Сирены

– Вот так-то лучше. – Дотянувшись до бара, он открыл его и осведомился. – Что будешь пить?

– Виски.

– Сию минуту. – Он настолько ловко обращался с бутылками, стаканами и льдом, что Дайна начала сомневаться, не так ли уж неизлечимо были некогда повреждены его на вид совсем искалеченные пальцы. Впрочем, она тут же подумала о том, что он не позволил бы ей заметить это противоречие, если б не питал к ней полного доверия.

Когда коктейли были готовы, и они пригубили каждый из своего стакана, Мейер продолжил прерванную беседу.

– Возраст, моя милая Дайна, очень серьезная вещь. Конечно, в идеальном мире никто не должен обращать на него внимания, но, полагаю, ты не станешь возражать, если я скажу, что наша планета отнюдь не является таковым. В молодости я был очень терпеливым человеком. Я научился терпению, рисуя картины маслом. Подлинные творения не создаются в суете. – Он вздохнул и опустил стакан.

– Однако мне кажется, что с возрастом терпение истощается. Один из моих сыновей погиб в Корее. Второй – во Вьетнаме. Подлинных творений больше нет и быть не может. Время на исходе. – Он опять посмотрел на нее. – Когда человек стареет, он все больше и больше обращается к собственной фантазии. – Та же самая лукавая улыбка появилась у него на лице.

– Теперь я стремлюсь лишь к тому, чтобы создать собственный мир. Ты видела Марго: она – одна из многих. Однако никто из них, кроме нее, не разъезжает повсюду вместе со мной. Она понимает дорогу, машину, меня. Мы все составляем вместе единое целое.

– Таким образом, я обретаю возможность всецело предаваться мечтам, в соответствии с которыми обустраиваю свою реальность. Я чувствую то же, что наверное должен чувствовать господь бог. Если, конечно, он существует или существовал вообще, в чем я лично очень сомневаюсь. – Он заморгал глазами, как сова. – Бог не забрал бы у меня обоих сыновей. Он никогда бы не позволил совершиться столь бессмысленной жестокости, а непостижимость путей божьих, о которой бубнит церковь, пустой вздор и больше ничего. Нет. Наш мир – отвратительное, гиблое место, и поэтому необходимо гарантировать безопасность тем, кого любишь... ты не согласна? – он задал вопрос небрежно, словно невзначай.

– Не знаю, что может выполнить роль подобной гарантии. – Она вспомнила Бэба и Мэгги. Мейер поднял указательный палец.

– Кое-что. Кое-что. – Он осторожно поднес стакан ко рту. – Расскажи мне, – прервал он наконец молчание, – о Рубенсе. Я хочу знать, какие чувства ты испытываешь к нему.

– Я люблю его.

– Не знаю, – задумчиво пробормотал он, – достаточно ли одного этого в наши дни. Однако в прежние времена одной любви всегда оказывалось мало. Я любил своих сыновей, но не сумел спасти их жизни.

– Не понимаю.

Мейер всмотрелся в ее глаза.

– Ты должна спасти Рубенса.

– От кого? – серьезность тона Мейера встревожив ее не на шутку.

– От него самого. – Он похлопал Дайну по коленке. – Не торопись и выслушай меня. После того, как моего младшего сына в ящике с приколотой в углу медалью, посмертно врученной ему, привезли из-за океана, я просто сошел с ума от горя. В конце концов, бремя стало слишком тяжким для меня. Это было так, точно некие электрические цепи внутри меня вдруг оказались разомкнутыми, и мои чувства умерли.

– Тогда я, очертя голову, бросился в бизнес. Деньги представляли собой плохой заменитель сыновьям, но найти лучший мне оказалось не под силу. Встретив Рубенса, я все больше сближался с ним, учил тому, что знал сам, пока наконец не почувствовал, что по этим цепям вновь побежал ток. Однако так продолжалось лишь некоторое время, ибо существуют вещи, которые невозможно забыть.

– Теперь мне становится все более ясно, что он оказался чересчур способным учеником, и потому сделался, пожалуй, слишком похожим на меня. Однако никому не следует жить так, как живу я.

