Сириус Б
Шрифт:
Кривой немного постоял в дверях, а затем повернулся к хозяину спиной и, хромая изувеченной правой ногой, пошел в производственное помещение.
– И каски там надевайте!
– крикнул ему вслед Подкрышен.- Зря я их, что ли вам покупал? Охрана труда у нас всегда на первом месте!
Он подождал, пока спина Сивушки не скроется в полумраке коридора, а затем бодро вскочил на ноги и накинул на плечи короткую модную курточку из голубоватой кожи. Затем он быстро осмотрел помещение, подхватил теннисную сумку и, хлопнув дверью, выбежал из кабинета.
Во дворе ЧП "Скорбь" стоял легонько присыпанный снегом черный автомобиль БМВ, модели поза-позапрошлого года. Эмилий пискнул ключом, завел двигатель и направился к авто. Пискнув ключом еще раз, он открыл багажник и уложил на запасное колесо свою теннисную сумку, а затем извлек из темного нутра багажника пушистую щеточку на длинной
– Сердце красавицы склонно к измене, - тихо напевал он во время работы.
– И перемене, как ветер в мае...
Глава II.
Черная Зебра
БМВ бойко бежал по шоссе, периодически мягко подрагивая на обледенелых ухабах и присыпанных снегом рытвинах.
– Дороги, конечно...
– пробормотал Крысовский, переключаясь на пониженную передачу.
– Не ровен час - не доедешь...
Вообще-то Бобров был весьма приятным и уютным городишкой и центральной своей частью мог бы сойти даже за Польшу из которой, согласно древним метрикам, происходили дворяне Крысовские. Окраины тоже были ничего себе так, чистенькие, но вот автомобильные дороги (да и тротуары, если честно) из-за порожденных автодорожной коррупцией трещин, ям и рытвин производили удручающее впечатление.
Сами-то бобровские автолюбители к этим дорогам давно притерпелись, привыкли и знали - где можно разогнаться, где нужно притормозить, а где лучше и вообще не ездить, а вот транзитные европейские автомобилисты, случалось, от всего этого страдали, и порою довольно сильно.
Так, в прошлом году, летом, в центре Боброва, ушла под асфальт германская фура со стиральным порошком "Tide". Причем уже там, под землею, она погрузилась в самый настоящий кипяток, что было вообще-то странно, так как и зимой и летом из кранов бобровцев текла только вода комнатной температуры. Это, кстати сказать, очень способствовало популярности зимнего моржевания среди пожилых бобровцев, которые все как один, благодаря регулярному закаливанию, были очень энергичными и здоровыми людьми.
Пожилой немецкий шофер стоял тогда на краю провала и, утирая слезы шершавой европейской ладонью, смотрел, как его новенький ярко-красный тягач "MAN" погружается в мутную мыльную жижу прямо у него на глазах, испуская в жаркий летний воздух мириады радужных пузырей. Глядя на эту сцену, многие бобровцы тогда тоже всплакнули - ведь немец всего лишь заехал в Бобров перекусить горячим в более-менее приличном ресторане, и утопил свой автомобиль по досадному стечению обстоятельств, плакал при этом очень жизненно, а ненатуральные, фальшивые слезы из телевизионных мыльных сериалов им всем уже давно надоели. Конечно, было бы лучше, если б в кабине тягача оказалась бы какая-нибудь туристка или вон хоть плечевая местная девка и благородный немец бросился бы ее спасать, да и утоп бы там вместе с нею. Вот это было бы зрелище - на всю оставшуюся жизнь. А сколько бы тогда появилось тем для разговоров, сколько домыслов тогда возникло бы вокруг такого события, да может быть на этой почве появились бы и долгоживущие мифы или сказания, которые бы будоражили воображения следующих поколений бобровцев десятки, а то и сотни лет. Но всего этого не случилось, потому что тот немец путешествовал в одиночестве.
Крысовский был опытным автомобилистом и отлично понимал бобровские дороги. Конечно же, он знал и о двух извечных российских проблемах, но относился к ним философски, так как видел, что вторая проблема постепенно решается - дураки медленно вымирают, а новые на освободившиеся места уже не приходят, а если и приходят, то уже совсем другого, какого-то нового, абсолютно ничем не связанного с местными
дорогами, европейского как бы типа. Так, глядишь, вторая проблема постепенно решится, а следом за ней решится и первая, думал он. Кто-то доживет, кто-то нет, но это уже судьба...Крысовский надавил на кнопку проигрывателя и из динамиков на него обрушился громкий вопль Гаги. От неожиданности он вздрогнул, болезненно наморщился и надавил на кнопку снова. Леди Гага умолкла, а салон БМВ сильно качнуло на ухабе, который был пропущен взглядом Крысовского во время всех этих манипуляций. Крысовский задумался о своей жизни, бизнесе, да и вообще - обо всем...
