Синтез
Шрифт:
Часть IX. Глава 1
— Сегодня у нас двадцать седьмое. Заселение начнётся, думаю, сразу с первого октября. Заметила, как тут всё подтягивают? Рабочих нагнали. Всё до блеска начищают. Нас, если тут не оставят, а нас не оставят, край двадцать девятого, а то и двадцать восьмого, выкатят отсюда. И что дальше, извини, подруга, даже представить не могу. Учитывая всё новое, что я тут ещё услышала от тебя… Короче, бежать нам нужно прямо сейчас, — толкала речь Аманда.
— Ты пугаешь меня, — произнесла Маргарита.
— Горькая правда жизни. Рыцари нас что-то не спасают. Завтра — час икс.
— Каким прежним?
— Да таким, что кроме меня, ещё кого подсадить могут. Клянусь, Рита, я не понимаю, что происходит. А когда я что-то не понимаю, привыкнув выходить из подобных ситуаций, меня это не то, чтобы пугает… Напрягает меня. Решено. Завтра.
— Но как?
— Боюсь, придется подключить твоего поклонника, но так, чтобы этого никто не заметил. Я свяжусь с боссом, якобы. Якобы! Доложу об этом управляющему, который, думаю, вообще, не в курсе, кто мой босс. Просто деньги получает. Хосе отключит телефон на то время, если кто-то решит проверить информацию. Мы выезжаем, телефон снова работает, только никто ничего уже не понимает. И всё!
— И всё так просто?
— Лучше меня сейчас не дергай. План есть план, другого придумать я не могу, не прыгать же нам через забор и нестись по горам? Мы не «спецназ». Мы мирно выедем с территории отеля и поедем на север.
— Нам же на юг, в Город.
— Ох, дитя. Разумеется, все и решат, что мы поедем сразу в Город.
— А все такие глупые, что не догадаются о наших гениальных планах?
— Слушай, Ритуля, тут всего три дороги: одна на север, другая на юг, третья укороченная в Карденлиц, проселочная, по которой твой поклонник ездит домой на автобусе. Мы в горах!
— А может, пересесть на автобус?..
— Который обыщут сразу, как увидят брошенную машину. Эх, принцесса, учить тебя и учить. Короче, действовать будем по обстоятельствам. Может, воздушный шар прилетит, кто его знает, или на крыльях Дракона улетим. Ты, вообще-то, принцесса-Лебедь. Где твои врождённые способности?
Подруги рассмеялись.
Максим проснулся через пять часов и ощутил, что автомобиль летит с невероятной скоростью.
— Можно я потом расскажу, — прохрипел он.
— Не вопрос, — смеясь, произнес Купер.
Максим достал приготовленную минеральную воду и в течение очень небольшого промежутка времени осушил два литра с небольшим перерывом на то, чтобы перевести дыхание.
— Сколько мы в пути?
— Пять часов.
— Только выехали, фактически, — констатировал Максим. Я дальше, мне ещё часов десять нужно. Как раз доедем. — Он попытался рассмеяться.
— Не парься! У меня такая «ксива», что два дня превратятся в полтора, а то и меньше, а полдня отоспимся в мотельчике, я уже наметил. Ладно, давай на боковую.
Максим проснулся через три часа, но осушил уже гораздо меньший объем. В пути они были уже восемь часов. Купер остановился.
Наступило утро.
— Тут передохнём. Передохну. А ты бери свои бутылки и иди, лечись.
Друзья разошлись по номерам. Максим уже чётко помнил вечер, чётко он его помнил и в течение самого вечера, но теперь добавилось острые физические последствия. Максим с преогромным удовольствием вскрыл двухлитровую бутылку рассола и присосался к ней, оставив половину. После принял горячий душ, потом холодный, потом опять и так несколько раз, пока не ощутил в голове просветление. Допил рассол, лег в постель и мгновенно заснул.
— В двух словах,
Максим Сергеевич! Я уже послал слугу за саблей, поскольку ваши слова о необходимости секундантов мне показались шуткой.— Что ж, Иван Сергеевич, извольте. Некто из прислуги, а именно конюх, оскорбил нашего графа.
— Конюх?
— Вы не ослышались.
— И как конюх мог оскорбить графа? Это всё ваши сказки о равенстве и братстве.
— Ваня, ты не о том сейчас. Есть подозрение, а то и уверенность, что всё было спланировано заранее. Конюх этот служит у капитана Ордынцева, известного своей конфронтацией с графом.
— Короче, Волков…
— Давеча состоялся спор относительно того, вправе ли дворянское сословие, к примеру, дворянское, реагировать на чернь.
— То есть?
— Нет бунтов, революций. На лицо обычная бытовая ситуация. И чернь, то есть конюх, оскорбляет графа.
— Я вас снова не могу понять, Волков. Где граф?
— Он с Ордынцевым.
— И что они?
— Договариваются о том, как будет решаться ситуация.
— Боже мой! — воскликнул Панин. — И это мои друзья. Вы же дети! Дети и есть!
— Понимаешь, Ваня, оскорбление унизительно. Но, будучи оскорбленным равным тебе по…
— Я понял.
— Ты понимаешь, как реагировать, вплоть до дуэли. Но как быть, когда тебя оскорбляет представитель не твоего круга, опять же, мягко говоря?
— Максим Сергеевич, вы часто участвовали в кулачных боях?
— Ни единого раза.
— И я также. А всё почему? Мы чуть что, хватаемся за эфес или обозначаем это. Так как быть?
— Вот вы, Иван Сергеевич, сами к разрешаемой ныне проблеме подошли.
— Так нет решения?
— Есть, Ваня, есть. Достоинство и честь отстаивать необходимо любыми способами, иначе мы навсегда можем забыть о том, что это.
— И тут твоё равенство к месту? — язвительно спросил Панин.
— Каждый должен иметь право отстаивать свою честь, независимо от того, родился ты в избе или во дворце.
— Вы на чьей стороне?
— Мне претит этот спор, но граф мой друг.
— Господа, — объявил граф, — огромное спасибо за участие. Решено поступить следующим образом. Холопа капитана Ордынцева наказать плетьми. А мы вдвоем с Алексеем Дмитриевичем деремся на саблях до первой крови. Всем благодарен за поддержку. После приглашаю всех в ресторан. Волков, вы куда?
— Спасибо за представление, граф. Обсудим позже.
Максим, вытащив наполовину саблю из ножен, резко вонзил её обратно и, круто развернувшись, быстрым шагом пошёл прочь.
— Максим, Максим, стой! — Панин догнал его и, встав перед ним, остановил. — Ты же сам наблюдал и ждал, чем этот фарс закончится. А теперь ты весь такой обиженный и оскорбленный.
— Вот именно, Ваня, думал, одумаются наши светлые, благородные головы. Ан нет, видать, пожизненную ненависть народа оставляют супротив белой кости. Никогда простой мужик не поймет простого студента. Навечно неприязнь останется. И достоинство своё защищать беззащитному студенту перед оравой пьяной матросни придётся, потому, как уважать им его будет не за что, как и ему их. Саблей, кулаками, наганом, так и будем мордовать друг друга. И пока Воронцовы с Ордынцевыми играют в такие игры, ничего не изменится. Какое равенство? Пока одни других считают мразью, а другие тех небожителями, — и заметь, не исключено, что баланс переменится, — будет этот мир в бесконечном рабстве прозябать. Пока каждый не ощутит, всем своим нутром не ощутит достоинство своё, будет он рабом и будет жить среди рабов, по их рабским и волчьим законам.