Система-84

Бергстрем опять ничего не понял. Ладно, услышит допрос.

На пятый день после обеда сотрудники «Дагенс ню-хетер» собрались в помещении центральной редакции.

Представители руководства выступили с речами, прозвучавшими почти так же, как выступление Пера Ульсона на пресс-конференции.

Были провозглашены тосты за Улле Люка, за Свен-Эрика Свенсона и за «Дагенс нюхетер».

Улле Люк пил «Поммак» [7] . На вид напиток напоминал пиво или плохое виски местного розлива. Да пусть напоминает что угодно, лишь бы отвязаться от расспросов.

7

Яблочный напиток.

Пер-Оке Магнусон заметил уловку Люка, налившего себе «Поммак». «Чертушка, — подумал он, — уж не собираешься ли ты изменить свою гнилую жизнь?»

Страшно хотелось пива. Но Улле обещал себе... Впрочем, обещания, данные самому себе, он не воспринимал всерьез, но на этот раз дал обещание и Марии. Обещание, что ни одна капля спиртного — ни слабого, ни крепкого — не попадет на его фальшивый язык, пока не завершится дело, пока игра не будет сыграна.

Поэтому Люк пил «Поммак».

Зато курил он вдвое больше. Он не спал всю ночь в ожидании первых откликов на отставку министра юстиции, а рано утром приготовил чай для Марии Гранстрем, которая провела у него четыре ночи из пяти, и выслушал первый выпуск новостей, где говорилось о журналистском подвиге, великолепной журналистской работе и так далее.

Люк чувствовал себя отнюдь не великолепно, к тому же чертовски хотелось пива.

— Послушай, чертушка, — обратился к нему Пер-Оке. — Поезжай-ка домой, по крайней мере, не надо будет глотать «Поммак».

Люк с удивлением йосмотрел на секретаря редакции — значит, он все видел и все понял!

— Я еду к Турену. Сегодня последний допрос Эриксона, который мне не хотелось бы пропустить. Зато потом с удовольствием возьму отгул. Если что произойдет, позвоню. — Он поставил пластмассовый стаканчик на стол, взял куртку со спинки стула и помахал рукой Магнусопу.

«Хороший человек Пер, — подумал Люк, — а в этом проклятом обезьяннике ему несладко». С этими мыслями он вышел из редакции.

Каждый раз, когда Турену предстояло вести допрос, у комиссара появлялось одно и то же чувство: этот раз будет последним, пусть допросами занимаются другие. Он ненавидел, когда допрашиваемый «раскалывался», потому что это доказывало лишь одно — ему, Свену Турену, удалось сломить его.

А этот допрос чрезвычайно важен. Придется, вероятно, действовать жестко. Турен заранее жалел Стига Эриксона.

Помещения для допросов везде выглядят одинаково — будь то Нью-Йорк, Париж, Лондон или Стокгольм. В комнате стоят два стула — один, неудобный, для того, кого допрашивают, другой, поудобнее, для того, кто допрашивает. Обязательно имеется большое зеркало. Опытные преступники, знающие, что к чему, обычно подходят к зеркалу и кивают или отдают честь. Они знают, что там, за зеркалом, те, кто следит за допросом. Эти люди сидят в так называемой комнате для наблюдателей и видят все, что происходит в помещении для допросов, через зеркало, которое им представляется обычным стеклом. Звук поступает через динамики.

Все, что говорится в комнате для допросов, записывается на магнитофонную ленту. Магнитофон зачастую находится в комнате для наблюдателей.

Улле Люк и Леонард Бергстрем сидели в комнате для наблюдателей. Через стекло они видели усталого с виду Турена и подтянутого Стига Эриксона.

— Сколько осталось пленки? — спросил Бергстрем техника, обслуживавшего магнитофон.

— Минут на двадцать. Крепкий орешек этот Эриксон.

— Турену следует поторопиться, — сказал Бергстрем и, заметив недоуменный взгляд Люка, пояснил: — Как правило, на допрос, который ведет Турен, хватает одной катушки. Он ненавидит все связанное с допросами.

Пока допрос не дал никаких результатов. Стиг Эриксон ответил более или менее вразумительно на три вопроса: как его зовут, правилен ли его личный номер и где он живет.

Все остальное он отрицал.

Свен Турен показал ему списки, составленные ЭВМ и найденные в его квартире. Эриксон изобразил удивление. Турен показал ему картину, изображающую что-то похожее на красные травинки. Эриксон спросил, запрещено ли продавать картины, изображающие нечто, похожее на красные травинки. Но разве эти картины не были проданы бывшим наркоманам? Эриксон ответил, что не имел привычки спрашивать своих покупателей, являются ли они бывшими наркоманами. Не был ли он связан с Эриком Хальстремом? Эриксон не мог припомнить никакого Эрика Хальстрема и в свою очередь поинтересовался, запрещается ли быть знакомым с человеком, носящим такое имя.

— Так как же, — сказал Турен, — вы не узнаете эти списки?

— Нет.

— Но они найдены в вашей квартире.

— Я уже сказал, что не понимаю, как они туда попали.

— И вам они не знакомы?

— Незнакомы.

— Но их же нашли у вас дома.

— Я ничего не знаю про списки, которые вы мне показываете. Не имею ни малейшего представления, что это такое.

— Это данные на бывших наркоманов, взятые из Системы-84, — устало сказал Турен.

— Системы-84?

Турен отложил списки в сторону.

— За два дня до того, как Эрика Хальстрема обнаружили в мусорном баке, вас видели во дворе дома на Клип-гатан. Что вы там делали?

— Я не знаю, о чем вы говорите.

Свен Турен пожал плечами и пажал кнопку на пульте.

Открылась дверь, и в комнату вошла Агда Андерсон. Она с любопытством огляделась, стараясь запечатлеть и памяти все детали.

— Это он? — спросил Турен.

— Да, — ответила Агда Андерсон.

— Госпожа Андерсон совершенно уверена?

— На нем был такой элегантный костюм. Я еще подумала: и чего это понадобилось такому элегантному господину в нашем дворе?.. А потом мне показалось, что я его где-то видела раньше. Поразмыслив несколько дней, я пришла к выводу, что он очень похож на сына Эриксонов. Эриксоны переехали...

— Спасибо, госпожа Андерсон, — прерван ее Турен.

Агда Андерсон неохотно покинула комнату. С каким бы удовольствием она послушала, что будет дальше. Тем не менее от доброжелательного кивка Турена она испытала чувство гордости за свой вклад в важное дело.

— Не хотите что-нибудь сказать? — спросил Турен.

— Разрешите закурить? — Эриксон с трудом удерживал руки на одном месте.

— Не разрешаю! — сказал Турен. — Что вы делали в этом дворе? Конечно, вы просто проводили разведку на местности. Но почему именно в этом дворе?

Стиг Эриксон не ответил. Он отодвинул от себя пепельницу.

В комнате для наблюдателей Люк и Бергстрем напряженно ожидали.

— Ответ я получил с помощью Системы-84. Как ни смешно, именно с помощью Системы. До одиннадцати лет вы жили в доме, стоявшем в этом дворе. Вы, можно сказать, выросли в этом дворе.

— Это ровным счетом ничего не доказывает, — воскликнул Стиг Эриксон, впервые за все время обнаружив, насколько ему неприятен допрос.

— Да, кроме этого, — Турен вновь протянул ему списки.