Синухе-египтянин

Подобного никогда не бывало на рыночной площади, и думаю, никогда не случалось в Египте. Люди на площади стали с вожделением глядеть на царевну, глаза их зажглись от вида ее красоты, ее царское одеяние завораживало их, а благоухание ее умащений ударило им в головы. Тогда они стали говорить друг другу:

– Такого еще от века не бывало! Она, верно, богиня, которая явилась к нам, потому что мы были угодны ее очам. Мы поступим неправильно, если будем противиться ее воле. Вот мы видим, что ее нельзя сравнить с нашими здешними женщинами, и, значит, радости, которые она нам сулит, тоже будут нездешними и божественными.

А некоторые сказали:

– Во всяком случае, удовольствие нам обойдется недорого. Как ни дешевы негритянские женщины, но даже они, продавая себя, требуют за утехи медяки. Наверняка она жрица, которая собирает камни для постройки нового храма Баст, и мы совершим богоугодное дело, если выполним ее желание.

Вот так в сомнениях и переговорах люди с рыбного рынка последовали за ней на берег реки в тростниковые заросли, куда она привела их, чтобы не быть на виду у всех. И тогда чистильщики рыбы стали говорить:

– Нет, дальше мы не пойдем: вдруг она вышла из воды и потащит нас туда? А может, она сама Кошачьеголовая, и ее голова станет головой кошки, а когда мы погрузимся в ее лоно, чтобы доставить себе и ей удовольствие, она вцепится прямо в нашу мужественность!

Так говорили они, ибо последовали за царевной, околдованные ее красотой и благоуханием. Но погонщики ослов смеялись над ними:

– Пусть ее голова станет хоть рыбьей! И когтей ее мы не побоимся, когда станем развлекаться с ней!

Так царевна Бакетамон провела весь день с мужчинами с рыбного рынка в тростниковых зарослях и не обманула их ожиданий, но делала все, чтобы удовлетворить желания каждого, так чтобы они с удовольствием приносили ей камни, а некоторые тащили целые глыбы, какие продают камнеломы за порядочную цену, – так высоко ценили они полученное удовольствие. Они говорили друг другу:

– Воистину такой женщины мы никогда не встречали: ее рот подобен текучему меду, ее груди как спелые яблоки, а лоно ее обжигает как уголья, на которых пекут рыбу!

Они умоляли ее снова прийти к ним на рыбный рынок и обещали припасти для нее много камней, больших камней! А она тихо улыбалась и благодарила за их доброту и великое удовольствие, которое они ей доставили. Когда же вечером она собралась возвращаться в Золотой дворец, ей пришлось нанять крепкую барку, чтобы перевезти все собранные за день камни.

Поэтому на следующий день она взяла лодку побольше и велела рабыням перевезти ее в город и ждать у причала, а сама направилась на площадь овощного рынка. На этой площади она заговорила с поселянами, явившимися в город со своими быками и ослами еще на рассвете; руки этих людей были жестки от земли, а кожа груба от палящего солнца. Она говорила и с подметальщиками улиц, и с золотарями, и со стражниками, указывающими своими жезлами каждому положенное ему место. Им она говорила так:

– Я – царевна Бакетамон, супруга Хоремхеба, верховного военачальника Египта. Он скучен и ленив, и плоть его бессильна, так что он не может доставлять мне удовольствие. К тому же он плохо обращается со мной, отбирает у меня любимых детей и выгоняет меня из дома, так что мне негде приклонить голову. Поэтому пойдемте со мной и развлечемся, чтобы вы доставили мне удовольствие. Я не прошу у вас взамен ничего, кроме небольшого камня в подарок от каждого. Не думаю, чтобы в Фивах можно было купить удовольствие дешевле даже у негритянских женщин!

Земледельцы, подметальщики и черные стражники были поражены и испуганы ее словами и говорили друг другу:

– Она не может быть царевной! Ни одна царевна никогда не вела себя так!

