Сироты квартала Бельвилль
Шрифт:
Бледная женщина за рулем, видимо, удовлетворила свое любопытство и теперь молча, внимательно следила за дорогой. Дождь перестал, но было очень мокро и скользко, приходилось быть осторожной. В машине стало тепло, даже жарко, и водитель остановилась на минуту у обочины, чтобы снять с себя короткую замшевую курточку. Когда она снова уселась за руль, Клоди увидела на ее затылке страшный сине-багровый шрам, уходящий глубоко вниз, под воротник блузы. «Ох, что же это с ней такое случилось, и как ей, наверное, было больно, когда это случилось!» — с состраданием подумала девочка.
Она спросила осторожно:
— Простите, мадам, вы не смотрели сегодня утром передачу по телевизору?
Женщина покачала темной, остриженной под мальчика головкой:
— Нет, дружок, не смотрела. Сегодня утром я выезжала из Сен-Мало. Очень торопилась, потому что проспала. Вчера у меня был трудный вечер — выступление в концерте. Видишь ли, я пою.
Клоди теперь во все глаза смотрела на хозяйку машины. Она — певица?!
Впервые в жизни девочка видела так близко настоящую, выступающую перед публикой певицу. Наверное, у нее тоже куча «фанов» — поклонников-фанатиков, которые орут в концертах, ловят ее при выходе, готовы за нее лезть в огонь и в воду.
— А как ваше имя? — решилась она спросить.
— Меня зовут Жаклин Мерак, — сказала, не оборачиваясь, певица. — Слышала, может быть, мои пластинки? Или меня?
— Слышала пластинки, — храбро солгала Клоди. Ей казалось неприличным ответить, что ничего-то она не слышала. Но что-то смутно забрезжило в ее памяти. Кажется, она действительно слышала это имя — Жаклин Мерак. Но когда, где, в какой связи? Этого девочка не могла припомнить. — Вы и в Париже выступаете, мадам? — робко спросила она.
Жаклин Мерак кивнула, и шрам на ее затылке натянулся и как будто пополз вверх под волосы.
— Как бы я хотела вас услышать не на пластинке, а в жизни! — вздохнула Клоди.
— Ну, это совсем просто, — тотчас отозвалась певица. — Ты где живешь?
— В Бельвилле, — брякнула Клоди и тут же прикусила язык.
Но было уже поздно.
— В Бельвилле? — повторила Мерак. — О, это знакомый район. Там у меня куча друзей.
Мысленно Клоди проклинала себя и свой неуемный язык: так попасться! Так глупо попасться!
— У вас в Бельвилле почти все люди какие-то особенные, — продолжала певица, зорко вглядываясь в блестящую, точно от пота, ленту шоссе. — Есть у меня там приятель-журналист, участник Сопротивления, старый чудак, некий Андре Клеман. Его там прозвали Старым Старожилом…
Клоди точно обдали кипятком: мсье Клеман! Жаклин Мерак знает самого Андре Клемана! Но тсс… Осторожность, осторожность! Теперь Клоди не даст себя так поймать!
— Не слыхала, — промолвила девочка самым равнодушным тоном. — В Бельвилле живет столько всякого народа…
— Ну понятно, где ж тебе слышать, — подхватила певица. — Да он и не слишком общителен. Правда, часто он ввязывается в дела, которые его как будто вовсе не касаются, старается делать людям добро…
Клоди слушала во все уши.
— И еще есть у меня там молодой друг, почти не старше тебя, —
снова заговорила Жаклин. — Я его зову «мой опекун». Конечно, это шутка, но он мне, правда, очень во многом помогает. И, представь себе, молодежь в Бельвилле почему-то прозвала этого мальчика, доброго, великодушного, готового со всеми поделиться последним, Вожаком!..— Как? Вы знаете и Рири! — вне себя закричала девочка. — Знаете Рири Жюльена?! Но ведь это его я хочу отыскать! Он мне нужен! Он мне так нужен сейчас! Я вам все расскажу! Раз вы знаете Рири, я все расскажу, я вас больше не боюсь!
И, торопясь, заикаясь, путаясь в словах и подробностях, Клоди принялась рассказывать Жаклин Мерак всю длинную историю похищения маленькой Бабетт, историю, так тесно сплетенную сейчас с ее собственной жизнью.
Дорога уже приближалась к Парижу. Бежали по сторонам огромные указатели направлений, над шоссе повисали ажурные пешеходные мостики, мелькали разноцветные броские рекламы папирос, коньяка, зубной пасты. Певица слушала Клоди молча, не задавая вопросов.
— Да, трудное у тебя положение, дружок, — сказала она, когда девочка кончила рассказывать и удрученно замолкла. — Ты же понимаешь, тебя могут обвинить в пособничестве преступлению. В том, что ты помогала этим двум бандитам похитить малютку.
— Что? Как вы сказали? — Клоди была потрясена. — Я преступница?! Но это же неправда! Я ничего не знала!
— Все это еще придется доказать, — сказала Жаклин Мерак. — Полиция, видишь ли, словам не верит. Наверное, ажаны теперь ищут не только Ги и Жюля, но и тебя.
— Меня? — ужаснулась Клоди. — Но за что же меня? И потом, никто не знает, что я была с ними, никто меня с ними не видел…
И едва она произнесла это, перед ее мысленным взором вдруг появилось темное, полное дружелюбия и доброты лицо Юсуфа. Юсуф! Вот кто видел ее в парке Бют-Шомон, вот кто может навести на ее след полицию! И не со зла, не умышленно, а просто скажет Саиду и другим, что видел Клоди в компании Ги и Жюля в парке и что тогда с ними была малютка с золотистой челкой. Дрожь пробежала по спине девочки.
— Боже мой, что же мне делать? — пробормотала она в отчаянии. — Я погибла! Я… Со мной кончено!
— Без паники, — коротко скомандовала Жаклин. — Постараюсь тебе помочь. Сейчас мы заедем к Андре Клеману. Он человек опытный и умный, что-нибудь придумает. А если не застанем его дома, позвоним Рири. Этот, наверное, тоже поможет нам разобраться.
Клоди с благодарностью отметила про себя это «нам».
— Да, да, позвоним Рири, — откликнулась она.
Девочка была как во сне, почти не понимала ни что с ней, ни что она говорит. Никогда еще не приходилось ей так бояться. Это было чувство унизительное, безобразное, но она никак не могла его в себе перебороть.
— Надо сделать так, чтобы нас никто не увидал, — слабым голосом произнесла она. — Боже мой, я — преступница!
Между тем шум парижских улиц разбудил сначала Казака, а за ним Бабетт. Оба завозились на сиденье, подняли головы, открыли сонные глаза.
— Приехали? — пропищала Бабетт. — А где мама? Где папа?