Сиреневый ветер Парижа
Шрифт:
– Старый хрыч себе на уме. Дед кузена хозяина этого заведения или что-то в этом роде. Приехал из Шинона на какой-то салон филокартистов. Ничего особенного.
– Филокартисты — это те, кто открытки собирает?
– Угу.
– Интересно, какой жанр он предпочитает, — задумчиво заметил Миртиль.
– Вы это к чему? — насупился Клеман, чуя подвох.
– Да так, — туманно ответил инспектор. — Так где он живет?
– С левой стороны. Номер четыреста два.
– С этой? — спросил Миртиль и ткнул пальцем — будто бы наугад — в стену. В ней виднелась дырочка, вполне достаточная для того, чтобы подглядывать
– Ах ты!.. — сказал Клеман и разразился серией крепких выражений отнюдь не в минорной тональности.
Когда он выдохся, Миртиль кратко сказал:
– Айда к филокартисту.
Филокартист вполне соответствовал описанию Клемана. Правда, инспектор забыл упомянуть, что на физиономии пожилого любителя открыток красовались по меньшей мере четыре бородавки: две — на лбу, одна — на подбородке и одна — на левом веке.
– Инспектор Миртиль, — представился блондин, входя. Клеман семенил за ним тихой, но сильно разъяренной тенью.
– Надо же! — удивился Гриб. — Еще один? Как много вас у каждого трупа, ребята. Помню я, как в детстве задавили моего школьного товарища, так тогда…
– Месье, — оборвал его Миртиль, — давайте перейдем к делу. Вы ведь кудесник, видите сквозь стены. Так расскажите нам, что вы увидели, и не морочьте голову.
Старик сощурился с хитрецой во взгляде.
– А вы далеко пойдете, молодой человек, далеко!
Тут Клеман пробормотал сквозь зубы нечто нечленораздельное, что ни в коем случае не стал бы печатать дамский журнал.
– Вы ее видели? — бросился Миртиль в атаку.
– Кого?
– Женщину из четыреста первого. Она была одна?
– Одна. До того как начался матч, одна. Потом я уже не смотрел. Сами знаете, «синие» [12] играли…
– Опишите ее нам.
Старик ненадолго задумался.
– Ну… Возраст — года двадцать четыре. Личико свежее. Волосы темные. Глаза — не знаю какие. Татуировка на запястье.
– Как браслет? — насторожился Клеман.
– Красная с зеленым. Как браслет, да.
12
Прозвище французской сборной, обычно одетой в синюю форму.
– На какой руке?
– На левой.
– Она, — одними губами прошептал Клеман. — Портье ничего не говорил про татуировку.
– Симпатичная девушка, — грустно продолжал старик. — Но чудная, я вам доложу. С приветом. И одна. Я не люблю, когда девушка одна. Когда она с кем-то еще, гораздо интереснее наблюдать. И знаете, что я вам скажу: молодежь совершенно разучилась заниматься любовью. Пыхтят только, а пыла никакого. Страсти нет. Одна сплошная гимнастика, и больше ничего.
Клеман сжал руки в карманах в кулаки. Миртиль взглянул на него с веселыми искорками в глазах.
– Вы сказали, что она с приветом. Почему вы так решили?
– Конечно, с приветом, — фыркнул старик. — Кто будет в здравом уме таскать с собой столько оружия?
– Сколько?
– Два пистолета. Один она собирала-разбирала, а из другого все в зеркало целилась. С придурью барышня, это точно.
Клеман потер ладонью лицо. Так, у Вероники две пушки — это кое-что. Целилась в зеркало — значит, заранее
готовилась к приходу своего любовника, чтобы укокошить его. И время подгадала такое, когда никто ничего не заметит.– А еще она волосы красила, — вставил старик.
– В какой цвет? — спросил Миртиль довольно спокойно. Он уже нашел коробку из-под краски в мусоре и знал ответ.
– А ни в какой. Не вышло у нее ничего.
– А еще что?
– Мылась под душем, но это я уже не видел. Слышал только шум воды.
«Голая она ничего, — думал любитель открыток. — Только вам, олухи полицейские, я ничего про это не скажу». Он и впрямь не сообщил, что Вероника разделась до белья, когда красила волосы.
– Во что она была одета?
– Джинсовый такой костюмчик: брючки, пиджачок куцый. Майка с мишенью, белая.
– Что? — опешил Миртиль.
– Мишень на сердце нарисована, — терпеливо пояснил старик. — Яблочко и круги. Мишень, знаете, по которой из пистолета стреляют.
– Ясно. Спасибо за содействие…
Они вернулись в номер четыреста один, где от тела на полу остался только обведенный мелом зыбкий контур.
– Извращенец, — проворчал Клеман. — Старый маразматик.
– И мы такие будем, — безмятежно отозвался Миртиль.
В дверь заглянул полицейский.
– Инспектор, там на улице кое-что интересное. Владелец роскошной тачки из соседнего дома беснуется.
– Что такое? Угон?
– Нет. Прострелена, как решето.
Миртиль вытащил изо рта сигарету, которую собрался закурить.
– Кровь есть? — спросил он.
– Нет.
Инспекторы переглянулись и бросились к выходу. На улице возле места происшествия уже столпились зеваки.
– Это немыслимо! — кричал представительный господин с полоской ухоженных усов, которые даже предприняли попытку встать дыбом от гнева. — Немыслимо! Моя машина… О-о-о! Это просто чудовищно!
Клеман вопросительно взглянул на своего шефа.
– Раз вчера никто не слышал выстрелов, значит, стреляли с глушителем. Улица тихая, к тому же шел матч, все прилипли к телевизорам… Клеман! Во что бы то ни стало надо найти следы того, кто стрелял!
– Думаете, ее пытались убить? — проворчал Клеман.
– Конечно. Вопрос только в том, кто…
– Ну, очередь желающих ее замочить легко выстроится отсюда до Сен-Дени [13] , — усмехнулся инспектор. Миртиль с укоризной покосился на него, призывая к порядку. — Ладно, я понял. Ищем свидетелей, ищем улики, смотрим записи с камер слежения. Впервой, что ли…
13
Пригород Парижа.
Когда в обед вымотанный донельзя Миртиль вернулся в управление, ему не дали даже выпить чашку кофе.
– Инспектор Миртиль?
– Да.
– Дивизионный комиссар Бертье и майор Саразен из антитеррористической службы ждут вас в кабинете комиссара. По-моему, у вас с ними есть о чем поговорить.
Глава восемнадцатая
В этой игре сможет выжить только тот, кто верит в невозможное.