Сиротка. Нежная душа
Шрифт:
— А где мои малышки? — вдруг всполошилась она. — Им пора есть! Ах да, с ними же Мадлен, там, в спальне…
Она прислушалась. Ни один звук не нарушал тишины. Даже в кухне ни разу не звякнула крышка кастрюли.
«Кое-кто перебрал карибу и джина», — подумала Эрмин с иронией.
Ее груди были полны молока, но она не осмеливалась подняться к себе, оставив сына одного на диване. Если мальчик проснется и отправится исследовать комнату, он может обжечься о горячую печку или получить удар током из розетки. Заботливая мать, она ни на минуту не забывала, какие опасности грозят в доме непоседливому малышу пятнадцати
Молодая женщина подумала, что Мирей позволила себе отдохнуть немного перед ужином, поэтому решила побыть в гостиной, чтобы никого не беспокоить.
«В такой холод не самая лучшая мысль — кататься по поселку на санях, — подумала она. — Со вчерашнего дня мы с Тошаном почти не были вместе…»
Мысли ее переключились на свекровь. «Тале неуютно у нас, это очевидно. И все же это очень любезно с ее стороны — приехать посмотреть на Мари и Лоранс. Нютта и Нади! Думаю, никто не будет называть малышек их индейскими именами, папе это не понравится. Он тоже выглядел смущенным, даже расстроенным!»
Она каждую минуту надеялась услышать лай собак, но даже не думала о том, чтобы выйти из дома к сараю. Несмотря на двойные шторы и на то, что в доме было жарко натоплено, Эрмин мерзла.
— Канти! Канти! — позвали ее ласково со второго этажа. — Иди сюда!
Это была Мадлен. Кормилица перестала говорить ей «вы», ведь через Тошана их связывали родственные узы. Эрмин решилась оставить спящего сына в гостиной. Молодая индианка тотчас же взяла ее за руку.
— Твои дочки проголодались, но я с ними поговорила и они не стали плакать. Которую из них мне кормить?
— Мы можем меняться каждый раз?
— Ты права, так они обе будут ощущать твой запах. Ты хорошая мать, Канти!
— Прошу тебя, Мадлен, не называй меня так! Здесь, среди родных, я Эрмин. Имя Канти мне очень нравится, но я не хочу создавать проблем.
— Жаль, имя «Та, которая поет» очень тебе подходит. Когда я слушала тебя, моя печаль исчезла и мне захотелось поскорее уйти к сестрам насовсем. Твой голос приближает меня к Богу!
Эрмин была тронута ее похвалой.
— Спасибо, Мадлен, очень мило с твоей стороны! Я сейчас вернусь, мой сын спит в гостиной.
Она спустилась по лестнице, но ее ожидал приятный сюрприз: возле крепко спящего Мукки сидела Шарлотта.
— Дорогая, оставляю его на твое попечение, — ласково сказала молодая женщина.
— Хорошо! — весело отозвалась девочка.
И снова Эрмин удивилась: Тошану и Тале давно пора было вернуться. Она опять поднялась к себе в спальню, наступив по пути на листок бумаги — записку мужа. Эрмин посмотрела на своих маленьких дочек. Они лежали посреди кровати и смотрели на нее широко открытыми глазами красивого серо-голубого цвета.
— Какие они тихие! — воскликнула она.
В присутствии молодой кормилицы она не особенно заботилась о приличиях: минута, и обе девочки уже сосали молоко. Мадлен прослезилась.
— Я скучаю по своей дочке, — призналась она. — Надеюсь, она не плачет, ей весело…
— Ты знаешь, что сестры конгрегации Нотр-Дам-дю-Бон-Консей воспитали меня? — спросила Эрмин. — Эти святые женщины заботятся о самых маленьких, они любят своих подопечных и хлопочут об их благополучии. Но я тебя понимаю! Я никогда не смогла бы расстаться с Мукки. И с девочками. Мне не хочется, чтобы эта жертва
стоила тебе здоровья. Ты еще можешь изменить решение. Если не хочешь оставаться здесь, скажи прямо!— Я поручила своего ребенка Господу нашему Иисусу и пресвятой Деве Марии, — ответила молодая индианка. — Я увижусь с ней этим летом. Мое материнское сердце страдает, но в душе моей мир.
Эрмин не решилась ничего добавить. Прошло несколько минут, и дом снова стал оживать. Она услышала, как родители прошли по коридору и спустились на первый этаж, как Мукки радостно вскрикнул. В кухне слышался веселый перезвон. Молодая женщина тоже хотела бы обрадоваться, но для этого ей не хватало еще одного звука, который мог донестись со стороны сарая для собак или от крыльца.
— Странно, что прогулка Тошана и Талы так затянулась, — сказала она Мадлен. — Ветер становится все сильнее. Они совсем замерзнут!
— Наш народ живет на этих землях столетиями, — возразила кормилица. — Мы не боимся ни холода, ни метели. Они скоро вернутся.
Закончив кормить малышек, они поменяли им пеленки. В комнату заглянула Шарлотта. Она тоже прошла по клочку бумаги, не заметив его.
— Лора просила передать вам, что ужин подадут в столовой. Мирей приготовила гороховый суп с шалфеем, но без петрушки, потому что от нее иссякает молоко. И жаркое из свинины. Если меню вам не подходит, мне нужно сказать об этом в кухне.
Мадлен не сдержала лукавой усмешки. Жизнь с белыми, да еще в красивом доме, стала для нее настоящим приключением. Несколько минут назад она внимательно осмотрела туалетную комнату и повертела краны, завороженная сложностью всех этих приспособлений.
— Думаю, нас все устроит, — сказала Эрмин. — Шарлотта, возьми Лоранс, а мы пойдем за тобой следом.
И они втроем направились к двери, ведущей в коридор, с удовольствием вдыхая аппетитный запах жареного лука. Мадлен увидела записку Тошана и подняла ее. Она тут же протянула клочок бумаги Эрмин, прочитав на нем ее имя.
— Это было на полу, — пояснила молодая индианка.
— О нет, только не это… Я не хочу в это верить! Тошан везет Талу назад! Это невозможно! Но, раз он написал, так оно и есть!
Сквозь пелену слез она перечитала строки. Непонимание, недоверие, разочарование — все перемешалось у нее в душе и теперь захлестывало ее.
«Эрмин, дорогая, прости, что я тебе соврал. Мать хочет вернуться домой. Отвозя ее, я исполняю сыновний долг. Я не могу сказать тебе почему, но мы поговорим об этом, когда я вернусь, а значит, очень скоро. Я сожалею, что так получилось, и мне неприятно навязывать тебе еще одну разлуку. Извинись за меня перед Лорой и Жослином. Тошан».
— Что случилось, Мимин? — спросила Шарлотта. — Ты бела как полотно!
— Плохая новость? — подхватила молодая индианка.
Эрмин не могла произнести ни слова. Задыхаясь от слез, она мысленно перенеслась туда, где сквозь морозную ночь мчались сани. Напрягая все силы, бежали собаки, и Тошан удалялся от нее, от ее объятий и поцелуев.
«Со дня рождения малышек мы так мало времени провели вместе, — думала она с возмущением. — И он уехал! Бесстыдно соврал мне! Тала не могла потребовать от него такого, это неправда!»