Сирены
Шрифт:
Жуткая тишина, царившая в гостиной, не позволяла им отрешиться от отрывистых криков, доносившихся из дальнего крыла, где террористы занимались Боком.
Наконец Малагез вернулся оттуда. До этого в течение нескольких секунд не было слышно ни звука, и Хэтер, державшая Сюзан в своих объятиях, закусила губу в предчувствии развязки.
Войдя в гостиную, Малагез сделал жест рукой, подзывая женщин.
– Сейчас вы обе пойдете со мной, – сказал он.
Когда во время обеденного перерыва, чуть живая от усталости. Дайна ввалилась в свой трейлер, то обнаружила
– Ищите улики? – поинтересовалась она. Бонстил обернулся, в руках у него Дайна увидела бутылку.
– Нет, всего лишь ломтик лайма, – он улыбнулся.
– Вы пришли слишком поздно, – заметила она, закрывая дверь. – Я вся выдохлась.
Он открутил пробку и сделал глоток прямо из горлышка.
– Может быть, вам все же стоит воспользоваться стаканом? – едко бросила Дайна. Она злилась из-за того, что он не счел нужным встретиться с ней раньше.
Бонстил беззаботно потряс бутылкой.
– Ничего. Я привык есть на ходу.
Только сейчас Дайна как следует рассмотрела его шикарный бледно-розовый костюм, который плохо вязался с ее представлениями о размерах жалования офицеров полиции.
– Вы неплохо одеваетесь для полицейского, во всяком случае. – Она плюхнулась в кресло и сняла туфли. Он усмехнулся.
– Вот что значит быть на содержании, – возможно, он сказал это в шутку, однако выражение, затаившееся в его серо-голубых глазах, оставалось угрюмым и замкнутым. Затем он прислонился к холодильнику и сказал. – Вы хотели поговорить со мной. О чем?
– Вы сказали, что вам понадобится моя помощь.
– Ну да, впрочем, я не думаю...
– Вы передумали.
Поставив бутылку, он подошел к маленькому столику и, отогнув занавеску, выглянул наружу. На автостоянке царила обычная суматоха.
– Я не хочу ввязывать вас в это дело.
– Почему?
Он повернулся к ней.
– Удивительно слышать такой глупый вопрос из уст столь умной леди, мисс Уитней.
– Я хочу помочь.
– Я ценю это. – Его глаза, однако, говорили иное. – Однако вам не стоит понапрасну утруждать себя. Дайна сменила тактику.
– Вы не были откровенны со мной до конца.
– Да? – он произнес это без всякого удивления. – Относительно чего же?
– Той кровавой эмблемы, обнаруженной вами, сбоку на... колонке, – она глотнула воздуху, усилием воли отгоняя кошмарное видение, засевшее глубоко внутри нее.
– Это – дело полиции, мисс Уитней.
– И мое тоже.
Произнося это, Дайна наклонилась вперед. Бонстил вздохнул и, закрыв глаза, потер веки. Когда он заговорил, его голос приобрел монотонное, занудливое звучание, как у лектора, читающего незнакомый или изрядно опостылевший материал.
– Чуть больше двух лет назад тринадцатого ноября у северо-западной границы парка Голден Гэйт в Сан-Франциско было обнаружено тело двадцатитрехлетней студентки колледжа. Перед смертью она была жестоко избита и изуродована. Возле ее тела лежал камень с рисунком, изображавшем, как выяснилось при обследовании, меч, заключенный в кольцо. Позднее так же подтвердился тот факт, что эмблема, – он намеренно употребил слово, произнесенное Дайной, – была нарисована кровью жертвы. Никто по подозрению в совершении этого убийства задержан
не был. – Он вернулся к холодильнику и опять прильнул к бутылке.– Тремя месяцами позднее, опять-таки тринадцатого числа, изувеченный труп двадцатипятилетней женщины был найден под одним из причалов на Эмбарнадеро. На сей раз точно такая же эмблема красовалась на внутренней поверхности бедра убитой.
– Прежде чем наступил черед третьей жертвы – двадцатисемилетней модели – полиция Сан-Франциско подключила к расследованию несколько психиатров, специализировавшихся в области криминальной психопатологии. – Бонстил покряхтел. – Эти книжные черви смогли сказать только то, что убийца вероятно нанесет следующий удар через три месяца тринадцатого числа. Они утверждали, будто это маньяк.
Бонстил скривил губы, изображая подобие улыбки.
– Мерзавец оставил их всех в дураках. Преступление произошло действительно через три месяца, однако не тринадцатого, как предполагалось, а одиннадцатого мая. – Он бросил пустую бутылку в мусорный бак сбоку от холодильника. – Полиция Сан-Франциско начала сходить с ума. Особенно из-за того, что труп модели был найден женой армейского полковника на территории военной базы.
– Некоторый свет на это дело пролила статья в «Кроникл». Ухватившись за эмблему, журналист называл убийцу Модредом – черным рыцарем при дворе короля Артура. Именно такой подход встретил со стороны публики массу откликов. Прозвище приклеилось к преступнику.
Дайна поднялась на ноги.
– Что вы хотите? – спросил Бонстил.
– Просто тоника.
– Не беспокойтесь. Я достану сам. – Он спустился на корточки перед холодильником.
– Только похолодней, – попросила Дайна. – Лед в морозилке.
Зачерпнув горстку кубиков, он сунул их в стакан, наполнил его тоником и передал Дайне.
– Откуда вы все это знаете? – она хотела проверить, расскажет ли он ей все до конца.
– Четвертое убийство Модред совершил в Ла-Хабре.
– В Оиндж Каунти? Это довольно далеко отсюда. Кажется, даже немного за пределами вашей юрисдикции, не так ли?
Бонстил покачал головой.
– Я в определенном смысле похож на тех психиатров. Подобные случаи – моя работа. Разница только в том, что я ковыряюсь в дерьме каждый день, в то время как они безмятежно набивают трубки, развалившись в кожаных креслах. – Он скрестил руки на груди. – Жертва в Ла-Хабре была обнаружена в начале прошлого года. Шестую нашли в начале нынешнего в Анагейме. Ваша подруга – мисс Макдонелл – стала седьмой по счету. – Он выпрямился. – Теперь, надеюсь, вы понимаете, что не в состоянии помочь нам.
– Скоро ли вы сумеете отыскать ...его?
– Модреда? – Он невольно усмехнулся. – Вот бы знать. Разумеется, по мере накопления фактов наши шансы возрастают. Но, – он пожал плечами, – никто не знает его намерений: ни ребята из полиции округа, ни я. Только сам Модред. Психиатры говорят, что он пытается установить контакт с миром таким извращенным способом. Беда в том, что мы до сих пор не расшифровали язык, которым он пользуется. Это нелегко.
Дайна откинула голову назад.
– А тем временем женщины погибают одна за другой, подобно Мэгги. – Ее глаза сверкнули. – Почему, черт побери, вы не предпримете что-нибудь?