Ему почему-то вспомнился давний райкомовский кабинет, строгий черный костюм и крошечный значок с латунной лысой головкой на фоне миниатюрного красного флажка. Еще находясь в костюме инструктора райкома, Эдик-Эмилий был вынужден почитывать различные книжечки мистического плана со штампом "Для служебного пользования" в правом верхнем углу. Тогда считалось, что это полезно "для правильного формирования идеологического базара", как любил выражаться непосредственный шеф Эдика - первый секретарь Коминтерновского райкома ВЛКСМ Валерий Михайлович Невзлобин.
Вообще-то этот Невзлобин был всего на два года старше Эдика, но никто из активистов ни при каких обстоятельствах не решился бы назвать его просто Валерой даже в сауне, и это было не просто - дань уважения к должности, а нечто большее.
Именно Валерий Михайлович заметил в свое время Эдика Крысько, тогда скромного секретаря комсомольского комитета Бобровского автодорожного техникума и взял его в райком, а затем сделал инструктором по идеологии и заставил его читать книжки со штампами. Остальные коллеги Эдика не читали подобную литературу (да они, если честно, вообще ничего не читали, кроме докладов на собраниях актива, а доклады эти были написаны уже достаточно давно, и только слегка подновлялись ими время от времени), а Валерий Михайлович их и не принуждал. А вот Эдику-Эмилию приходилось читать все это в огромных объемах, а затем излагать свои впечатления о прочитанном в специальных коротких отчетах для Невзлобина. Возможно, тот тайно интересовался духовными вопросами, а времени для чтения не имел по причине большой загруженности комсомольской работой.
Крысовский очень быстро понял, какое это на самом деле фуфло - человеческая мистика. Написано-то было много всего, да что-то на небеса никто не возносился, в чистую энергию не превращался и даже огненных шаров из ладоней не испускал. Материалистический ум молодого, но уже опытного бойца пропагандистского фронта, ясно видел во всех этих книжках идеологическую диверсию.
Макулатура явно забрасывалась "оттуда" с целью размягчения мозгов у простодушных советских людей. И эти выводы со всей очевидностью подтвердились в перестроечные годы, когда хорошо знакомыми Эдику-Эмилию по комсомольской работе, книжонками стали торговать на всех углах и перекрестках, базарах и блошиных рынках уже без всяких штампов в правых верхних углах. Никто из бывших советских граждан на небо в результате этой торговли не вознесся, и чистым светом тоже не стал, что полностью подтверждало выводы Эмилия об изначальном предназначении духовной макулатуры, а главное - о ее происхождении. А вот с местными мозгами тогда точно стало твориться что-то неладное. Это неладное, будь оно неладно, постепенно росло, ширилось, захватывало все новые и новые слои, рубежи и позиции. А потом оно, это неладное вдруг взорвалось быстрой и ослепительной приватизацией, а на обломках всего остального образовался весь этот рынок. Вернее - рынки, на одном из которых Эмилий сейчас и подвизался со своими черными ангелами. И нужно сказать, подвизался весьма неплохо. Вот что значило - вовремя почитать правильную литературу и познакомиться со всем неладным заранее, а не как остальные местные. За это знакомство он был до сих пор искренне благодарен Невзлобину. И еще - после всего случившегося Эмилий плевать хотел и плевал на всевозможную мистику. Он был уверен, что современные шаманы за деньги могут выдумать все что угодно. Какая там мистика, что вы...
А вот древние теории греческих киников и стоиков вызывали у Крысовского симпатию. Они никак не противоречили марксистскому учению о наиболее полном удовлетворении потребностей и чуть позже, уже в эпоху дикого капитализма, помогали ему выживать на вновь образованных рынках, которые скоро и очень быстро распространились по одной шестой части суши. Кинизм оказался очень хорош для бизнеса, стоицизм - для езды по бобровским дорогам, а присущая Эмилию природная склонность к сибаритству подсвечивала весь этот духовный багаж мягким радужным сиянием потребительского отношения к окружающей действительности.