Синтез

— Это уж точно, — проговорил Максим.

— Давай, начинай. А я тебе помогу. Вот тебе первый вопрос: зачем тебе нужно уметь драться и стрелять?

Максим опешил.

— Очень неожиданный поворот разговора. Я ещё ничего не сказал, а тут на тебе, допрос. Так мне рассказывать или отвечать?

— Попробуй объединить, — предложил Феликс и сделал большой глоток.

— Ответ лежит на поверхности, — начал Максим, — и он очень прост. Ответ такой: ты мне сам предложил!

— Молодец, выкрутился. А теперь, давай, продолжим. Почему ты согласился?

— Потому, что с детства мечтал научиться драться и стрелять. Вот.

— А почему же не учился?

— Возможности не было, да и желания, да и необходимости особенной тоже не было. Я вырос в тепличных условиях, в результате чего мой мозг в совокупности с волей обмякли настолько, что, как мне кажется, я стал просто-напросто не приспособлен к жизни. Как тебе?

— Из всего сказанного, достойно внимания только одно: не было желания. Всё остальное — чушь собачья. Ты не похож на скованного комплексами червяка, который только и делает, что ноет о своих неудачах.

— Согласен, остановимся на отсутствии желания.

— Один вопрос закрыли, — улыбаясь, сказал Феликс. — Ты уже месяц, как под моим чутким наблюдением, и все забываешь о моих профессиональных навыках, одним из которых является и наблюдение за людьми. В общем, не было у тебя желания. — Феликс приложился к кружке, выдохнул и продолжил. — Время, конечно, уже не то. Не нужно добывать пищу, охотясь на мамонтов, не нужно завоевывать даму, сражаясь на рыцарских турнирах, не нужно сражаться за право жить на этом свете, работая кулаками. Ценится нынче другое, другие качеств позволяют мужчине называться мужчиной. Но, инстинкт есть инстинкт. Поэтому, рано или поздно, но это желание в той или иной форме должно возникнуть у любого мужчины. И дело не в умении технично нанести удар, а в проявлении бойцовских качеств. Это способствует росту уверенности в себе.

— Что касается инстинктов, то тут я бы остановился. Есть у меня скелет в сундуке.

— Не сомневаюсь. Нечасто встретишь туриста с пушкой, на которую нет разрешения. Все забывал тебя спросить, когда ты сдавал ствол на КПП, ты не думал о том, что у тебя его попросят. Или решат пробить сам ствол. Наверняка, ты его купил с рук, или ещё что нелепое.

— Не думал, — сказал Максим, хотя знал, что Карл бы его предупредил. А раз он ничего не сказал, то ничего не должно было произойти.

— Легко согласился, — ухмыльнувшись, сказал Карл. — Ладно, ты не обязан передо мной отчитываться. Колоть я тебя не намерен, хотя, уверен, тебе есть что рассказать. Знаешь, что мне неясно? Ты сам. Я никак не могу тебя разгадать. С одной стороны, всё элементарно, с другой, особенно, если копнуть глубже, всё покрыто таким глубоким мраком, что тебя совсем не видно. Я сейчас не говорю о каких-то конкретных вопросах, о том, что ты скрываешь, я имею в виду твою сущность. Ты для меня загадка. Не скрою, за свою практику не часто я с таким сталкивался. Был бы ты сейчас моим объектом, я бы присвоил тебе категорию «особо опасен».

Максим рассмеялся, допивая пиво. Он подозвал официанта и заказал ещё.

— Так что ты там говорил об инстинктах? — продолжил Феликс.

— Я сейчас кое-что расскажу о себе, но ты обещай, что не будешь вдаваться в подробности. Договорились?

— Договорились. Давай.