Но она продолжала обольщать их словами и открывала перед ними свое тело, а потом повела их в тростниковые заросли на берег реки, так что они оставили свои возы с овощами, своих быков и ослов, бросили подметать улицы и пошли за нею. И на берегу они сказали друг другу:

– Такие изысканные блюда не каждый день перепадают бедняку! Ее кожа не похожа на темную кожу наших жен, и одежда ее – одежда вельможных дам, кожа ее нежна, и ароматы ее – ароматы знатных и богатых. Мы были бы безумны, если б отказались от ее предложения! Постараемся и мы хорошенько потешить ее, раз она лишена такого удовольствия и совсем, бедняжка, заброшена!

Так они всласть развлекались с нею и одаривали ее камнями: земледельцы выворачивали камни, лежавшие у порога пивных, а стражники ради нее воровали их из царских зданий. Но под конец они устрашились и стали говорить друг другу:

– Если это точно супруга Хоремхеба, то, возвратившись, он убьет всех нас, если услышит об этом! Он свирепее льва, и он самолюбив и печется о своей чести, хоть сам и не может доставить удовольствие своей жене. Но если нас будет много, он не сможет перебить всех, он не сможет перебить все Фивы ради своей жены! Так что нам выгоднее, чтобы камней у нее было как можно больше!

Поэтому они вернулись на овощной рынок и рассказали о полученном удовольствии всем друзьям и знакомым и отвели их на берег к тростниковым зарослям, так что за день труда успели протоптать торную дорогу, а заросли к вечеру походили на лежбище гиппопотамов. На площади овощного рынка царила великая неразбериха: многие возы были разворованы, ослы трубно кричали на улицах от жажды, мычали быки, а владельцы пивных бегали по городу, плача и вырывая на себе волосы из-за пропавших дорогих каменных приступок. Ближе к вечеру царевна Бакетамон скромно поблагодарила всех мужчин с овощного рынка за доброе к ней отношение и удовольствие, которое они ей доставили. Они помогли ей снести в лодку все камни, и лодка так отяжелела под ними, что совсем погрузилась в воду и рабыням было трудно грести, пересекая реку, чтобы подплыть к причалу у стен дворца.

В тот же вечер все Фивы узнали, что сама Кошачьеголовая явилась народу и развлекается с простолюдинами. А потом по городу поползли еще более невероятные слухи, ибо те, кто не верил в богов, предлагали свои объяснения происходящему. Вот что они говорили:

– Может, во времена пирамид боги и являлись людям, но ныне мир уже так стар, что боги перестали показываться. Так что эта женщина – знатная жена, и притом очень знатная, если осмеливается вести себя подобным образом.

А царевна Бакетамон на третий день отправилась на площадь угольного рынка и развлекалась все часы с угольщиками, так что к вечеру тростниковые заросли на берегу Нила покрылись угольной пылью и поникли. Жрецы многих маленьких храмов горько сетовали на то, что люди с угольного рынка – безбожные нечестивцы! – не постыдились обдирать камни со стен святилищ, чтобы уплатить за удовольствие. Эти люди облизывали губы и шепотом говорили друг другу:

– Воистину мы вкусили небесной сладости, ибо губы ее таяли под нашими губами, а груди ее были как обжигающие чаши у нас в руках. Мы не знали прежде, что в мире есть такое блаженство!

Когда в Фивах узнали, что богиня явилась народу в третий раз, в городе началось великое волнение, почтенные мужи оставили своих жен и устремились в питейные заведения, а ночью стали отрывать камни от царских зданий, так что на следующий день все фиванские мужчины ходили с камнями под мышкой с одной площади на другую, нетерпеливо ожидая явления Кошачьеголовой. Жрецы тоже забеспокоились и выслали охранников, чтобы те взяли под стражу женщину, вызвавшую столь великий беспорядок и бесчисленные сплетни.

Однако в этот день царевна Бакетамон не появилась в городе, она отдыхала во дворце от своих трудов и мило улыбалась всем, кто к ней обращался; вообще она казалась необыкновенно любезной, хотя во время беседы и потягивалась застенчиво всем телом и прикрывала ладонью рот, чтобы скрыть зевок. Придворные изумлялись ее поведению, так как ни один из них еще не догадывался, что она и была той таинственной женщиной, которая являлась в Фивах народу и развлекалась с угольщиками и чистильщиками рыбы.