Скальпель доктора Менгеле

— Заткнись! Гражданскую панихиду объявим позже. Где Виталий и Вика?

— Их нет в живых! Усек, ментовская морда? Они, читай по губам, по-дох-ди!

— Очень жаль. Я думал сохранить тебя для суда, но как видно придется застрелить при попытке к бегству. Будь любезен, повернись спиной и шагай к крыльцу.

— Что?!

— К крыльцу. Не могу же я всадить тебе пуля в лоб! Расстрел какой-то получится…

— Через несколько секунд тебя разорвут на куски! — заверещал Микошин. — Во дворе полно существ, которых ты даже не можешь себе представить!

Агранов резко отвел руку и ткнул Микошина стволом в лоб.

— Говори, подонок, где Виталий и Вика!

— Они в подвале! С Чадовым! Я помогу тебе добраться до этой гадины, если обещаешь….

— Никаких обещаний, веди!

Прижимая руку к рассеченному лбу Сергей Михайлович поднялся на крыльцо. Прежде чем войти в дом, майор оглянулся и увидел, как из кустов высунулись сразу несколько бледных, как брюхо дохлой рыбы лиц. Иметь дело с теми, кто прятался во дворе, Агранову не хотелось. Пока Микошин возился, открывая проход под лестницей, майор подпер ручку входной двери шваброй.

Шагнув в подвал, он схватил Микошина за воротник.

— Почему нет света?!

— Включатель чуть дальше по проходу…

Что-то в голосе Микошина насторожило Агранова. Однако идти на попятную было поздно. С минуту они двигались по темному тоннелю. Занятый мыслями об ожившем Чадове, майор забыл об обещанном включателе, пока из темноты не послышались чьи-то шаги.

— Где свет, черт тебя побери! — рявкнул Агранов.

Вместо ответа Микошин прыгнул куда-то в сторону.

— Слушай, друг, — сказал майор. — Решай: или мы восстанавливаем прежнюю диспозицию, или я начинаю наугад палить в темноту. Патронов у меня хватит, а какая-нибудь из пуль все-таки разнесет тебе башку.

— Богохульники! — донеслось из темноты. — Уверуйте несчастные в могу-у-щество его!

Голос, нараспев выкрикивающий молитву, как и грузная поступь принадлежали не Микошину. Это было первой догадкой майора. От нового открытия волосы на голове встали дыбом. Агранов хорошо знал этот голос и не удивился, когда различил в темноте лицо Лихонина. На докторе были только трусы и майка. Шею укутывал толстый слой бинта, с проступившими на нем багровыми пятнами. Покачиваясь, выставив вперед круглый живот, Лихонин шел на майора, водя руками, как дирижер.

— Трубит последний ангел. Срываются печати. И зверь, хранитель бездны на берег к нам иде-е-ет!

— Иван Корнеевич! — Агранов попятился. — Что они с вами сделали?!

— Запомни номер зверя! — Лихонин размашистым жестом перекрестился и вперил в Агранова подернутые серебристой пеленой глаза. — Ты?!

— Больше не шагу, буду стрелять!

Его угроза не возымела эффекта. Лихонин продолжал плыть по темноте, как некое фантасмагорическое облако. Майор выстрелил. Короткая вспышка осветила подвал. Агранов успел заметить прижавшегося к стене Микошина, но он сейчас был не в счет. Пуля угодила в плечо кадавра, но Лихонин продолжал идти вперед.

— Сомкните уста, о лживые пророки! Да будут с корнем вырваны ваши, брызжущие скверной, глотки!

Агранов продолжал стрелять, целясь в голову ходячего трупа. Замкнутое пространство заполнили грохот и едкий пороховой дым. Тыкаясь, как слепой котенок, майор добрался до стены и ощупывая ее, сделал несколько шагов в неведомом направлении. Где-то позади послышался шум упавшего тела.

— Хватит играть в прятки, Сергей Михайлович, — устало пробормотал майор. — Как видишь, я вооружен и очень опасен. Один уже получил несколько пуль в голову. Хочешь стать следующим в очереди? Или сюрпризов больше не будет?

