Скалолазка и мировое древо

Страшно хотелось есть. Перед глазами стоял вчерашний стол в деревне жевунов, и это видение отдавалось свербящей резью в желудке, словно какие-то карлики изнутри дырявили его электродрелями.

Максимка первым спустился к речке. Он изможденно опустился на камни и, погрузив лицо в воду, пролежал так не меньше минуты. Пока он приходил в себя, я скрылась за кустами, где сняла сари с намерением выстирать его. Потерла песком, прополоскала в воде — гарь и копоть смылись. Разложенное на кустах, оно высохло на солнечном пекле за десять минут.

Максимка появился неожиданно, когда я только начала заворачиваться.

Я рассерженно прикрикнула на него:

— Ты что подглядываешь? А ну марш отсюда!

Он смущенно юркнул за кусты и пробурчал оттуда:

— Я не подглядываю. Не заматывайся плотно. Пойдём покажу чего.

Когда я вышла к нему, он сидел на камне и мял в руках большой комок сине-фиолетовой грязи.

— Садись. — Он указал на валун напротив себя.

Я последовала указанию. Он положил мою правую ногу себе на колени и стал обмазывать грязью. При первом касании я ойкнула. Но затем ощутила, что боль от ожогов стала проходить. Она словно перетекала в липкую массу, которой мальчишка обмазывал мои ноги.

Вскоре передо мной лежали два затвердевших столбика. При виде их сразу вспомнилось, как я валялась на вытяжке в хирургическом после глупейшего срыва в Карпатах. Моя левая нога также была закована в гипс по самое колено. В тот раз надо мной колдовали люди в белых халатах, сейчас почти тем же занимается одиннадцатилетний пацан. Я стала фантазировать, как смываю грязь и вместо обожженных (а еще побитых и пару раз ломаных конечностей) получаю новенькие сверкающие ножки, в которых хоть на подиум! Эта мечта была такой сладкой, что даже голод поутих.

Грязь на солнышке быстро высохла и потрескалась. Боль в ногах прошла.

— Спасибо, — поблагодарила я, смывая грязь.

— Лучше стало?

— Намного.

Максимка сидел на большом валуне и раскладывал на нем содержимое карманов. Рыболовный крючок и леска (очевидно, та, которой он зашивал себе ногу), половинка яблока, перочинный ножик, скрученный пустой бурдюк, маленькая складная лопатка, несколько стеклянных осколков и два пестрых камня — наверное, кремень с огнивом.

— Это все, что осталось от хрусталя, — сказал он, горестно оглядывая осколки.

— Да ничего не случится с твоим хрусталем! Вернешься в свою берлогу, когда пожар закончится, и заберешь его. Тебе в этом смысле легче. Ничего не потерял. А вот я осталась без своей привычной одежды. Мне бы хоть джинсы какие вместо этого сари. Знаешь, как неудобно в нем путешествовать!

— А разве женщины ходят в джинсах? — спросил он.

— Ходят.

— Почему?

Почему. Как ему ответить? Это модно и удобно... Хотя нет. Современная женщина влезла в джинсы, чтобы завоевать территории, на которых издавна господствуют мужчины: добыча денег, карьера, политика... А может, и нет. Сказать по правде, я и сама толком не знаю, зачем хожу в джинсах.

— А муж у тебя есть? — спросил Максим, не дождавшись ответа на предыдущий вопрос.

Пришлось снова задуматься.

— Трудно сказать.

— Как это? Муж либо есть, либо нет!

— Либо он был. Слушай, на пустой желудок ты задаешь слишком много вопросов. Где бы еды раздобыть? У меня была огромная сумка с продуктами, но её отобрал один бандит с большой дороги.

— Подумаешь, еда!— воскликнул Максимка поспешно. — Велика проблема! Я сейчас рыбы наловлю.

И действительно. Он закинул в речку леску, и вскоре на прибрежных камнях выгибались пять речных форелей — две крупные и три помельче.

Сперва мальчишка развел костер. Затем несколькими привычными, почти профессиональными движениями выпотрошил рыбу, обмазал ее глиной и положил в огонь. Приготовился фа-антастический деликатес! Рыбья кожа отвалилась вместе с кусками расколотой глины, обнажив сочное белое мясо, которое источало одуряющий аромат. Карлики с электродрелями в моем желудке заработали с удвоенной силой, пока я не проглотила первые куски.

Я сожрала три рыбины и облизала пальцы.

— В тебе погибает шеф-повар дорогого ресторана.

— Кто?

— Кулинар. Стряпуха.

— Да нет, — отмахнулся Максимка, пережевывая рыбью кожицу, — мне нравится путешествовать. Смотреть разные города, страны!

— И много ты путешествовал?

— Не-а. — Он заметно погрустнел. — Только по этой долине и путешествовал. А ты путешествовала?

— Я? О да.

— И много видела?

— Весь белый свет.

Он горестно вздохнул.

— Я бы тоже хотел... А что ты здесь ищешь?

— В идеале я хотела бы выбраться из долины. Но похоже, это невозможно.

Максимка авторитетно кивнул.

— А в мертвый лес зачем пошла?

— Искала в лесу изображение мандаты. Эта мандала очень нужна местному Шиве, человеку, у которого есть вертолет. Я надеялась найти ее первой, чтобы обменять ее на возможность выбраться из долины. Но Шива получил мандалу без меня, а дерево с ее изображением сжег. Что теперь делать, ума не приложу.

— А-а, — понимающе протянул Максимка, — я видел это дерево.

Я опустилась на колени перед рекой и стала пить из нее, зачерпывая воду ладонями. И в спину мне раздалось:

— Только мандала на том дереве неправильная.

Я заторможенно повернулась к мальчугану.

— То есть как — неправильная?

— На ней нет центра.

— Какого центра?

— Треугольника.

Я застыла возле реки. Конец сари свалился с плеча на руку, я накинула его обратно.

— Ты уверен?

— Я тысячу раз ходил мимо этого дерева!

На той мандале нет центра?

Бесценное наблюдение. Выходит, мандала не является картой и никуда не указывает. Она не приведет к мировому древу.

Левиафан получил пустышку!

Я вернулась к костру и присела рядом с мальчонкой. Похоже, очень не зря я вытащила черноглазого беспризорника из полыхающего леса.

— А почему ты думаешь, что на ней должен быть треугольник?

— Потому что я видел здесь такую же, только с треугольником.

— Где ты это видел?

Мы долго шли вверх по течению реки. По обе стороны тянулись непроходимые чащобы, в которых кричали мартышки и иногда раздавался зычный рык. Заслышав его, я каждый раз подпрыгивала от испуга. А Максимка не обращал на рык ни малейшего внимания, словно уши забиты ватой. Железный пацан.