«Сирены» атакуют

И он витиевато выругался, уже по-русски, очень искусно - Торпеде редко приходилось слышать такую музыку.

–  Хорошо, хорошо, - закивал Торпеда.
– Животное, шайсе, хорошо. Ты только скажи. Иначе можешь забыть про больничку…

–  Засунь свою больничку… - пробормотал Ваффензее и больше ничего не сказал.

Его тело вдруг отяжелело, и Торпеда отпустил труп.

–  Мина!
– крикнул он.
– Пусть командир не стреляет! В этом ящике какая-то зараза…

–  Да!
– послышался снаружи голос Гладилина.
– Вы совершенно правы! Лучше не пробовать!

Посейдон мгновенно отреагировал:

–  Это мы уже слышали! Раз так - отпусти мальчишку! Тебе хватит страховки!

–  Остынь! Я никого не отпущу. Сейчас ты со своими псами пойдешь вперед. Потом ты, я и мальчишка войдем на катер, а остальные останутся. Тебе ясно? Продолжим разговор на берегу…

Посейдон еле заметно кивнул Флинту.

–  Что же это такое, шеф?
– с горечью спросил тот.
– Он так и будет банковать?

Гладилин будто услышал его слова, хотя стоял слишком далеко.

–  Мне нельзя даже падать, - предупредил он.
– Понимаете, что это значит?

–  Не пудри мне мозги, - отозвался Посейдон.
– Мы волохали эту штуковину и так, и сяк. Корпус прочный. Если там какая-то взрывчатка, она бы давно сдетонировала.

–  Там не взрывчатка, - усмехнулся капитан.
– И никакого корпуса больше нет.

Внутри у Каретникова вдруг все похолодело.

–  Вы… вы вскрыли его, что ли?

–  Конечно. И то, что мы вынули, - оно очень хрупкое.

–  Я не верю тебе. Покажи.

–  Твое дело, не верь. Я не собираюсь тебе ничего доказывать.

–  Хорошо, твоя взяла.

–  Вот и славно.
– Гладилин повернул голову - Вы, орлы! Двигайте за начальством и руки поднимите. Не дай Бог вам дернуться…

Он отошел еще на два шага в сторону, чтобы Мина не смог до него добраться. Мальчишка с запрокинутой головой был ни жив ни мертв. Мина медленно спустился по ступеням с поднятыми руками.

–  Остальные!
– крикнул капитан.

–  Там только один, - огрызнулся Мина, не поворачивая головы.

–  Врешь, сука.

–  Ну, посмотри сам. Он ранен, можешь не бояться.

–  Ага, - кивнул капитан.
– И с немцем порядок?

–  Вы с ним скоро встретитесь, - пообещал Мина, идя к Посейдону и Флинту.

Гладилин ждал, из часовни никто не выходил.

–  Вызовите его! Иначе я вернусь внутрь и устрою бойню!

–  Торпеда!
– закричал Каретников.
– Ты можешь идти?

Ответа не было. Торпеда показался в дверях через несколько секунд. Он с трудом передвигал ноги и смотрел прямо перед собой. Гладилин бросил на него быстрый оценивающий взгляд: обуза. Этого бугая придется тащить на себе, и движение замедлится. И оставлять в тылу нельзя.

Он стремительно шагнул обратно справа и врезал спецназовцу пистолетом по голове. Тот без звука рухнул на ступени.

–  Ну, сволочь!
– заорал Посейдон, бессильно стискивая кулаки.
– Если ты его убил, я достану тебя из-под земли… На берегу, под водой, в преисподней - будь уверен…

–  Там и встретимся, - не возражал Гладилин.
– В преисподней. Начинай движение, командир. И вот еще что: у вас там браслеты при себе… ну-ка, наденьте их. Чтобы русская тройка получилась. Или шведская. Пойдете, взявшись за руки, а то еще разбежитесь в разные стороны и сзади зайдете…

Нечто подобное «Сирены» сами планировали, но капитаном руководило прежде незнакомое ему чутье. Дьявол, захвативший власть над островом Коневец, проник во все его члены, овладел мыслями и теперь направлял, преследуя неизвестную цель. И Гладилин не думал, что будет делать, скажем, через три-четыре часа, не говоря уже о завтрашнем дне. Его это не интересовало, он подчинялся засевшему в нем демону.