– Стало быть, вы несчастливы? Откинувшись назад, он глубоко вздохнул и, вынув ноги из ванночки, вытер их полотенцем.

– Нет, я отнюдь не несчастлив. В этом вся суть. Я просто не могу быть таковым.

– Я не верю вам. Но если бы я даже поверила, разве то, о чем вы говорите, не высшее счастье?

– Ну да! – воскликнул он. – А заодно и все остальное, к чему мне теперь закрыт доступ. – Он изучающе заглянул ей в глаза. – Ты хотела бы видеть его таким? Смогла бы ты любить его такого?

– Я бы любила его несмотря ни на что.

– Надеюсь, – осторожно заметил Мейер, – что у тебя всегда будет достаточно силы, чтобы оставаться такой.

– Я предлагаю тебе заключить сделку, – обратился он к Дайне, когда «Линкольн» остановился у входа в отель. – Ты позаботишься о Рубенсе, а я помогу тебе найти убийцу твоей подруги.

Она глубоко вздохнула, с трудом приходя в себя.

– В подобной сделке нет никакой необходимости.

– Я хочу спасти его. Дайна, – серьезно сказал он. – И я не вижу никого, кроме тебя, кому бы он доверял в достаточной степени, и у кого хватило бы мужества взяться за подобную задачу.

– Я не заключаю сделок, Мейер.

– Ты сваляешь дурака, если не сделаешь исключения в данном случае.

Фыркнув, Дайна рассмеялась, но успокоившись, встретила все тот же ровный, чуть прохладный взгляд.

– Вы говорите серьезно?

Ему не понадобилось отвечать, так как она сама тут же с удивлением осознала, что вовсе не ждет ответа. Она взялась за ручку.

– С ним ничего не случится, Мейер, – сказала она и вдруг, поддавшись безотчетному порыву, перегнулась через ручку кресла и поцеловала старика в щеку. Его кожа показалась ей удивительно сухой и теплой. Дайна бросила на него прощальный взгляд. – Я скажу Марго, чтобы она пришла помочь тебе завязать гуарачи.

Его ответный смех долго звучал в ее ушах уже после того, как серебристый «Линкольн» растворился в потоке машин на Калифорния-стрит.

* * *

Она вернулась в номер, когда люди из «Роллинг Стоун» еще не ушли. Заметив ее, Крис помахал рукой.

– Эй, Дайна. Ты как раз вовремя. Я хочу, чтобы ты сфотографировалась с нами. Идет?

Когда Дайна приблизилась, он шутливо обнял ее за плечи. Журналисты тут же кинулись на нее, изо всех сил стараясь разговорить Дайну, засыпая вопросами относительно того, что она делает здесь и как продвигается работа над фильмом. Услышав магическое слово «фильм», Дайна оттаяла и согласилась немного побеседовать с ними. Отвечая на вопросы, она краешком глаза следила за Крисом, который перебирался через задранные ноги Ролли, направляясь к высокому темнокожему человеку, уютно устроившемуся в кресле в углу комнаты и неотрывно глядящему в немой экран телевизора.

На широком блестящем лице его выделялись высокие скулы и слегка миндалевидные глаза. Он был одет в темно-зеленые кожаные штаны и шелковую рубашку цвета сливок с широкими рукавами. На шее его висело несколько нитей бус из нефрита и у самого горла – вырезанная из камня фигурка Будды на тоненькой и короткой платиновой цепочке. В мочке его правого уха торчала три брильянта.

– Проснись, Найл. – Крис с размаху шлепнул его по коленке. – Ты нужен: сейчас будем сниматься.

Дайне не нужно было рассказывать, кто такой Найл Валентайн. Уроженец Соединенных Штатов, он начинал там свою карьеру гитариста, но в середине шестидесятых эмигрировал в Англию. Его первый сингл «Белое солнце» буквально за считанные дни стал хитом, принеся Найлу неожиданную известность. Его своеобразный и яркий стиль игры на гитаре, представлявший собой уникальную смесь блюза и психоделирии, революционизировал рок-музыку. После того, как второй сингл «Запертый в недрах земли», выйдя в свет спустя восемь месяцев после первого, тут же поднялся на первые места в хит-парадах по всему миру, репутации Найла уже ничего не могло повредить.