладбища, примыкавшего к церкви.
– Ну, идём, – сказал Егоров. – А что это тебе кладбище так по нраву? Ты часом в «готы» не подался?
– Нет, что вы, Изяслав Евгеньевич, просто там прохладнее. Деревьев много. В теньке лучше. У нас в Санкт-Петербурге плюс двадцать и дождь, а здесь все тридцать и ни облачка.
– Хорошо. Только можно просто «Слава» и можно говорить «ты». Я же в единственном числе.
Они прошли через ещё одни ворота и двинулись по тропинке между могил и склепов.
– Как ты там обустроился после окончания вуза? – спросил Егоров.
– Нормально. Я ведь хотел после института сюда перебраться, но с работой как-то не очень было, и я остался в Питере. Сейчас на киностудии работаю. Там ещё ребята знакомые из одной рок-группы. Музыку делают для фильма.
– Отлично! А так вообще, как живёшь? Не обзавёлся семьёй?
– Да вот, в этом году собираюсь.
Валерий остановился и начал что-то извлекать из рюкзака.
– Это тебе. Просили передать лично в руки, – он подал Егорову тонкую стопку бумаг.
– Сейчас поглядим. Ну-ка… Что тут у нас? – Слава достал очки и стал рассматривать документы. – Что тут написано… Да это… Что?!
Он испуганно посмотрел на Бельского, лицо которого вдруг стало серьёзным. На первом листе была «шапка» со словами, напечатанными церковнославянским шрифтом: «Вдомство съхранъi и оборонъi княженїiа Росїи Снорїи».
– Да ты… Ты… Что же? – Слава никак не мог выдавить из себя слова. – Ты что, с ними?!
– Я два года с ними.
– Но как?! Почему?! – Егорову казалось, что весь мир вокруг наполнился шпионами и соглядатаями, которые уставились на него и ехидно ухмылялись.
– Успокойся, Слава. Я случайно оказался среди них. Просто стал невольным свидетелем того, как разведчики синорян сцепились с какими-то уродами. А я не знал, в чём дело, и попытался помочь. В итоге синоряне забрали меня с собой. Так я и узнал об этом всём. Теперь работаю с ними.
– И ты что, вот так просто согласился, и они тебя тут же приняли?! Прямо так и сделали из тебя Рэмбо?
– «Рэмбо» не получилось. Такой задачи никто и не ставил, но кое-что могу продемонстрировать.
Егоров огляделся. Небо потемнело, хотя солнце продолжало светить. Казалось, будто смотришь через видеокамеру с автоматической настройкой освещённости, и диафрагма, реагируя на яркий свет, закрывается и затемняет всё, кроме самого источника света.
Воздух стал отчётливо осязаемым. Слава увидел, как воробей, секунду назад бодро взлетавший с надгробия, почти неподвижно висел в воздухе, преодолев в течение минуты едва ли пять сантиметров. Над головой Бельского пролетал шмель, взмахивавший крыльями не чаще, чем мотылёк или бабочка. Все звуки приглушились, будто Егоров окунул голову в бочку с водой. Крест над церковью казался огненным на фоне «затемнённого» небосвода.