— Смотря что, ты называешь сюрпризом, — с отчетливой угрозой в голосе ответил Микошин. — Я собираюсь познакомить тебя с Уксусным Томом.

Агранов, услышав скрип петель, шорох и мягкие, крадущиеся шаги. Судя по ним, существо могло быть крупной кошкой, но майору почему-то не верилось в то, что Микошин выпустил на него просто кошку или боле крупного представителя этого семейства со странной кличкой. Опасения майора оправдались. Уксусный Том не походил, ни кошку, ни на леопардом. Он был именно Уксусным Томом — фантазией дьявола, материализовавшейся в мрачном подвале. Бледное тельце маленького мальчика не имело головы, но тем не менее шло, протягивая к Агранову худые руки.

Явной угрозы Уксусный Том не представлял и Агранов нажал на курок то ли из сострадания, то ли просто затем, чтобы оборвать жизнь монстра, оскорбляющего Создателя уже одним фактом своего существования.

18

— Признаться, я доволен, бормотал Чадов. — Ведь по сути это уже не хирургическая, а социальная акция. Вымышленный доктор в романе Уэллса создал свой заказник на острове, а организую свой в городе. Коммунизм, ведь согласно фантазиям Ленина может победить в отдельно взятой стране. Так, кажется Ильич развил учение Маркса? Почему тогда мне не развить учение вождя мирового пролетариата и не построить новое общество в отдельно взятом городе? Впрочем, я заболтался, а образцы продолжают прибывать. Сложить их, что ли в доме. Думаю, в ближайшее время нашей славной милиции будет не до обысков. А на сегодня прием закончен! Мне надоела штамповка и этими двумя молодыми людьми, я займусь от души.

Образцы, конвейер, штамповка… Он, что на заводе? Сознание возвращалось к Светлову рывками. Виталий отлично помнил обжигающее прикосновении руки Вики, веселую болтовню Семенцова и общий спор у журнального столика, уставленного чашками кофе. Все стало на свои места, после того, как он вспомнил Германа, которого вызвал его друг детства, непримиримый борец с преступностью. Дима, Димочка! У тебя просили помощи и поддержки, а ты оказался предателем…

Ярость оказалась прекрасной подпиткой для обессиленного организма.

— Иуда! — Виталий попытался сесть, но по-прежнему не мог даже пошевелиться.

— Ого! Наш парень очухался. По крайней мере, уже ругается, используя библейскую терминологию.

Светлов открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света множества флуоресцентных ламп. Первым, что он увидел, когда зрение пришло в норму, была Вика. Она лежала на операционном столе, туго спеленатая кожами ремнями и, судя по умиротворенному выражению лица и закрытым глазам, еще не пришла в сознание.

— Как себя чувствуете?

— Да пошел ты!

Виталий не видел того, кто интересовался его самочувствием. Человек находился рядом, но не попадал в поле зрения. Чтобы оценить степень серьезности ситуации, Светлов до упора, насколько по позволял ремень повернул голову и скосил глаза. Угол обзора намного увеличился. Виталий увидел, что находится в просторном помещении, казавшимся очень длинным из-за низкого потолка. Стены и пол были выложены белой кафельной плиткой. Слева в ряд выстроились застекленные шкафы, на полках которых зловеще поблескивали хирургических инструменты самых разных форм и размеров. Это было настоящее царство ампутационных ножей, рамочных пил, пинцетов, зажимов и ранорасширителей. Справа тоже стояли застекленные шкафы. Рассмотрев содержимое нескольких из них, Светлов вздрогнул. Существа, порожденные бредом шизофреника, были ангелочками, по сравнению с чудищами, сотворенными Чадовым. Виталий увидел безногую собаку, передвигавшуюся по своему вольеру на животе, порывистыми толчками. Ее большие и умные глаза выглядели как глубокие озера, наполненные вместо воды липкой смесью боли и страдания. Совсем по-другому выглядела обитательница соседнего вольера — трехглавая змея. От тела очковой кобры, грозно раздувавшей свой капюшон, отпочковывались головы гадюки и гремучей змеи. Это сюрреалистическое трио вело себя очень агрессивно. Головы то одновременно, то порознь атаковали стекло, намереваясь выбраться на волю.