— Я коротко. За последние три месяца, меня дважды прессовал один и тот же тип, прессовал конкретно и не без сторонней помощи, он даже обещал меня грохнуть. Я был бессилен и лишь огрызался. Но, выглядело порой комично, поэтому я держался. Как-то в ночном клубе я решил подкатить к незнакомой девице, но передумал, потому что был предупрежден мощным субъектом о его аналогичных намерениях в её отношении — я тупо сдался и отказался, мгновенно. Кроме того, меня конкретно хотели убить, это уже из другого фильма. Мне приставили к горлу нож, но не успели его повернуть — моя полиция меня сберегла, над моей головой свистели пули. Я так испугался и самой ситуации, и ножа, и пуль, что после, истерически смеясь, ползал в собственной моче, блевотине и слезах. Вот тут я почувствовал, что оказался на пределе. Может, потому что всё описанное произошло практически одновременно, может, ещё почему, не знаю, но я вспомнил всю свою жизнь, все случаи, связанные с тем, как меня избивали, унижали, оскорбляли и тому подобное. И в первую очередь, все случаи, связанные с физическим насилием и невозможностью противостояния обстоятельствам силой. Меня так понесло, что я для комплекта вспомнил всё, связанное с унижением и оскорблением всех и везде. И я задумался, задумался относительно связи противостояния с физическими возможностями. Я подумал, а в физической ли силе всё дело? Вот, к примеру, меня никогда нельзя было назвать физически слабым, я, сколько себя помню, всегда занимался каким-нибудь спортом, но никогда не мог дать должного отпора. Почему? Я не был уверен в своей силе? Я не был уверен в своей правоте? Нет! Я так и не смог ответить на этот вопрос. И сейчас не могу. Но, что я сделал? Я напился, выбрал компанию полных отморозков в количестве четырех человек, каждый из которых мог прихлопнуть меня особенно не напрягаясь, напоил их и избил всех четверых до полусмерти. — Максим подробно рассказал Феликсу о том, что произошло в придорожном баре. — Я до сих пор не могу осознать того факта, что я это сделал. Или они были настолько пьяны, или я был настолько взбешен, или это было колдовство, или… не знаю.

— Может, это был не ты, — подумав, сказал Феликс.

— Не понял?

— Ладно, не бери в голову. И это как раз то, благодаря чему я не могу тебя разглядеть. Твоя скрытность граничит с абсурдом. Из тебя получился бы шпион. — Феликс рассмеялся. — Порой бывают обстоятельства, доводящие человека до такого бешенства, что он способен на совершенно несвойственные ему поступки в такой амплитуде действий, что выглядит всё крайне неправдоподобно, как твоя история, но, тем не менее, это так.

— Бешенство, — повторил Максим. — Я думал об этом. Это и есть животный инстинкт? Тот самый?

— Не уверен. Животный инстинкт, он потому и животный, что стремится сохранить своему хозяину жизнь. А это дикая агрессия, и вызвана совсем не инстинктом самосохранения.

— А чем же?

— Жаждой мести… И чем-то ещё.

— Чем?

Феликс, не ответив, поднял только что принесенную свежую кружку пива.

— За моего загадочного ученика. К сожалению, я не психолог. Не принимай близко к сердцу то, что я тебе говорю. Это лишь субъективное мнение человека, который судит о произошедшем, основываясь на субъективном восприятии и описании другого человека. Ты находился в том состоянии, когда трезво воспринимать обстановку ты не мог ни по одной из возможных причин.

— Хорошо, — согласился Максим. — На этом и остановимся. Хочу напомнить всем присутствующим за этим столом, что собрались мы нынче по случаю дня рождения, и совсем не моего. Так что давайте лучше поговорим об имениннике. Что он умеет? Он умеет драться, владея всеми видами боевых искусств, используя все виды холодного оружия и подручные материалы, может стрелять из всех видов оружия, может кидать гири, толкать штанги, бить по груше, и так далее. Умеет разгадывать людей, если, конечно, ему не попадутся люди загадочные, умеет руководить отрядом головорезов, умеет… Что он еще умеет? Умеет ездить верхом?

— Умеет, — улыбаясь, сказал Феликс.

— Умеет управлять самолетом?

— Чем?

