Сипстрасси

Стройная грациозная фигура прошла сквозь дым, который заколыхался и рассеялся, огонь тотчас погас.

У Кулейна на миг пересохло во рту: он изнемогал от желания пойти навстречу, схватить ее в объятия. А она, узнав его, остановилась как вкопанная, прижав ладонь к губам.

– Ты жив! – прошептала она.

– Еще жив, госпожа.

На ней было простое платье из серебряных нитей, золотые волосы перехватывала на лбу черная лента.

– Скажи, что ты вернулся ко мне…

– Не могу.

– Тогда для чего ты меня вызвал? – почти крикнула она, и синие глаза запылали гневом.

– Пендаррик говорит, что в тебе теперь не осталось нечего, кроме зла, и попросил меня разделаться с тобой, но я не в силах, пока не убедился, что он прав.

– Он всегда был старой бабой. Владел миром и потерял его. Теперь настала очередь других. С ним кончено, Кулейн. Пойдем со мной. У меня есть мой собственный мир. А скоро таких миров будет четыре. Я обладаю властью, какая не снилась никому со времен Атлантиды.

– И тем не менее ты умираешь, – сказал он.

Каждое слово было как удар ножа в его сердце.

– Кто смеет говорить такой вздор? – прошипела она. – Взгляни на меня! Разве я изменилась? Разве ты видишь хотя бы один признак старости, одряхления?

– Внешнего – ни одного, Горойен. Но сколько умерло, сколько еще должно умереть, чтобы ты оставалась такой?

Она подошла к нему, и в душе у него зазвучала музыка. Воздух был неподвижен, мир замер в безмолвии. Ее руки обвили его шею, он вдохнул благоухание ее кожи, ощутил тепло ее прикосновения. И оторвал ее руки от своей шеи и оттолкнул ее.

– Что ты хочешь доказать? – спросил он. – Что я тебя люблю по-прежнему? Да, люблю. Что хочу тебя? И это тоже так. Но я никогда не обниму тебя.

Ты убила Шалеат. Ты убила Алайду, а теперь готовишься погубить целый мир.

– Но что тебе эти дикари с десятисекундными жизнями? Всегда найдутся новые, чтобы заместить тех, кто умрет. Они – мякина, Кулейн. И всегда было так, только ты был слишком поглощен происходившим, чтобы заметить это. Какое значение имеет теперь, что Троя пала или что Ахилл убил твоего друга Гектора? Какое теперь имеет значение, что римляне завоевали Британию? Жизнь продолжается. Эти люди для тебя и меня только тени. Они существуют, чтобы служить нуждам тех, кто выше них.

– Теперь я один из них, Горойен, – сказал он. – Моя десятисекундная жизнь – великая радость. Никогда прежде я не понимал зимы и не испытывал всю полноту радости наступления весны. Пойдем со мной.

Проживем жизнь, завершающуюся смертью, и узнаем вместе, что будет потом.

– Никогда! – взвизгнула она. – Я никогда не умру. Ты говоришь о радости, а я вижу твое разрушающееся лицо, и меня тошнит – морщины вокруг глаз и, конечно, под шлемом седина пожирает твои волосы, как раковая опухоль. По человеческим меркам сколько тебе теперь? Тридцать? Сорок? Скоро ты начнешь дряхлеть. Зубы сгниют. Молодые люди будут отталкивать тебя, насмехаться над тобой. А потом ты рухнешь наземь и черви съедят твои глаза. Как ты мог? Как ты мог пойти на такое?

– Все умирает, любовь моя. Даже миры.

– Не говори мне о любви, ты меня никогда не любил. Только один человек любил меня всегда, и я вернула его из могилы. Вот что такое власть, Кулейн.

Гильгамеш снова со мной. – Торжество в ее глазах заставило его попятиться.

– Это невозможно!

– Из века в век я сохраняла его тело в сиянии пяти камней. Я изучала, я постигала. И вот добилась. Уходи, умри где-нибудь, Кулейн, а я найду твое тело и воскрешу его. И ты будешь моим.

– Я отправляюсь на Скитис, Горойен, – сказал он негромко. – Я уничтожу твою власть.

И она засмеялась звонким насмешливым смехом, вызвавшим краску на его щеках.

– Ах, ты явишься там! Прежде это наполнило бы мое сердце ужасом, но не теперь. Пожилой, дряблеющий, стареющий мужчина явится бросить вызов Гильгамешу? Ты понятия не имеешь, как часто он говорит о тебе, как грезит, что убьет тебя. Ты думаешь выстоять против него? Я покажу тебе, как твоя надменность тебя предала. Ты всегда любил схватки с тенями, так поиграй еще раз. – Она взмахнула правой рукой, воздух замерцал, и перед Кулейном встал высокий воин с золотыми волосами и блестящими зелено-синими глазами. В руках у него были изогнутый меч и кинжал. – Вот Гильгамеш, каким он некогда был.

Воин прыгнул вперед. Кулейн подхватил копье, повернул древко и вытащил спрятанный внутри меч. Он только-только успел отразить свирепый удар. Затем второй… и еще… и еще. Кулейн сражался со всем опытом столетий, но Горойен была права: его стареющее тело уже не могло противостоять вихрю, имя которого было Гильгамеш, Владыка Битв. Кулейн в отчаянии поставил все на карту: повернулся на пятке в маневре, которому научил Туро. Его противник отпрыгнул влево, уклонившись от выставленного локтя Кулейна, и холодный клинок погрузился под ребра Воина Тумана.

Он упал ничком на твердую глину, от толчка серебряный шлем слетел с его головы. Он пытался сохранить сознание, но оно затемнилось. Когда он очнулся, Горойен сидела рядом на каменной пирамиде.

– Уходи, Кулейн, – сказала она. – Ты же дрался с Гильгамешем, каким он был. Теперь он сильнее и быстрее и убьет тебя в первые же секунды. Либо это, либо воспользуйся им. – Она уронила у его ног желтый камушек – чистейший Сипстрасси без единой черной прожилки. – Стань вновь бессмертным, стань тем, чем был, чем должен быть. Вот тогда у тебя появится надежда победить.

Он поднялся на ноги.

– Не в твоем обычае, госпожа, даровать жизнь врагу.

– Как ты можешь быть моим врагом? Я любила тебя еще до Перемены и буду любить, пока Вселенная не погибнет в огне.

– Мы уже никогда не будем любовниками, госпожа, – сказал он. – Увидимся на острове Скитис.

Она встала.

– Глупец! Меня ты не увидишь. А увидишь только свою смерть, приближающуюся к тебе с каждым шагом Гильгамеша.

Она вошла в ветхую хижину, не оглянувшись, и Кулейн опустился на землю, борясь со слезами. Ему потребовались все силы, чтобы сказать ей, что настал конец их любви. Он уставился на Сипстрасси и поднял камешек с земли. Она сказала правду: такой он – не противник для Гильгамеша. До него донесся ее голос, словно бы откуда-то издалека.

– Твой внук – красивый мальчик. Пожалуй, я возьму его. Помнишь, как я была Цирцеей? – Ее смех замер в безмолвии.

Кулейн сидел, низко склонив голову. После окончания Троянской войны Горойен обрушила свою месть на греков, подстроив кровавую смерть Агамемнона, полководца, и Менелая, спартанского царя. Но куда более жуткой местью было кораблекрушение Одиссея. Горойен в облике волшебницы Цирцеи превратила часть спасшихся моряков в свиней, и остальные, ничего не подозревая, зарезали их и съели.