Сиротка. Нежная душа

«Моя дочь жила в этой комнате, — сказал он себе. — Здесь она мучилась от боли, кричала, когда ее юное хрупкое тело трудилось, рождая на свет моего внука».

Ему пришлось сесть, столь тяжкой оказалась реальность, с которой Лора уже столкнулась.

«Моя крошка, моя дорогая девочка! Я упустил много лет твоей драгоценной жизни! Но эти несколько месяцев, которые ты провела с нами, своими родителями, были озарены твоим присутствием».

Закрыв глаза, Жослин черпал из памяти воспоминания об очаровательном младенце с белокурыми кудрями и ярко-голубыми глазами.

«Ты очень рано стала нам улыбаться, думаю, тебе было не больше месяца. О эта ангельская улыбка! Я пообещал себе, что буду заботиться о тебе до конца своих дней. Ты лепетала или пронзительно вскрикивала, и всегда была радостной. Пожалуй, уже в то время у тебя, такой крошки, был громкий голосок. Господи, дай мне время познакомиться с моим ребенком! Сделай так, чтобы я смог обнять ее, услышать от нее слова прощения. Если она успеет рассказать мне о своем детстве, если мы поговорим, как добрые друзья, как отец и дочь, я смогу умереть с миром. Если подумать, Лора меня мало волнует, в отличие от Мари-Эрмин…»

Жослин так глубоко ушел в свои тягостные мысли, что удивился, почувствовав, как по щекам катятся слезы. В тот день, когда на свет должна была появиться его дочь, в Труа-Ривьер, он много часов провел в кухне их с Лорой жилища. Он не услышал ни единого крика, только приглушенный шепот и восклицания. Но это длилось и длилось… Наконец послышался писк новорожденного — звук, который ни с чем невозможно спутать. Роды прошли хорошо.

«Она была такая хорошенькая, наша Мари-Эрмин! Розовая, с белым пушком на голове. Вечером она смотрела на нас, своих отца с матерью, и я сказал Лоре, что у нее очень красивые глазки. Мы оба были очарованы чудом жизни — муж и жена, мы держались за руки и плакали от счастья».

Жослин помотал головой, словно желая освободиться от слишком ярких воспоминаний. Он торопливо снял ботинки и разделся. Потом помылся, стоя в лохани, воспользовавшись кусочком чистой ткани и мылом, лежавшими тут же. Собственная нагота стесняла его. У мужчины появилось странное ощущение, будто он заново открыл для себя свое тело. Невзирая на худобу, оно было крепким и мускулистым. Когда пришло время одеваться, он заметил в изножье кровати чистые вещи.

«Хм, эти дикари заботятся о том, чтобы гость был чистым, — подумал он. И тут же устыдился: — Мне не в чем упрекнуть эту женщину. Хотя нет: если бы не ее ложь, возможно, я бы давно воссоединился с Лорой. Я не мог искать ее, потому что считал умершей».

Снова перед ним предстала навязчивая реальность: их с Лорой разлучило абсурдное недоразумение. Но теперь все было кончено.

«Я обречен на смерть, она вскоре снова выйдет замуж. Так угодно Господу. По крайней мере, тогда она по-настоящему овдовеет. Значит, нужно как можно лучше использовать то время, что мне осталось!»

Тала сидела и смотрела, как он подходит к костру. Лес и заросли кустарника позади хижины утонули в синих сумерках. Высокие оранжевые языки пламени окружали очаг, сложенный из гальки, светящейся аурой.

— Ужин готов? — спросил Жослин, так и не избавившись от чувства неловкости.

Куропатки жарились на стальном вертеле. На угли Тала поставила сосуд с водой и растительным маслом и время от времени ложкой зачерпывала из него жидкость и поливала дичь. От мяса исходил изумительный аромат.

— В горячую золу я закопала несколько картофелин, — сказала она. — Сегодня вечером у нас будет хорошая еда. Благодаря вам, Жослин.

— А когда с вами нет мужчины, который ходит на охоту, как быть? — спросил он. — Готов спорить, вы сами прекрасно управляетесь с ружьем. Собака тоже отлично знает свои обязанности, она принесла добычу, даже не попытавшись ее съесть.

