Сирена в котелке

? ? Воздушная катастрофа ?? ?? ??

— Каждая моментальная фотография — только сто злотых, все равно, отдельно или с семьей!

— На декорации свободно умещаются двенадцать особ и четверо детей!

— Фотография — это память, которая остается на вечные времена. Уважаемого пана, очень возможно, возьмет холера, супругу тоже гробовщик прихлопнет лопатой на Бродне, а карточка для сирот останется!

— Сотенка не состояние, а подобный ландшафт — штука приятная и посмертная!

Приблизительно такими словами поощрял клиентов моментальный фотограф Ипполит Нужка, содержавший предприятие на свежем воздухе в Варшаве на Грохове.

Великолепные декорации, захватывавшие богатством красок и смелостью рисунка, изобретательные приставки в виде самолетов, истребителей и бомбардировщиков, автомобиля, мотоцикла, танка и даже подводной лодки привели к тому, что предприятие пана Нужки пользовалось в широких общественных кругах Грохова и Камьонка установившимся реноме и рекордным успехом.

Поэтому ничего удивительного, что пан Зенобиуш Рассолкевич, тамошний гражданин, после женитьбы, сразу от алтаря поспешил со своей возлюбленной в ателье популярного фотографа.

— Пан шеф, в каком фасоне вы нам посоветуете сняться? — спросил он, после того как финансовая сторона была улажена.

— Свадебная фотография в бомбардировщике. Пусть молодожены станут на скамеечку позади декорации и только просунут головы в дырки на полотне. Такой вид послать знакомому — это действительно большая честь. Никто не узнает, что это липа, и все полопаются от зависти, что семейство отправилось в свадебное путешествие в город Лодзь воздушной коммуникацией, в то время как другие вынуждены тащиться из костела домой пешком. На декорациях, как вы видите, в натуральном цвете, кроме самолета, на котором будет фигурировать клиент с супругой, имеется еще река Висла, мост Понятовского и даже в синей дали дом Алкогольной Монополии на Зомбковской улице.

Молодожены, выслушав речь фотографа, улыбнулись друг другу и уже через минуту стояли на скамеечке за декорацией, просунув головы в отверстия.

Пан Нужка подготавливал аппарат, а молодой супруг в это время оглядывал виды, открывающиеся из кабины самолета.

Внезапно он побледнел, судорожно схватился за подрамник и весьма отчетливо начал проявлять признаки воздушной болезни. Увидев происходящее, фотограф отскочил от аппарата и стал кричать:

— Живо вылезай!

Но было уже поздно, воздушная болезнь с неслыханной силой овладела паном Рассолкевичем. Измотанный бурными судорогами, он, сколько ни старался, не мог вытащить голову из отверстия в полотне и залил весь правый берег Вислы от Саской Кемпы до Торговой. Затем он болезненно рванулся и рухнул вместе с декорацией и молодой супругой, погребя под останками самолета фотоаппарат, самого фотографа и около тридцати любопытных.

Эта неприятная история отозвалась громким эхом в суде, куда пан Нужка предъявил иск к пану Рассолкевичу, потребовав возместить расходы в сумме двух тысяч злотых.

Молодой супруг объявил, что его организм не выносит воздушных путешествий, но фотограф доказал, что виною всему была последняя холостяцкая выпивка пана Зенобиуша, и получил удовлетворение на всю сумму.

?? ?? ??

1948

?? ?? ??

?? ?? ??

? ? Вторую ножку ?? ?? ??

У моего приятеля, некоего Утопленнпка Алоизы, была невозможная мозоль на правой ноге. И такая, что ничем ее нельзя было пронять, никакими там мазями и средствами из аптеки или с базара Ружицкого.

Кто-то ему посоветовал, чтобы он прикладывал свежее сало от молодого борова. Но из этого тоже ничего не вышло. Сало вытекало сквозь дырки для шнурков, а мозоль оставалась на месте и мучила, как несчастье. Мало того, что человек страдал, ему еще со всех сторон грозили разные неприятности, потому что стоило в трамвае кому-нибудь даже легонько задеть за мозоль, как неосторожный тут же получал в ухо. Потом судебное дело и отсидка. Сколько раз, как ребенок, жаловался мне Утопленник на свою горбатую судьбу. Наконец меня это растрогало, и я говорю ему:

— Н ты не можешь справиться с этой дрянной мозолью? Если бы я был на твоем месте, я бы отправился на педикюр. Там раз-два, и все в порядке, вырвут ее до кости и конец крику.

Долго мои приятель раздумывал, все боялся идти под нож, но, когда однажды он набросился в автобусе на милиционера и ему грозило дело об оскорблении властей, бедняга сам попросил меня, чтобы я отвел его к педикюрше.

Пошли мы на Хмельную в парикмахерскую. За десять минут Алойзы превратился в заново рожденного. Только крикнул, и мозоли как не бывало. Педикюрша помассировала потом ему ножку, надушила даже и говорит:

— Пожалуйста, другую.

— А на другой нет мозоли, — отвечает Утопленник.

— Это неважно, приведем в порядок и ее.

А он уперся и ни за что на свете не хочет снять ботинок. Ну, тогда и я начинаю его уговаривать:

— Не упрямься, покажи другую ножку.

А он нет и нет. Рассердил он меня в конце концов, и я замечаю:

— Что, у тебя там шесть пальцев, и ты стыдишься? Это, конечно, многовато, но что из этого? Эта гражданочка еще не такие вещи видела. Самое большее, чем ты рискуешь, — это еще двумя злотыми за дополнительный палец. Я тебя субсидирую. Снимай ботинок.

Но он уперся как стена. Быстро оделся, и мы вышли. На улице я его спрашиваю:

— Между нами, мужчинами, скажи откровенно, почему ты не дал другую ногу в обработку? Двусмысленное слово на ней отпечатано, как, у матросов, или какой-нибудь брачный рисуночек?

— Не о том речь. Другую, понимаешь, я не мыл.

— Давно?

— Не менее, не более, как от пасхи.

— Ну, это порядочно. Но почему?

— Не знал, что потребуется.

— А таз у тебя дома имеется?

— Даже ванна.

— Так ты что же, в ванне свиней держишь?

— С чего ты взял! Шампиньоны выращиваю.

— Зачем?

— Имею такую слабость, а чулан тесный, еле-еле уголь в нем помещается. Ванная без окна, шампиньон это любит. Даже света не зажигаю, потому что шампиньон света не любит.

Он был так доволен избавлению от мозоли, что пригласил меня к ларьку на пол-литра, а потом в кино.

Но, принимая во внимание его другую ножку, я отказался. Я подумал: в кино она даст себя чувствовать, а люди будут на меня коситься.

Насколько я помшо, даже древние римляне пользовались ваннами и купались каждый день, как же тут не огорчаться, если теперь в ваннах мы развиваем сельское хозяйство.

А в Риме доходило до того, что, например, жена Нерона в ослином молоке купание себе устраивала. Входит раз Нерон в квартиру, потягивает носом и говорит: что-то тут молочным баром попахивает. Все тут и открылось, а как раз в этот день на завтрак было кофе с молоком. Нерона стошнило, он разнервничался и дал указание жену придушить.