Тот же подсказывал ему правильные решения.

Похожие мысли посетили и Каретникова. Ему вдруг почудилось, что эсминец «Хюгенау», лежащий на дне, уже более не является ни страшным, ни опасным - несмотря на радиацию. Корабль выпустил свой последний заряд и если не поразил цель насмерть, то в любом случае причинил серьезные разрушения.

* * *

Когда они вышли к причалу, уже совсем рассвело.

Часовня осталась далеко позади; Каретников опасался, что дети в панике бросятся врассыпную и попадут под пули, которые - очень возможно - в скором времени полетят, да еще неизвестно, с чьей стороны; у него по-прежнему не было уверенности в непричастности к происходящему немецких гостей, оставшихся в отеле. Да и с родителей станется; еще занесет нелегкая кого-нибудь на причал.

Он беспокоился напрасно: в недавних узниках сработала парадоксальная реакция. Больше всего на свете им хотелось покинуть место своего заточения, но когда это стало возможным, они не осмелились разбежаться. Все, на что они решились - и то лишь некоторые, - это выйти наружу и окружить часовню, организовать нечто вроде опасливого наблюдения. Никто не смел удалиться более чем на десяток шагов; все вокруг таило в себе угрозу. И лики святых напрасно ждали молитвенных обращений, о них не вспомнил никто, и свечи бессмысленно догорали, святым не верил никто. Никому не пришло в голову, что, несмотря на пережитый кошмар, все остались целы и невредимы; в этом вполне могло проявиться небесное заступничество, но так уж устроен человек. Когда ему помогают, он очень часто не замечает этого или приписывает избавление естественному ходу вещей; но стоит случиться беде, как он начинает гневно вопрошать небеса о причинах бездействия.

…На пристани Гладилин приказал «Сиренам» остановиться.

Посейдон мрачно озирал окрестности: помощь, которой он еще недавно не хотел, теперь стала очень желательной, однако она не шла. Скорее всего, на «большой земле» сцепились разные ведомства и структуры, возникла неразбериха, и оставалось только гадать, чем она вызвана.

Сомнения, посеянные в его душе Маэстро, ожили с новой силой.

Какая, черт побери, связь между убийством Остапенко и происходящим на острове? Кто заткнул несчастному рот? Почему, если речь шла о контейнере с неким особо опасным содержимым, было допущено то развитие ситуации, которому он имеет удовольствие быть свидетелем? Не проще ли было утроить охрану?

Впрочем, на последний вопрос у него, пожалуй, имелся ответ. Очевидно, наверху хотели, чтобы противник проявился. Что ж - они своего добились, но слишком дорогой ценой. Он проявился, но оказался, похоже, не тем, кого ожидали. Или не только тем. Посейдон был уверен, что капитан Гладилин не был учтен и явился фактором, который спутал все карты. И теперь ни одна живая душа не возьмется предсказать, чем кончится дело.

Мальчишка, удерживаемый капитаном, уже почти превратился в безвольную тряпочную куклу.

–  Расстегивайтесь, - приказал Гладилин, пятясь по сходням и поминутно оглядываясь. Ему приходилось нелегко: он держал на прицеле «Сирен», тащил заложника и в то же время рисковал упасть и приложиться рюкзаком. Последнего он явно хотел меньше всего прочего неприятного.

Спецназовцы повиновались.

–  Теперь снова застегнитесь. Кроме Сажина.

–  Руки натерли, командир, - криво усмехнулся Флинт.

–  Рот прикрой. Сажин, двигай сюда, иди в рубку. Мина защелкнул наручники и был теперь прикован к Флинту. Среднее звено - Посейдон - выпало.