— Этого пса обучил Тошан. Мой сын всегда получает от животных, что хочет.

«И от девушек тоже! — подумалось Жослину. — Хотел бы я знать, как ему удалось жениться на Мари-Эрмин!»

Тала лукаво посмотрела на него и указала на ящик, заменявший стул.

— Садитесь. Нам еще о многом надо поговорить.

— И о чем же это?

— Вы перестанете наконец ворчать и лаять, как побитый пес? — возмутилась она. — Что вам так не по нраву? Противно делить еду с индианкой? Постарайтесь не думать об этом. Сегодня тепло, и небо ночью будет красивым. Молодая луна, много звезд… Вы все еще сердитесь?

— Нет! Вот только я отвык от женской болтовни. Что вы хотите рассказать?

— Я ненавидела вашу супругу, — призналась Тала. — Хотя, пожалуй, это слишком сильно сказано, потому что она внушала мне жалость. Правда в том, что я ревновала. Я призналась в этом Эрмин. Но наша певчая птичка только засмеялась.

У Жослина сжались кулаки. Ему было неприятно слышать, как ласково Тала говорит о его дочери. Сам он все эти годы был лишен возможности жить рядом со своим ребенком изо дня в день…

— Я ревновала, — повторила хозяйка дома с улыбкой на устах. — Лора была такой белокожей, такой нежной и стройной! На ней было красивое ожерелье и два кольца — обручальное и еще одно, очень красивое. В тот зимний вечер, когда Анри приютил вас, я бесновалась оттого, что под крышей нашего дома оказалась такая красивая молодая женщина. Но она плакала, у нее был жар. Я ухаживала за ней.

— У вас есть вино? — спросил он. — Если вы и дальше будете вспоминать прошлое, мне потребуется вино или виски.

— Я сама готовлю пиво. Бочонок вы найдете в кладовой, за дровяным сараем.

Но он не шевельнулся — не нашел в себе сил оторваться от огня и от Талы. Тогда она протянула ему бутылку со спиртным, которую до этого прятала в складках юбки.

— Держите, но не пейте слишком много, — посоветовала она. — Я боюсь мужчин, которые слишком много пьют.

— А что случилось потом? — спросил Жослин так, словно не слышал ее последних слов. — Когда Анри привез Лору к вам?

— Она сильно переменилась. Это был совсем другой человек, и она смотрела на нас глазами испуганного ребенка. Успокоившись, она радовалась всему: чашке кофе, лепешке. Ее присутствие меня раздражало, я ревновала все сильнее, потому что Анри много времени проводил в заботах о ней. С приходом лета он решил отвезти ее в больницу, в Монреаль. Как я боялась этой долгой поездки, в которую они отправлялись вдвоем! К тому времени Лора поправилась и посвежела. Накануне их отъезда я умоляла мужа не бросать меня ради нее. Он посмеялся надо мной и назвал меня дурой. С собой Анри взял ту записку, в которой вы даете ему право распоряжаться вашими деньгами в банке. Я представляла худшее: мой муж останется жить с Лорой, он бросит нас с Тошаном. Но этого не случилось. Он вернулся. И объявил, что наш сын поедет учиться читать и писать в католический пансион в Вовер. Мой единственный ребенок уезжал, чтобы провести многие месяцы вдали от дома! Я выплакала все глаза.

— Ваш муж поступил правильно. Образование — важная вещь, — заметил Жослин. — И религиозное воспитание — тоже.

Он смягчился. Тала начала резать мясо, потом выкатила из золы потрескавшиеся коричневые картофелины. От запаха пищи у мужчины потекли слюнки. Из леса донеслось тявканье лисицы. Ей ответила уханьем сова.

— Почему бы вам не перебраться в город? — спросил он.

— Мне там было бы скучно, — ответила Тала. — Одиночество меня не пугает, и лесных зверей я тоже не боюсь. Ко мне часто приходят в гости мои сестры, двоюродные и родные, и у меня есть Тошан.