Сиротка для дракона. Боевой факультет

— Нори, перестань, — перебил он меня. — Заготовки для артефактов продают в лавке горстями. Обычные стекляшки. Работать с ними сложнее, чем с камнями и драгоценными металлами, зато не жалко испортить. А заклинания накладывал я сам, так что они не стоили мне ничего, кроме капли времени и сил. Через пару лет, после курса продвинутой артефакторики, сама сможешь делать подобные и сбывать в городских лавках. А пока — просто возьми. Повторяю, они ни к чему тебя не обязывают.

Может, он не врет? В конце концов, один из этих двух артефактов предназначен моей соседке, имени которой Родерик пока не знает. Никто же не будет дарить совершенно незнакомой девушке дорогую вещь?

Уловив мои колебания, Родерик вложил кристаллы мне в ладонь, и от этого прикосновения словно маленькой молнией пробило.

— Спасибо, — прошептала я внезапно севшим голосом.

— Не за что, — улыбнулся он, обнял меня за талию, притягивая к себе, но прежде, чем я успела как-то отреагировать, за спиной распахнулась дверь.

— Немедленно заходи, — велела мне сторожиха. — Я активирую заклинание, закрывающее дверь.

Родерик отступил.

— До завтра, Нори.

— До завтра, — кивнула я. Шмыгнула в дверь, сама не понимая, что чувствую — то ли облегчение, то ли разочарование.

Силы оставили меня уже на первых ступенях лестницы. Сумка с учебниками весила, кажется столько же, сколько я сама; я взбиралась наверх медленно, точно старуха, то и дело перекидывая ремень с плеча на плечо. Легче ноша от этого не стала, и ноги резвее не понесли, я добилась лишь того, что снова заныло плечо.

Неужели этот безумный, невероятно длинный день наконец-то закончился!

Я ввалилась в комнату с одной мыслью — закинуть учебники в шкаф и упасть на кровать. Но совершенно забыла про соседку.

Едва я перешагнула порог, Оливия подхватилась со стула.

— Я уже начала волноваться! Что тебя так задержало?

Устав тащить на себе неподъемную тяжесть — даром что у боевиков учебников было вдвое меньше, чем у целителей! — я бросила сумку на пол, вызвав, кажется, маленькое землетрясение. Поволокла ее к шкафу за ремень, наплевав, что дорогая вещь трется и пачкается о доски пола.

— На тебе лица нет! Лианор, что случилось?

В ее голосе было столько искреннего беспокойства, что у меня не повернулся язык огрызнуться, дескать, не твое дело.

— Устала. Дисциплинарная отработка в библиотеке. Три часа таскала стопки учебников.

— За что?

— Ни за что, — буркнула я, ожидая выговора — мол, ни за что бы не назначили. Но Оливия только сказала:

— Бывает. Есть хочешь? Я принесла булочек из столовой. И заварила чай.

Я огляделась. Пока меня не было, соседка времени не теряла. В комнате появилась изящная, но на вид удобная конторка, рядом с письменным столом возникла тумбочка, шкаф развернулся, отгораживая кровать и одновременно давая место умывальнику. Как все это поместилось на небольшой половине комнаты, было совершенно непонятно. Мало того, на окнах теперь колыхались от сквозняка вышитые занавески.

Я устыдилась. Пока я била морду и разбиралась с прилетевшим за драку наказанием, нормальные люди приводили в порядок свое — ну и мое заодно — жилище. Пусть даже «приказав» — но Оливия позаботилась о том, чтобы комната перестала быть безликой, а мне это даже в голову не пришло.

Впрочем, у меня никогда не было ни своей комнаты, ни своего дома.

— Если хочешь, давай передвинем что-нибудь на мою сторону, чтобы тебе не было тесно, — предложила я.

— Мне вполне удобно. Но если ты не против, я бы еще поставила ширму, чтобы спрятать за ней умывальник. Когда всего две мыльни на весь этаж, иногда проще создать и нагреть воду, а потом вынести таз.

— Ты права. И мебель все же можно распределить равномерно. — Я обернулась к Оливии, держа в руках стопку учебников. — Переставим все сейчас, пока я не разобрала вещи?

— Нас же предупреждали не швыряться мебелью и не петь песни по ночам, — улыбнулась она. — Завтра. Остаток вечера предлагаю посвятить чему-то мирному и успокаивающему вроде подгонки твоего мундира.

Мирному? Успокаивающему? Да я просто не знаю более раздражающего занятия, чем шитье. Я застонала, ткнувшись лбом в полку шкафа. Мундир, будь он неладен! Надо хотя бы примерить, чтобы оценить масштабы проблемы. Плохо сидящий верх — а на мне он совершенно определенно будет плохо сидеть — я как-нибудь переживу. Но если штаны начнут спадать, вот будет катастрофа.

Или подпоясать их ремнем, предназначенным для библиотеки, и вся недолга?

— Да ну его, — проворчала я, разворачивая и встряхивая мундир.

Этот, кажется, для занятий физподготовкой — не заужен в талии, и рукава вшиты так, чтобы не мешали двигаться.

Колючая шерсть, совсем не такая на ощупь, как на мундире Родерика. При этой мысли щеки совершенно некстати налились жаром. И все же что между ним и Оливией? Впрочем, какая разница, со мной-то у него точно ничего серьезного быть не может, оно и к лучшему, что поцелуй остался несостоявшимся. И думать от нем сейчас вовсе незачем.

— Кажется, это ничем не исправить. — Я снова встряхнула мундир. Даже моих невеликих познаний в швейном деле хватало, чтобы понять — экономили не только на ткани, но и на работе. Стежки разной длины, кривые строчки. — Да и неважно это на самом деле. Мы же не на бал собираемся.

— А если не на бал, можно уродовать себя неподходящими вещами? Одежда должна украшать, а плохо сидящий мундир никого не украсит.

Внутри шевельнулось глухое раздражение. «Должна украшать». Это графиня может пошить себе новое платье, чтобы оно ее украшало, а для меня одежда — способ прикрыть наготу, ну и согреться, когда холодно. Чистая. Целая. А если новая, как эта, — так и вообще замечательно. Главное штаны не потерять.

Ремня к ним, к слову, не полагалось — только широкий кушак, которым мою талию можно было обмотать раз шесть. Впрочем, и он вполне удержит штаны на месте.

Но примерить все же придется. Навскидку штанины были длиннее положенного не меньше чем на ладонь, и подогнуть низ никто не потрудился. Наверное, рассудили, что длинное — не короткое, кому как надо, тот так и сделает. Для того портниха и сидит. А мне придется самой ковыряться с иголкой, даром что после сегодняшнего дня глаза слипаются.

— Пойду освежусь, — сказала я, доставая из шкафа платье, которое носила в приюте — о домашней одежде для студентов никто не позаботился.

Оливия сейчас была не в атласе, в котором я ее впервые увидела, а в платьице в цветочек, которое в сочетании с кудряшками и улыбкой делали ее облик простым и милым. Только я помнила, как она облила холодом Бенедикта, и поддаваться этому очарованию не торопилась. Не то чтобы угловатый не заслужил, но и я не божественная вестница, и кто знает, какой мой недостаток покажется графине непростительным.