— Не то говорю. Умеет управлять пароходом?

— Нет, не доводилось. Яхтой парусной могу.

— Вот так новость! — воскликнул Максим. — А почему ты меня не учишь этому ремеслу? Месяц молчал. Я с детства мечтал ходить на яхте.

— Это уже за дополнительную плату, — смеясь, сказал Феликс.

— Вот чёрт. Ладно, значит, яхтой ты можешь управлять. Что там еще? Трактор, комбайн, паровоз, велосипед, мотоцикл… Ну и так далее.

— Умею сидеть в тюрьме, — грустно произнес Феликс и разом осушил кружку пива.

Максим, немного помедлив, спросил:

— Не расскажешь, как ты так попался?

Феликс подозвал официанта и попросил его принести бутылку рома.

Повисла пауза, нарушать которую Максим не стал, ожидая, что Феликс сделает первый шаг к откровенности, на которую, как ему показалось, тот нацелился. Принесли ром и ведерко со льдом. Максим отказался. Феликс, дав понять официанту, что обслужит себя сам, наполнил бокал и поднял его, стараясь рассмотреть сквозь него небо. Он сделал большой глоток и поставил бокал на стол.

— Работая в «спецназе» МГБ, я дослужился до подполковника, когда вдруг оказался не удел. Моего босса перевели в Центр, и я попал под начало его зама, с которым у меня были настолько прекрасные отношения, что я сломал ему нос прямо в его новом кабинете через неделю, после того, как он его занял, в присутствии личного состава.

— Класс! А что ты с новым боссом не поделил?

— Это не так важно, — отрезал Феликс. — Хотя, что тут, собственно? Всё предельно просто. С самого начала нашей совместной службы, мы были с ним на ножах. Причина? Гнилой он был какой-то, сложно объяснить. Никто его не любил. Зато наверху у него всё было замазано. Иначе никогда он бы не занял этот пост. Генерал! И мы его не просто не любили, но и не забывали выказывать ему свое презрение. А он взял и обошёл нас. И, судя по всему, решил отыграться. Вот тебе элементарный пример мести. И начал почему-то с меня. Случайность. На самом первом совещании, проходившем в его кабинете, он приказал нам стоять по стойке смирно всё то время, пока он раздавал распоряжения. Все, от майоров до полковников, по большей части старших его по возрасту, стояли по стойке смирно. Я, кстати, подполковником стал незадолго до этого, и начал больше с бумагами возиться, ещё за год до повышения я работал в поле. Вот, стоим мы, значит, слушаем, скрипим зубами. А он сидит за столом, вещает и курит. Докурил, затушил окурок в пепельнице, высыпал всё, что в пепельнице скопилось, в мусорное ведро, и вдогонку хотел плюнуть туда. Хотел, да промахнулся. Замолчал и глядит на пол, на свою «харкотину». Налюбовался, поднял голову и смотрит на нас. Обвёл нас всех взглядом и называет моё имя. Я вышел из строя, как бы это смешно не выглядело в кабинете. А он, как ни в чем не бывало, приказывает мне вытереть пол и вынести мусорное ведро. Собственно, и всё. Возможно, если бы я сдержался тогда… никогда бы не узнал о существовании этого острова. — Феликс ухмыльнулся. — Ничего, кроме того, что я бы потерял своё достоинство, и по сей день чувствовал бы себя «шавкой» и рабом. Вот цена свободы… Трибунал и последующее увольнение без пенсии и прочих чудесных атрибутов сотрудника силового ведомства. Меня, вообще, могли посадить. Выручил мой бывший босс, который случайным образом узнал о случившемся. Классный мужик был, в центре ненадолго задержался, ушёл в отставку. Может, помогли, конечно, но, слышал я, что не все у него благополучно было, то ли с семьей, то ли со здоровьем. Но, с дочкой ему повезло… Так, что-то увлекся. Это всё не имеет ко мне никакого отношения. Я к тому моменту уже оказался там, где сейчас прибываю.